Тьен молчал. Смотрел в пустоту и не проронил ни слова.
Какое ему дело до того, что этот мир рушится, когда по воле здешних жителей его собственный мир рухнул не далее чем вчера? Пусть Итериан целиком провалится в ничто: не останется Холгера и его семейки, никто не явится в дом Софи и не пришлет крылатых теней.
Не будет сладкоголосых ундин, ветреных сильфид, альвов и флеймов. Не будет песен без рифмы и радуг в тысячи цветов. Не будет чудес…
— Что случится, если я откажусь помогать вам? — спросил он.
— Не знаю. Возможно, справимся и без тебя. А ты… Ну, поживешь в городе, с Генрихом. Вернуться домой ты в любом случае пока не сможешь.
— Почему?
— Пустота разрушает границы миров, разрушает границы света. А на смену свету всегда приходит тьма. Войны, болезни, природные катастрофы. Никто не скажет, как это проявится. Пока не ликвидирован последний разрыв над Итерианом, опасно открывать дорогу в другие миры: чем плотнее они закрыты, тем меньше вероятность, что тьма коснется их. Хотя… — она неприязненно поморщилась. — Если тебе настолько противно здесь находиться, думаю, Холгер сделает для тебя исключение. Я говорила ему, что это — пустая затея. Полукровка никогда не станет шеаром.
Последние слова прозвучали неприкрытым оскорблением. Но Валету, росшему на городских задворках, было не привыкать. Плевать ему на то, что думает о нем высокомерная альва и, тем более, Холгер.
Он сказал бы ей это в лицо, но отвлекла очередная огненная вспышка за спиной женщины. В этот раз длинная струя пламени будто сожгла часть пустоты, и в оставленном ею следе высветилось чистое голубое небо. А затем Тьен увидел источник пламенных разрядов, и это уж точно была не виверна. Величественный черный дракон парил между обрывками неба и земли, огненным дыханием и взмахами крыльев изгоняя губительную тьму.
— Драконы латают разрывы?
— Шеары латают разрывы, — поправила Лили. — Только они могут коснуться всепоглощающего ничто и не раствориться в нем… какое-то время.
После Тьен узнает, что закрытие разрыва требует силы всех четырех стихий, и потому никто кроме шеаров не способен справиться с пустотой. А еще он узнает, что если силы на исходе, а разрыв разрастается вопреки всему, шеару достаточно предложить пустоте вместо кусочка мира себя, и она, насытившись, уйдет…
Но это будет потом.
А в тот момент он, не в силах отвести взгляд, следил за движениями дракона.
Видел, как могучие крылья поднимают воздух.
Как из пасти вырывается огонь.
Как вслед за его полетом тянется к небу и тянет небо к себе земля.
И вода тяжелыми каплями пота и слез падает вниз, прошивая распоротое пространство, мелкими стежками…
— Холгер — дракон?
— Это его боевая ипостась, — ответила альва. — Шеар
— Я драконом не буду, — насупившись, объявил юноша. Он ничем не желал походить на первого шеара Итериана.
— И кем же ты будешь? — заинтересовалась Лили.
— Придумаю.
— Точно придумаешь?
— Да, — обрубил он последние сомнения, не ее — свои. — Передай ему, что я останусь, пока это не закончится. Он же за этим тебя послал, Эллилиатарренсаи?
Женщина удивленно приподняла бровь.
— Я в тебе ошиблась, малыш. — Выдержала паузу и усмехнулась: — Ты все-таки выговорил мое имя с первого раза.
Вечером, когда соберется небольшой отряд добровольцев или, скорее, смертников, готовых сопровождать неопытного шеара-полукровку к недавно открывшемуся разрыву, на который не было времени и сил ни у Холгера, ни у Эйнара, когда перезнакомятся, обсудят планы и разойдутся до рассвета, Тьен запрется в своей комнате и достанет из-под матраса завернутую в платок фотографию.
— Я тут задержусь немного, хорошо? Не ради них, ради вас. Не хочу, чтобы хотя бы маленькая частичка этого пришла в наш мир.
Кровь четырех стихий и чужая заемная сила не позволили бы избежать предназначения. Но тогда он еще не понимал этого и верил, что сам принял решение остаться.
Ненадолго.
Неделя, месяц, полгода…
Неизвестно, чем занималась в отсутствие шеара его свита, гуляли ли дивные по городу и ходили ли в кинотеатр, но вернувшись в гостиницу, Этьен застал всех четверых в своем номере. Как и во время военных походов, товарищи держались вместе. Такая сплоченность радовала, но бивак можно было устроить в комнате одного из них.
От строгого выговора удержало присутствие здесь же Лэйда.
— Как прошел день? — спросил Тьен вместо того, чтобы разогнать всех и завалиться на кровать, уже оккупированную Фером и Эсеей.
— Неплохо, — ответил за всех Генрих. — А у тебя?
— Тоже… ничего так…
Археолог подошел к сыну и поморщился, почувствовав запах алкоголя.
— Этьен, — прошептал он, оглядываясь на итерианцев, будто всерьез верил, что они ничего не услышат. — Ты что, пьян?
— Если бы, — шеар раздраженно тряхнул головой.
— Но он старался, — подлетев к командиру, Эсея втянула носом воздух в дюйме от его лица и скривилась. — Сколько ты выпил?
— Много.
— Но зачем? — недоумевал Генрих.
— Хотел почувствовать себя человеком.
А добился лишь того, что внутри все горело, по лицу катился пот, и влажная рубашка прилипла к телу. Воздействие спиртного было кратковременным: все, что не сжигал огонь, вымывалось водой.
Тьен вынул из кармана платок, чтобы утереть лоб, и не заметил, как на пол упал многократно сложенный листок. Зато шустрая сильфида тут же заинтересовалась, подхватила бумажку и взмыла с ней к потолку.
— Ли-Рей, Кларисса Санье, — зачитала она вслух. — Кто такая Кларисса Санье?
— Никто, — хмуро ответил шеар. — Это роза. Очень красивая, с большими ярко-красными бутонами.
— Надо же, — проговорил задумчиво Лэйд. — В Ли-Рей теперь разводят розы? В мое время там селились комедианты и шлюхи…
— Она не шлюха! — От злости не понимая, что делает, Этьен вспышкой метнулся к отцу и схватил того за грудки, приподняв над полом. — Не шлюха. Ясно?
— Да-да, — Лили, до поры тихонько сидевшая на стуле у окна, тут же оказалась рядом и мягко оторвала его руки от пиджака Генриха. — Мы уже поняли: она — роза.
Альва обвела взглядом всех находившихся в комнате и красноречиво указала глазами на дверь.
— Думаю, тебе нужно побыть одному.
Тьен понимал, что должен извиниться перед отцом, но не мог сейчас этого сделать. В ответ на предложение Лили кивнул и отвернулся, чтобы не видеть, как те, кого он теперь считал семьей, один за другим покидают комнату.
Набрал полную ванну и, забравшись под воду с головой, пробыл там несколько минут, в течение которых ничто не отвлекало от размышлений. Вынырнув, уже принял решение.
Высушился, причесался. Достал из шкафа отутюженную рубашку и новый костюм.
Она ведь светилась — он видел, но не понял. Зациклился на внешнем, наносном. На том, что говорили ему глаза и уши. А она светилась, совсем как раньше, и значит, все остальное неважно.
Когда-то Софи спасла его, не только от смерти, но и от жизни, которую он вел до встречи с ней. Неужели он не отплатит ей тем же?
— Он ушел, — сообщила товарищам сильфида, материализовавшись в комнате Фернана, куда итерианцы перебрались из номера шеара. И хихикнула: — Видимо, за розами.
Но весело не было.
— Девять лет огромный срок для людей, — вздохнула Лили. — Я говорила ему, что так получится.
— И как всегда оказалась права, — буркнул со своего места флейм.
— Поверишь, если скажу, что меня это не радует? — огрызнулась альва.
— Нужно что-то делать, — оборвала не начавшуюся перепалку Эсея. — Выяснить, что его беспокоит. Я могу проследить, куда он направился.
— Он приказал так не делать, — напомнил Кеони.
— А я опять обещала слушаться? — усмехнулась сильфида.
— Если попадешься, знай: мы будем чтить твою память, — обещал Фер.
Но всерьез девушку никто не отговаривал, и через миг она растворилась в воздухе, чтобы легким ветерком догнать отъехавший от гостиницы автомобиль.