Быстрым шагом он вернулся в спальню и обессиленный опустился на пол рядом с кроватью. Закрыл лицо руками и просидел так минут пять, пока не заставил себя встряхнуться.

— Фер, хочу попросить тебя. Уйди незаметно и раздобудь билеты в цирк… Цирк приехал, я видел афиши. Свозишь детей на представление, потом погуляете немного, там должны быть передвижные аттракционы…

— А когда мы вернемся, Софи снова будет спать? — уточнил флейм с укором. — Этьен, так нельзя.

— Можно. Нужно. Когда они узнают, рядом должен быть кто-то сильный, кто-то, кто сумеет поддержать и найти нужные слова, а я пока на эту роль не гожусь. Понимаешь?

— А если, — начал Фер с опаской, — ты никогда не будешь готов?

— Буду. Я все уже решил. Но с детьми поговорю завтра. Пусть до утра Софи остается для них живой.

Из комнаты он вышел всего раз, когда Клер постучала, чтобы сказать, что приехал дядя Фернан и зовет их в цирк. Все остальное время провел в спальне.

Так же лежал на кровати, прижимая к груди безвольное тело, не окоченевшее лишь благодаря магии стихий. Так же разбирал спутавшиеся волосы…

— Ты всегда будешь со мной. И всегда будешь моей.

Он не думал ни о чем больше.

Незачем.

Все уже решено.

Завтра он поговорит с Люком и Клер. Скажет, что Софи умерла. Придумает другую причину, которую подтвердит любой из местных докторов.

Друзья, которых они не пригласили на свадьбу, придут на похороны.

Будут цветы, целое море цветов, еще больше слез.

Придется выслушивать сочувственные речи, искренние, но ненужные. Смотреть, как опускают в землю гроб…

Прощаться и жить дальше.

Он сделает все, чтобы дети недолго страдали от этой потери.

Нет, не станет забирать их чувства и боль, это то же самое, что отобрать у них Софи, но постарается, чтобы они как можно скорее вернулись к нормальной жизни. И когда это произойдет, когда Клер снова научится улыбаться, а Люк возьмет в руки гитару, он подарит им сказку. Отведет в Итериан.

Это тоже решено.

В конце концов, он — третий шеар Дивного мира и имеет право находиться там. Да и Холгер, наверное, не будет возражать, когда узнает.

Детям перемены, особенно такие, пойдут на пользу. А он… Раз уж вспомнил, что шеар, то, быть может, найдется дело, разобраться с которым под силу лишь обладателю дара четырех, чтобы было чем занять себя на какое-то время…

— Достойные порывы, но по ряду причин правителя вряд ли порадует твое решение. Вернее сказать, вызовет у него массу противоречивых реакций.

Тьен вскочил и сел на кровати, продолжая прижимать к груди тело Софи, а увидев говорившего, до крови закусил губу, не позволяя себе ни радостных от вспыхнувшей в душе надежды, ни возмущенных возгласов.

Огонь неспешно приблизился и, склонив к плечу голову, оглядел шеара и мертвую девушку на его руках.

— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что это — всего лишь труп? Почти прах…

Как Тьен ни старался сдерживаться, не смог оставить без ответа неприкрытую насмешку в словах предвечного:

— Это — все что у меня осталось, потому что ты не посчитал нужным откликнуться на зов.

— На зов? Понимаешь, какая штука, Этьен. Мы крайне редко отзываемся на просьбы людей. Почти никогда. А когда ты звал меня, я слышал именно человека. Слабого, глупого, бессильного перед судьбой. Я не чужд сочувствия, но не испытываю жалости к немощным созданиям, невластным даже над собой. Но потом ты повел себя как шеар. С Генрихом, и позже тоже. И мысли твои — это мысли шеара. А с шеаром, пожалуй, мы могли бы договориться…

— Все, что угодно, — выпалил Тьен, не задумываясь, и тут же испугался, что его поспешность может показаться стихии признаком человечности, в худшем смысле этого слова.

— Сначала брось это, — приказал Огонь, брезгливо ткнув пальцем в мертвое тело.

Бросать Тьен ничего не собирался. Осторожно уложил на кровать и, подумав, накрыл покрывалом.

Медленно поднялся и подошел к Огню.

— Я слушаю.

Предвечный оглядел его с головы до ног:

— Интересный ты экземпляр, Этьен. Все-таки смешение кровей имеет некоторые плюсы. У тебя, в отличие от чистокровных шеаров, отсутствуют ложные ограничители. Ты чаще, чем они, принимая решения, полагаешься на собственный выбор, а, следовательно, реже избегаешь личной ответственности за совершенное. И эмоции ты научился контролировать, а не подавлять. Можно было бы сказать, что ты весьма близок к моему видению того, каким в идеале должен быть шеар… Но тьма, сам понимаешь, лишнее. Совсем лишнее.

— Занимаетесь выведением идеальных шеаров? — съехидничал то ли от волнения, то ли по привычке Тьен.

— Так, время от времени, — ответствовал Огонь легкомысленно. — Но вернемся к твоей проблеме. Хочешь вернуть свою женщину? Почему?

— Она мне нужна.

— Что ж, не буду обманывать, — проговорил предвечный неспешно. — Хоть твоя Софи и человек, вернуть ее будет ненамного проще, чем стихийника или шеара. Понадобится время.

Тьен кивнул, не спеша пока радоваться. Он и не надеялся, что для него сотворят персональное чудо, и он получит свою шеари немедленно. Главное, чтобы Огонь согласился. А он сумеет дождаться…

— Есть еще одно решение, — продолжило воплощение стихии. — Родилось спонтанно, но идея, мне кажется, неплоха. И ждать не придется.

— Что за идея? — поинтересовался шеар осторожно.

Во рту пересохло, руки дрожали… На миг закралась в голову мысль, что он сошел с ума окончательно и бредит, а на самом деле нет здесь никакого Огня и никто не вернет ему его Софи…

— Идея? — переспросил предвечный. — Да вот такая идея…

Он резко взмахнул пылающей дланью перед лицом Тьена, и тот зажмурился. А когда открыл глаза, оказалось, что он стоит на подоконнике распахнутого в ночь окна, в лицо дует холодный ветер с колючими крупинками снега, а внизу — покрытая корочкой тонкого льда река.

В следующее мгновение грянул выстрел…

Боль. Падение. Треск. Обжигающие объятия ледяной воды.

А затем вдруг — тишина и полное отсутствие каких либо ощущений. Блаженство…

…сменившееся вновь острой болью в груди и ноющей, тягучей — в оттаивающих от близкого тепла членах…

Тьен застонал и попытался открыть глаза, но отяжелевшие веки едва-едва разомкнулись. Неяркий свет, какое-то движение…

И опять темнота.

Он лежал на жестком полу, а рядом кто-то суетился, пыхтел, стягивал с него мокрую одежду, ворочал онемевшее от боли и холода тело, перевязывая рану, и от прикосновения маленьких ручек болело еще сильнее… душа…

Шеар, точнее, сейчас еще не шеар, а обессиленный от кровопотери и переохлаждения человек тщетно пытался пошевелиться, поймать эти теплые ладошки, прижать к растрескавшимся губам… Или хотя бы открыть глаза и увидеть ее. Живую…

Но, нет.

Лишь рот приоткрылся в беззвучном стоне: Софи…

«Да-да, малышка Софи, — послышался голос Огня. — Милая добрая девочка, подобравшая на улице подстреленного воришку. Я счел этот момент переломным в ваших судьбах. Понимаешь, раньше нельзя, потому что если что-то пойдет иначе и ты не получишь свою пулю, пропустишь знакомство с водой. А позже может быть уже слишком поздно…»

«Поздно для чего?», — спросил Тьен мысленно.

«Чтобы все исправить. Ты ведь не передумал?»

Нет, не передумал.

Все, что угодно, только бы она жила…

«Все? — переспросил Огонь. — Тогда слушай мой план. Сейчас ты — этот ты, который валяется тут с дырой в груди — уснешь. За ночь восстановишься. Ну, ты помнишь, как это было. А утром уйдешь. И никогда уже не вернешься в этот дом»

Никогда?

Дыхание, и без того слабое, перехватило. Боль с новой силой вгрызлась в тело и в душу…

«Ты же хочешь, чтобы она жила? — продолжал предвечный. — А я предлагаю устранить первопричину трагедии»

«Меня?»

«Тебя из ее жизни. Через несколько дней Софи оправится от вашей встречи. Через пару месяцев уже и не вспомнит. Вырастет. Встретит хорошего человека. Выйдет замуж. Родит детей. Ей ведь не придется годами ждать твоего возвращения, и в этом есть свои преимущества»