— Кто это?

— Друг.

— Он выглядит… — замялась Мия, — как бы это… устрашающий, — подыскала она наконец нужное слово.

— Он такой и есть.

Девушка постукивала по полу босой ступней.

— Он думает убить Донни?

— Мы-то считали, до этого дело не дойдет и с ним можно как-то поладить. И что ты нам как-нибудь поспособствуешь.

Мы ждали, какое решение она примет. В соседней комнате работал телевизор, очевидно, в ее спальне. Я только сейчас спохватился, что она, быть может, не одна и дом надо было вначале осмотреть — ну да ладно, теперь уж чего. Наконец Мия полезла в карман и вынула мобильник, который через комнату кинула мне. Я поймал.

— Открой папку с картинками, — сказала она. — Тот, кто вам нужен, там на пяти или шести фотках.

Я взялся листать снимки: какие-то молодые женщины цветут улыбками за праздничным столом, черный пес во дворе, ребенок сидит на высоком стульчике… ага, а вот, судя по всему, и Донни. На первом снимке он стоял на парковке еще с одним мужчиной, более рослым, в сером костюме. Второе и третье фото были сделаны там же, только лица мужчин виднелись отчетливей. Судя по попавшему в кадр боковому зеркалу и раме дверцы, снималось все из машины.

— А кто этот второй? — поинтересовался я.

— Не знаю. Я следила только за Донни: мне казалось, он мне изменяет. Черт, да я это и знала. Кобелина. Хотелось просто выяснить, с кем он там путается.

Она мстительно улыбнулась; мимическое усилие, похоже, причиняло ей боль.

— Я-то, видишь ли, считала, что его люблю. Нет, ну не дура, а?

Девушка сокрушенно покачала головой: чувствовалось, что ее душат слезы.

— Так вот что у тебя на него есть и почему он хочет тебя разыскать? Потому что у тебя на телефоне есть снимки, где он стоит с неизвестным тебе человеком?

— Как его звать, я не знаю, но знаю, где он работает. Когда Донни ушел, к этому парню подошли двое, мужчина с женщиной. Они на следующей фотке.

Я листнул и увидел это трио, все как один в деловых костюмах.

— Мне показалось, у них вид как у копов, — сказала Мия. — Они сели в машину и поехали. А я за ними.

— И куда же они тебя привели?

— На Саммит тысяча триста.

Тут я понял, отчего Донни так упорно разыскивает Мию и почему она со своими сведениями не может пойти в полицию.

Саммит 1300 — это адрес ФБР. Точнее, их периферийного офиса в Канзас-Сити.

Донни Пи был осведомителем.

В стороне от окольной дороги близ Клэй-Каунти, где машин за день проезжает всего ничего, а дежурный облет совершают разве что птицы, средь поля с недавних пор залегает Донни Пи. Человек, из-за какого-то там долга лишивший жизни Нейла Чемберса, сам теперь лежит присыпанный в утлой ямке. Для этого оказалось достаточно одного звонка его боссам; одного звонка и горстки размытых снимков, присланных в приложении с неустановленного имейла.

Это была месть; месть за парня, которого я и знать-то не знал. Отец его о происшедшем так и не проведал, а сам я ничего ему не сказал (зачем лишние расспросы). Нейлу Чемберсу было уже все равно, и отцу его уже не вернуть. Сделал я это, вероятно, потому, что мне надо было нанести удар по кому-то или чему-то. Я выбрал Донни Пи, и он за это поплатился жизнью.

Вот такой я, по наблюдению Ребекки Клэй, человек.

Той ночью я сидел у себя на крыльце, а в ногах у меня дремал Уолтер. Поверх свитера была надета куртка. Я хлебал кофе из фирменной кружки с эмблемой «Мустанга», которую мне на день рождения подарил Энджел; при этом с каждым глотком пар изо рта смешивался с паром от кружки. Небо было темным, и луна не струила свой свет на болота, превращая их протоки в трепетное живое серебро. Воздух был недвижен, но в безмолвии его не ощущалось умиротворенности, и опять откуда-то издали доносился, казалось, запах чего-то горелого.

В какую-то секунду все переменилось. Не могу сказать, как или почему, но я почувствовал, что спящая жизнь вокруг меня вмиг пробудилась, встревоженная неким новым присутствием, в то же время боясь пошевелиться из страха привлечь к себе внимание. Беспокойно встрепенулись птицы, чутко застыли в тенях древесных стволов грызуны. Поводя носом, открыл глаза Уолтер. Хвост у него раз настороженно стукнул по половицам, а на второй замер, как будто даже такое шевеление в ночи казалось недопустимым.

Я встал, а Уолтер заскулил. Опершись о перильца крыльца, я почувствовал, как бесприютный ветер с востока налетает и дует через простор болот, колышет деревья и приминает на лету траву. С собой он должен был принести запах моря, но вместо этого от него все сильнее веяло гарью; но вот этот запах сошел, сменившись каким-то сухим зловонием; впечатление такое, будто где-то в земле открылась яма, обнажившая в себе сгорбленное, гадкого вида существо, гнилые останки которого вылезли из-под грунта. Вспомнились мои сны, где по сияющим каналам болот куда-то к морю текут, стремятся в свой исход неисчислимые души, подобно тому, как молекулы воды непреклонно стекаются в место, откуда происходит все живое.

Но сейчас, в данную минуту, изъявлялось нечто идущее не отливом, а, наоборот, приливом из того мира в этот. Странствующий ветер словно разделился на два потока, как будто встретив на своем пути некое препятствие и теперь тщетно изыскивая вокруг него обходные пути в стремлении сойтись, сомкнуться. Два его крыла растеклись в разных направлениях, и теперь так же внезапно, как и появился, он сошел на нет, оставив в напоминание о себе лишь тот гнилостный запах. На секунду среди деревьев к востоку я как будто уловил присутствие, смутный облик человека в старом рыжевато-коричневом пальто; черты его терялись в сумраке, а глаза и рот на мертвенно бледном лице зияли черными провалами. Все это продлилось не дольше секунды, вслед за чем видение сгинуло; непонятно даже, явь это была или морок.

Уолтер поднялся и, проковыляв к входной двери, открыл ее лапой и исчез в оберегающих стенах дома. Я же остался, дожидаясь, когда ночные создания вновь угомонятся. Прихлебнул кофе, но он оказался неприятно горьким; пришлось сойти на лужайку и выплеснуть остаток в траву. Сзади вверху стукнуло в своей раме чердачное окошко — негромко, но я все-таки обратил внимание и обернулся на него посмотреть. Вероятно, это было своеобразной реакцией строения на улегшийся порыв ветра. Как раз когда мой взгляд остановился на окне, в тучах образовалась мимолетная брешь, через которую проглянула луна, создав за стеклом иллюзию скрытного движения. Секунда, и тучи вновь сошлись, а вслед], за этим прекратилось и движение.

С задержкой в долю секунды.

Я вернулся в дом и прихватил с кухни фонарик. Проверил батарейки, после чего поднялся на верхотуру. Специальным крюком на шесте стянул лесенку, ведущую на чердак. Свет из прихожей проникал в это пространство словно нехотя, охватывая края и выступы забытых вещей. Я полез наверх.

Чердак в доме использовался единственно под хранение. В паре старых чемоданов здесь все еще лежало что-то из вещей Рейчел. Ничего не мешало отослать их ей или отвезти самому в одну из моих поездок к ней и к ребенку, но сделать это означало вконец смириться с тем, что обратно она больше не вернется. По этой же причине я держал у нее в комнате кроватку Сэм, как еще одну связующую нить между мной и ними. Исчезновения этой ниточки я не хотел допустить.

Но были здесь и другие вещи, принадлежавшие тем, кто был до Рейчел и Сэм: одежда и игрушки, фотографии с детскими рисунками, даже золото и ювелирные украшения. Оставил я себе немногое, но все, что было, держал здесь.

«Боюсь».

Это слово я расслышал со всей явственностью; его мне как будто шепнул на ухо детский голос — с торопливым волнением, опасаясь, что кто-нибудь невзначай подслушает. В темноте, вспугнутое появлением света, юркнуло и поспешно скрылось что-то мелкое.

Нет, их не могло быть. По крайней мере, так я повторял себе из раза в раз. Что-то, некий фрагмент рассудка вступил в диссонанс, разладился в ту ночь, когда я их нашел; той ночью, когда их у меня отняли. Ум испытал потрясение и уже никогда не станет прежним. Их не могло, не может быть. Это я их создал, соткал из своего горя и потери.