— Ничего, все еще впереди.

Когда они уехали, я взялся расчищать чердак. Стаскивал оттуда коробки, ящики, даже не заглядывая внутрь на предмет содержимого, и скидывал под лестницу, а затем оттащил все на голый каменистый пятачок на задворках. Открыл чердачное окошко и впустил внутрь свежий ветер, а стекло отер от пыли, вместе с теми каракулями. Так я обошел весь дом, вычищая каждую поверхность, проветривая комнаты и распахивая шкафы, пока не воцарился полный порядок, а в доме не сделалось так же холодно, как на улице.

«Они там, где ты их держишь».

Мне казалось, что я чувствую на себе их досаду и злость, или это просто сидело внутри меня, и даже когда я от этого очищался, оно стремилось уцепиться, уцелеть. С заходом солнца я запалил погребальный костер и смотрел, как в небо плавно взимаются горе и воспоминания, серыми дымными шапками и обугленными кусочками, что затем опадали в золу и уносились ветром.

— Простите меня, — нашептывал я, — простите за все то, что не смог для вас сделать, в чем подвел. Простите, что не оказался с вами рядом, чтоб вас спасти или умереть вместе с вами. Что удерживал вас здесь так долго узниками своего сердца, полного тоски и раскаяния. И вам я тоже прощаю. Прощаю то, что вы меня покидаете, и то, что вы все еще здесь. Прощаю ваш гнев и ваше горе. Пусть это будет конец. Конец всему этому.

— А теперь вам пора, — вслух сказал я теням. — Время, время вам уходить.

И сквозь языки костра я видел, как мягко поблескивают под луной болота, а над водой как будто обозначаются две тени, зыбко мерцающие в струях жара рыжего огня. Вот они плавно поплыли прочь, а за ними другие — бесплотная вереница, все дальше и дальше, одна за одной, пока наконец не затерялись в победном грохотании умирающих волн.

Ночью, словно в ответ на тот огонь, в дверь нашего с ней дома позвонила Рейчел; узнав ее, Уолтер от восторга просто ошалел. Она сказала, что ее вдруг охватило беспокойство за меня. Мы тут же соорудили трапезу и за долгим разговором выпили немного лишку. Утром, когда я проснулся, Рейчел спала рядом. Я не знал, что это — начало это или конец, — а спрашивать побоялся. Она уехала около полудня, с поцелуем и словами, так и не слетевшими с наших губ.

А вдалеке возле неприметного дома у тихой проселочной дороги остановилась машина. Открылся багажник, и из него выволокся человек с завязанными глазами и кляпом во рту. Человек кулем упал на землю, поскольку был связан по рукам и ногам. Запястья за спиной кровоточили от въевшегося в них провода; такими же путами были стянуты лодыжки. Человека взнуздали на ноги, но он снова чуть не упал: из ослабелых затекших ног ушла вся сила. Впрочем, он тут же рванулся бежать, стоило кому-то разрезать путы у него на ногах. Убежать не получилось: подсечка, и он снова снопом повалился наземь.

— Не вздумай, — дохнул ему никотином на ухо чей-то голос.

Его снова взволокли на ноги и повели в дом. Открылась дверь, и его аккуратно препроводили вниз по ступеням деревянной лестницы. Ноги коснулись каменного пола. Человек какое-то время настороженно шел, пока тот же голос не велел остановиться, после чего его приткнули на колени. Слышно было, как впереди что-то не то открывается, не то отодвигается — похоже, какая-то доска. Пала с глаз повязка, кляп тоже вынули, и Хармон увидел, что находится в каком-то подвале, пустом, если не считать старого комода в углу, дверцы которого были сейчас раскрыты, демонстрируя внутри какие-то безделушки — какие именно, в сумраке не разобрать.

Впереди в полу виднелась дыра, и пахло как будто какой-то застарелой кровью и тухлятиной. Дыра была неглубокая — метра два, два с половиной, — усеянная внизу большими и мелкими каменьями, обломками шифера. Хармон сморгнул; на миг показалось, что дыра на самом деле гораздо глубже, а ее каменистое дно каким-то образом подвешено над горловиной куда более глубокого провала, если не сказать бездны. По запястьям Джоэла вкрадчиво скользнули чужие ладони, и его часы, его драгоценный во всех смыслах «патек филипп», расстался со своим хозяином.

— Вор! — каркнул Хармон так, что орел на нем, наверное, надулся от спеси. — Ворье ты, больше никто.

— Нет, — невозмутимо поправил голос. — Я коллекционер. Точнее, коллектор.

— Ладно, забирай, — сдался Джоэл. В горле у него першило от сухости, а долгое путешествие в багажнике отзывалось тошнотной слабостью и ломотой в спине. — Забирай, только отпусти. У меня и деньги есть. Могу переслать в любое место, куда захочешь. Я даже не уйду никуда, пока они не окажутся у тебя в руках. Обещаю, что еще ровно столько же ты получишь, когда я окажусь на воле. Прошу тебя, отпусти. Чего б я там тебе ни сделал, приношу свои извинения.

Над неповрежденным ухом снова зашелестел голос. Самого человека не было видно. Хармона оглушило, когда он шел к своей машине, а очнулся он уже в багажнике. Переезд, похоже, длился много часов, с одной лишь остановкой для дозаправки, да и то не на бензоколонке: не было слышно ни шума насоса, ни других машин. Должно быть, похититель держал у себя сзади в машине канистры, чтобы не рисковать заправляться в людном месте, где похищенный может привлечь к себе внимание возней или возгласом.

И вот теперь он стоял на коленях в пыльном подвале, глядя остановившимися глазами на мелкую и вместе с тем глубокую дыру, а голос у него над ухом произнес:

— Ты проклят.

— Нет, — зашевелился Хармон, — отчего же. Это не так.

— Ты признан ущербным, и за это у тебя конфискуется жизнь. С изъятием души. Твоя душа изымается.

— Постой! — Пленник вскинулся, голос его тревожно завибрировал. — Это какая-то ошибка! Ты совершаешь ошибку!

— Ошибки нет. Я знаю, что ты содеял. Им это ведомо.

Хармон глянул в дыру, откуда на него встречно взирали неизвестно откуда взявшиеся четыре фигуры — темными дырьями глаз на тонкой белесой коже черепов; черные рты их были немо раззявлены, как у масок античного театра. За волосы, оттягивая голову, Джоэла Хармона со стальной твердостью схватила рука. Вот что-то нестерпимо острое льдисто полоснуло по горлу; миг — и в ямину, обдавая белесые лица, жарким фонтаном брызнула кровь.

И Полые Люди, простерев руки, приобщили вновь прибывшего к своему числу.

Самим своим существованием эта книга во многом обязана терпению и доброте огромного числа людей, без всяких сетований приобщивших меня к кладезю своего знания и опыта. Особенно я благодарен доктору Ларри Риччи из Портленда, штат Мэн, возглавляющему Спервинкскую программу против жестокого обращения с детьми. В равной степени я признателен Вики Джейкобс Фишер из комитета штата Мэн по предотвращению насилия над детьми, а также судебному психиатру из Нью-Йорка Стивену Герману, доктору медицины и ревнителю авторучек. Без помощи этих троих душевнейших, тонкого склада людей эта книга смотрелась бы на порядок беднее, если б вообще увидела свет.

В самые ответственные моменты работы над романом свой ценный информационный вклад внесли следующие лица, которым я безгранично благодарен: Мэтт Мейберри (нюансы недвижимости); Том Хейланд (вьетнамская кампания и нюансы военного дела); Владимир Дудка и Марк Данн («русский вопрос»); наконец, мой бесконечно более одаренный собрат-писатель Луис Урреа, любезно откорректировавший мои неуклюжие попытки замахнуться на испанский язык. Вновь оказался на высоте офицер Скарборского полицейского отделения Джо Жакомантонио, в очередной раз просветив меня насчет тонкостей юридических процедур. Не могу не упомянуть мисс Джанет Холден из Исторического общества долины реки Мус, снабдившей меня великолепным материалом, не говоря уже о целом дне памятного общения. В долгу я и перед Джекменской торговой палатой за оказанную мне помощь, а еще благодарю за помощь персонал исследовательской библиотеки Исторического общества штата Мэн в Портленде. Как всегда, любые ошибки, несомненно, просочившиеся в ходе повествования, покорно прошу списывать на мой счет.