Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Той ночью мне приснился давний сон. Я стоял у озера, воды которого пламенели, но во всем прочем пейзаж был плоским и пустынным, а земля твердой, почерневшей. Возле меня стоял и скалился некто тучный, с шеей, раздутой лиловым зобом; в остальном же кожа у него была матово-бледной, словно кровь не могла растекаться по жилам, — да и зачем вообще мертвым кровь?

Вместе с тем этого жирного слизня нельзя назвать и мертвым, так как живым он, по сути, не являлся никогда. Он что-то говорил, но доносившийся до меня голос не соответствовал движению его губ, и слова изливались потоком ископаемых языков, давно изжитых из памяти людской.

За ним стояли другие фигуры, и я знал их по именам. Знал всех наперечет.

Изливались гортанные созвучия, и я каким-то образом их понимал. Я оглянулся назад и в горящих водах озера увидел свое отражение, поскольку сам был с ними единым. И они звали меня «брат».

В сонном окраинном местечке по дорожке из гравия поднималась фигура, приближаясь к скромному дому на отшибе. Фигура близилась от дороги, со стороны которой, что примечательно, не доносилось никакого шума мотора, возвестившего бы о прибытии пассажира. Сальные волосы человека были гладко прилизаны, на нем болтались темное заношенное пальто и темные штаны. В одной руке розово тлела сигарета.

Когда до дома оставалось всего ничего, он приостановился и, встав на колени, вкрадчиво повел пальцами по гравию, обводя контуры едва заметной вмятины, после чего выпрямился и вдоль строения продвинулся к внутреннему дворику, нежно ведя пальцами левой руки по сайдингу (сигарета была уже надежно затушена в траве). Вот он подобрался к задней двери и, изучив замок, вынул из кармана связку ключей и одним из них аккуратно открыл дверь.

По дому он ступал, постоянно выискивая, касаясь пальцами, кропотливо исследуя; чуть подняв голову, осторожно нюхал воздух. Вот он открыл пустой холодильник, пролистнул страницы старенькой Библии, молча впился глазами в пылевые отметины в бывшей столовой и так шаг за шагом добрался до дверцы в подвал. Ее он тоже отомкнул и сошел в свое последнее сокровенное место, пока еще не выказывая никакого гнева к имевшему место вторжению. Он потер пальцами ручку метлы и остановился, когда увидел точку, за которую черенок держали чужие руки. Он опять наклонился, принюхиваясь к крупицам чужого пота, вбирая в себя запах человека, с тем чтобы суметь его потом узнать. Запах был незнакомый, как и второй, уловленный рядом с дверцей в подвал.

Один из них ждал здесь. Один ждал, а двое спускались.

Но один из тех, что спускался…

Наконец он приблизился к массивному шкафу в углу и, повернув в замке ключик, открыл дверцы. Обвел глазами коллекцию, чутко высматривая, не пропало ли чего, не смещен ли хотя бы один из предметов. Нет, все в целости. Придется, разумеется, все переместить, хотя часть его клада чужаки обнаруживают уже не впервой. Мелкое неудобство, только и всего.

Ущербное зеркало влекло его лицо, словно магнит, и он на секунду вперился в свое неполное отражение — волосы и краешки висков различались в уцелевшей части стекла, остальные черты оплавленно пузырились или терялись на оголенном дереве. Он задержал пальцы на ключе, лаская его и чувствуя трепет вибрации, курсирующей из самых что ни на есть глубин. Вот он сделал заключительный вдох и наконец распознал третий запах.

Коллектор осклабился.

Глава 22

Я пробудился. В доме по-прежнему темно и тихо, только тишина эта не пустая, а какая-то гнетущая. Что-то касалось моей правой руки. Я попробовал ею шевельнуть, но запястье почти тут же перемкнуло.

Я открыл глаза. Правая рука прикована наручником к кровати. На стуле с высокой спинкой сбоку от меня сидел Фрэнк Меррик, чуть подавшись вперед и руки в перчатках уместив между коленями. На нем была тесноватая голубая рубашка из полиэстера: пространство между пуговицами слегка вздувалось, как у застежек чересчур туго набитой подушки. В ногах у Меррика лежал расстегнутый кожаный саквояжик. Шторы задернуты не были, и струящийся из окна лунный свет, попадая Меррику в глаза, превращал их в зеркальца, призрачно лучащиеся в сумраке. Я не мешкая поглядел на прикроватную тумбочку, где держу пистолет, но его там не обнаружилось.

— Можешь не искать, — сказал Меррик, — я его прибрал.

Сбоку из-за ремня он достал «Смит-Вессон-10» и взвесил на ладони, поглядывая при этом на меня.

— Солидная пушчонка. С таким настрой может быть только на одно: на убийство. Не для дам, н-да.

Он приспособил ствол в руке и, сжав пальцами рукоятку, поднял, так что дуло сейчас смотрело прямиком на меня.

— Ты ведь и сам убийца, да? Поскольку ты так наверняка считаешь, то у меня для тебя дурные вести. Скоро убивать тебе будет некого и незачем.

Рывком встав, Меррик уткнул ствол мне в лоб. Палец его лег на спусковой крючок. Я инстинктивно закрыл глаза.

— Не делай этого, — произнес я, стараясь, чтобы голос звучал ровно; во всяком случае не так, будто я молю о пощаде. Среди собратьев Меррика по ремеслу встречаются такие, что живут именно ради подобного момента: уловить в голосе жертвы это; смиренность с тем, что смерть — уже не абстрактный концепт откуда-то из будущего, ей уже приданы конкретная форма и цель. В это мгновение давление пальца на крючок нарастает и стукает боек, лезвие ножа производит проникающее движение, удавка стягивается на шее и все сущее перестает быть. Поэтому свой страх я старался держать на привязи, даром что слова шуршали в горле наждаком, а язык боталом утыкался в зубы. Некая моя часть панически пыталась найти хоть какой-то выход из безнадежной ситуации, а другая фокусировалась лишь на давлении в лобную кость, гибельно предчувствуя: сейчас последует куда более сильное давление пули, пронзающей кожу, кость и серое вещество, вслед за чем всякую боль мгновенно снимет и я преображусь.

Давление исчезло: Меррик отвел ствол от моего лба. Когда я вновь открыл глаза, в них жгучей струйкой затек пот. Каким-то образом мне удалось скопить во рту достаточно влаги, чтобы заговорить.

— Как ты сюда забрался? — выдавил я.

— Через дверь, как все нормальные люди.

— Но дом на сигнализации.

— Да ты что? — переспросил он удивленно. — Тебе бы не мешало ее проверить.

Левую руку Фрэнк сунул в саквояж и, вынув еще одни наручники, бросил их на кровать; они упали мне на грудь.

— Накинь-ка один браслетик себе на левую руку, а затем подними ее к столбику кровати, который подальше. И чтобы медленно, шепотом. У меня еще не было времени испробовать на твоей пушчонке жесткость курка — кто ж знал, что ты так быстро проснешься, — поэтому чуть что, могу малость и не рассчитать. Из такой штуковины пуля реально понаделает делов, даже если я буду целиться наверняка, чтоб тебя сразу хлопнуло. Ну а если ты решишь проверить мою реакцию, то не знаю, чем все и кончится. Я как-то видел одного, кому пулька угодила в самый котелок, вот сюда. — Меррик постучал пальцем себе по лбу, над правым глазом. — Что именно ему там встряхнуло, сказать не берусь, но встряска определенно была: от этих пчелок всего можно ожидать. Хотя насмерть его не убило. Парализовало, лишило дара речи, но убить нет. Черт возьми, он даже моргать не мог. Пришлось им нанимать кого-то специальные капли закапывать ему в глаза, чтоб не пересохли. — Секунду-другую Меррик смотрел на меня, как будто я уже успел уподобиться тому бедняге. — Ну так вот, — продолжил он. — В итоге мне пришлось вернуться и закончить работу. Сжалился я над ним: негоже человека в таком виде оставлять. И вот я взглянул в его немигающие глаза и, честное слово, увидел там то, что оставалось от него живого. Оно оказалось как бы схвачено тем, во что я его превратил, и я это оставшееся освободил. Выпустил на волю. Можно сказать, вроде как милосердие проявил. А вот тебе обещать этого не могу: не уверен, что получится во второй раз. Так что браслеты нацепляй с большой осторожностью.

62
{"b":"597547","o":1}