— А что я, по-твоему, должен делать?

— Был бы настоящим парнем, знал бы что. Скоро тебе пятками уши отдавят, а ты все не будешь знать, что тебе делать…

Катя вскочила и, едва сдерживая рыдания, убежала. Я остался сидеть как оплеванный ни за что ни про что. В чем-то она, видно, была права, хоть это и выглядело как явное подстрекательство против Темы. Подстрекательство к чему? К каким действиям? А если не подстрекательство, то во всяком случае дружеский совет — не хлопать ушами…

Еще с минуту я слышал удаляющиеся шаги, потом все стихло. Я по-прежнему сидел на скамейке, обхватив голову, раздавленный своей бедой, своим горем.

Трудно сказать, сколько прошло времени. Поднявшись, медленно побрел я вдоль пустынной деревенской улицы туда, где на фоне светлого ночного неба темнел купол церкви. Неподалеку от нее в старой школе разместили девичье общежитие, а возле самой стройки, в палаточном городке поселили парней. Там меня знали и понимали. Там я надеялся найти приют и отдохновение своей измученной душе.

Но не успел я сделать несколько шагов, как дорогу мне преградили две темные фигуры. Это было настолько неожиданно, что я едва успел принять боевую стойку. Все-таки узнал, кто меня остановил. Это были те двое — мрачноватые парни, которые наблюдали за мной и Катей, когда на пристани разгружался студенческий стройотряд.

Яркий свет ударил мне в лицо, и я, ослепленный, невольно отстранившись, сказал:

— Убери фонарик.

— А то что будет? — раздался из радужной темноты грубый голос.

— Ничего не будет. Светить в глаза невежливо.

— Смотри, какой вежливый, — сказал с насмешкой тот же голос, но свет тут же погас, и я, ориентируясь только по слуху, поспешил сменить позицию.

— Слышь, парень, — донесся тот же голос. — По этому следу больше не ходи… Предупреждаем…

«Да пропади он пропадом, этот ваш «след» вместе с пестрой Катей», — хотелось мне крикнуть. Вот уж чего никогда не думал, схлопотать себе шишек еще из-за нее. Но я, ни слова не ответив парням, стоял и прислушивался, дожидаясь, когда глаза снова привыкнут к сумраку ночи.

На тропинке послышались шаги, потом все стихло. Когда я снова обрел способность видеть, никого рядом со мной уже не было.

На следующее утро, едва я выбрался из палатки и «отбегал» мощную зарядку, тут же отправился в костановский промтоварный магазин выполнять поручение дяди Фрола — покупать ему рыболовные крючки. В магазине работала продавщицей дальняя родственница Аполлинарии Васильевны — славная молодая женщина Даша, которая обещала Фролу привезти специальные «лещевые» крючки. Они-то и натолкнули меня на мысль, а не пойти ли и самому на рыбалку, посидеть на берегу с удочкой, привести в порядок мысли и чувства, решить, что же мне делать дальше.

Удочки я могу взять у дяди Фрола, он всегда мне их дает. А если Даша действительно привезла ему крючки на леща — небольшие, толстенькие, с коротким цевьем, то сделаю еще и закидные донки: пойти пораньше, авось что-нибудь и попадется… Пришла мне в голову еще мысль, нет ли в магазине, куда я давным-давно не заходил, каких-нибудь часов, — просто посмотреть, прицениться. Вдруг окажется что-нибудь подходящее, не надо будет связываться с пестрой Катей…

Мне было уже стыдно за вчерашнее малодушие, когда я чуть было не решился пойти на унижение — назанимать у ребят денег и купить Ляльке этот самый «швейцарский» «Кардинал». Но… никакие подарки от меня Лялька не возьмет.

К тому же — пойди я на такое дело, сразу в своих глазах стану не лучше Темы. Оступишься всего один раз, а потом и захромаешь на обе ноги. Спекулянты будут только руки потирать от удовольствия: «Еще одного дурака охмурили».

Все это я продумал сегодня на рассвете, и, не откладывая, решил действовать.

В магазине, несмотря на раннее утро, было уже полно женщин: что-то там привезли, то ли тюль на окна, то ли гардины.

Я протиснулся к прилавку, заверил очередь, что ничего не собираюсь покупать, а только выполняю поручение, спросил у Даши:

— Фрол Иванович просил узнать насчет крючков…

Со всех сторон на меня завопили бабы:

— Погоди со своими крючками! У людей дело, а у них на уме одна рыбалка!..

— Ладно, постой минутку, — обнадежила меня Даша. — Глянь там, какие тебе надо крючки, я скоро подойду..

Подозрительные блюстительницы порядка оттеснили меня от прилавка (нужны мне их гардины как прошлогодний снег), и я, дожидаясь Дашу, отошел к соседнему отделу культтоваров, где увидел в витрине мотки лески. Для любого парня хоть посмотреть на рыболовные снасти и то радость, тем более, если собираешься что-нибудь купить.

Неожиданно меня будто прошило током: в магазин с важным, независимым видом вошел Тема. Хорошо, что я стоял за столбом, подпиравшим потолок почти у самого прилавка, и Тема меня не увидел. Да и не смотрел он по сторонам, а направился прямо к Даше с таким самоуверенным начальственным видом, что даже бабы замолкли, с лютым любопытством ожидая, что скажет этот, такой представительный мужчина.

Правда, какая-то старушенция, готовая горло перегрызть самому большому начальнику из-за поганого клочка тюля, зашипела на Тему, брызгая слюной, но Тема снисходительно улыбнулся, и бабка, следя за каждым его движением, чтобы не пробился без очереди к прилавку, заткнулась своим ядовитым шипом.

Просто удивительно, как умел Тема играть, словно великий, трижды заслуженный и четырежды народный артист… В блестящей кожаной куртке, в кожаной кепке с невообразимо широкими клапанами, пробитыми блестящими медными заклепками, Тема выглядел, как чекист тридцатых годов. Белоснежный воротничок с ярким пышным галстуком довершали его парадный вид — важного, большого начальника.

В деревне все на виду, и все все друг о друге знают. А тут — новый человек, которого и видели-то в этой кожаной кепке и кожаной куртке всего два раза: прошлой осенью и вот теперь — в начале лета, два дня назад. И оба раза не где-нибудь, а у председателя колхоза. Кто может сказать, о чем они там говорили и кто такой Тема? Очень может быть, что среди женщин, набившихся сейчас в магазин за тюлем, не нашлось ни одной, кто хотя бы краем уха слыхал, что Тема — всего лишь подрядчик — старший в бригаде «шабашников», приехавших в колхоз строить по договору новый универмаг. Воспользовался тем, что здесь его никто не знает, и пришел произвести впечатление. На кого? И зачем? Откуда у него такая уверенность в себе и такой апломб?..

Продавщица Даша подняла на Тему ясные серые глаза и, не зная, как отнестись к визиту столь представительного начальника, на всякий случай спросила:

— Что-нибудь будете проверять?

— Нет, зачем же, — великодушно отказался от ревизии Тема. — У вас покупатели… Есть ли претензии к поступившему товару? Кажется, получили какой-то дефицит?

— Да нету… Претензий… — немного споткнувшись, ответила Даша. — Торгуем гардинами… Вот, тюлем, — пояснила она таким тоном, как будто давала интервью столичному корреспонденту.

— Пожалуйста, продолжайте… Кстати, не ждете ли хлопчатобумажные мужские сорочки?

— На будущей неделе должны быть…

— Если можно, оставьте мне штуки четыре… Воротник — сорок два…

— Пожалуйста… А куда сообщить? И фамилию вашу не знаю.

— Чернов. Инспектор Чернов… Я сам к вам зайду.

— Пожалуйста, заходите…

Я едва сдерживался, чтобы не разоблачить Тему, всеми силами души сопротивляясь такому нахальному вранью. «Хорош инспектор, когда только вчера «закосил налево» керамические трубы и теперь не знает, что будет брехать в милиции…» Из своего укрытия за столбом, подпиравшим потолок, я с удивлением наблюдал, как, негромко переговариваясь и поглядывая на затянутого в кожу Тему, бабы разобрались в очереди, построившись словно гуси на водопой, как четче и уверенней замахала деревянным метром Даша, с подчеркнутой строгостью замеряя дефицитный тюль.

Великолепный Тема, «сделав ручкой» всем присутствующим, будто он — великий общественный деятель, а перед ним его любимый народ, торжественно удалился, оставив после себя запах дорогих сигар и еще более дорогих духов.