— Извините…

Наташка мгновенно исчезла, а я наконец-то перевел дух.

— Ну так я только сегодня мила или всегда? — спросила мама и поцеловала папу.

— Я хотел сказать, мила, как всегда, но сегодня особенно, — ответил ей папа и только хотел поцеловать маму, как опять раздался звонок: на этот раз вошел дядя Коля.

Он энергично вытер ноги о половик, осмотрелся и деловито сказал:

— Здрасте, Людмила Ивановна. Здравствуй, Петр Яковлевич!.. Так!.. Значит, маленько подкоптили потолок… Сделаем под водно-эмульсионные белила… Паркет намочили — переберем… Обои надо сменить. Мне и то эти букеты по ночам снятся… Столярку белой эмалью покроем… Когда начнем?..

— Немедленно, Николай Иванович! — живо ответила мама. — Чем скорее, тем лучше! Хоть завтра с утра!.. Не хотите ли в виде исключения стопочку выпить?

— Ну разве что в виде исключения, — согласился дядя Коля и, когда мама ушла в кухню, негромко сказал для одного папы: — Слышь, Яковлич… Генка твоей Людмиле какие-то совсем не те, а наоборот, зеленые сапоги продал, а с ейными смылся… С утра его нигде найти не могу.

— А черт с ними, с сапогами! Потом разберемся… Ты сейчас ее очки похвали…

Мама принесла на тарелке стопку водки и бутерброд.

— Премного благодарен, — дядя Коля опрокинул стопку под усы и, закусывая бутербродом, сделал маме комплимент:

— А я-то, старый дурак, все никак в толк не возьму, с чего это Людмила Ивановна сегодня такая красивая?.. Наверняка ни один президент такие очки и в глаза не видал!..

Мама обняла папу одной рукой за талию и сказала:

— Ах ты, хитрец, уж успел и Николая Ивановича подучить?

— Да нет, я сам… Я сам, — тут же смутившись, начал было оправдываться дядя Коля.

Я видел, как папа за спиной мамы машет дяде Коле, дескать, уходи ты ради бога поскорее, не вовремя пришел.

— А?.. Гм!.. Ну-да!.. — дядя Коля неловко повернул к двери. — Так я вечерком зайду, погляжу, как тут чего…

— Давай приходи, я дома буду, — охотно согласился с ним папа.

Дверь за дядей Колей закрылась, и мама, заставив наклониться к себе папу, очень продолговато поцеловала его. Тут и я, не найдя ни Ваську, ни Павлика, вылез из-под стола.

— Па, ма, я пойду поищу хомячков на лестнице, можно?..

— Как? Ты, оказывается, здесь? — страшно удивилась мама.

— Конечно, конечно, поищи, — охотно согласился папа. — Если хочешь, погуляй…

Я выскочил на лестничную площадку, забыв даже взять ключ.

«Только бы нашлись Павлик и Васька! Хоть бы один из них, а второй бы к нему обязательно прибежал, — раздумывал я. — Они ведь так хорошо подружились, почти как сейчас папа и мама…»

Я обыскал все лестничные площадки нашего подъезда и, не найдя нигде своих хомячков, вышел на улицу. Ноги сами понесли меня в соседний двор — «Собачье царство». Мне надо было срочно рассказать обо всем, что у нас приключилось, Павлику Бояринцеву.

К счастью, он, как всегда, был на посту у лоджии нашего общего любимца боксера Чероки. Павлик стоял и жевал «бабл гамм». А я свою проглотил, еще когда Наташка оборвала мне карман. Конечно, печально было все это вспоминать, но сейчас меня переполняли новости.

— Павлик! — закричал я еще издали. — У нас был пожар!.. Тетя Клопа с огнетушителем прибегала!.. Настоящие пожарные приезжали!.. В балконной двери стекло выбили, а пожарник — старшина Митрич из брандспойта одеяло тушил!.. Всю квартиру водой залили!..

Новость моя была, конечно, «люкс»! Ни у одного из моих друзей не было ни настоящего пожара, ни настоящих пожарных.

Но Павлик, услышав мой крик, и ухом не повел. Как будто для него пожар, случившийся у нас, был вовсе не пожар.

— А нам цветной телевизор привезли, — спокойно сказал Павлик.

Рот мой сам наполнился слюной, и я прицелился в листик на дорожке.

— Так у вас и тот, что был, не старый, — ловко сплюнув, напомнил я.

— А-а… — равнодушно ответил Павлик. — Тот мы на дачу отвезли, а в квартиру новый купили…

Павлик никогда не врал. Зачем ему врать, когда и так все знают, что у них чуть ли не каждый месяц что-нибудь новое: то квартира, то машина, то дача. А теперь вот еще и второй телевизор купили…

И тут я вспомнил!.. Ура!.. Я вспомнил самую большую нашу новость! Уж она-то наверняка сразит Павлика наповал!.. Ура!.. Наша взяла!.. Я немного выждал, представив себе, как вытянется круглое розовощекое лицо Павлика, и сказал спокойненько:

— А у нашей мамы новые, самые модные очки. Вот такие! В самой большой оправе! Как у дикторов телевидения или политических обозревателей!

Я думал, что такой новостью свалю Павлика наповал. Но мой дружок, продолжая с безразличным видом жевать, тут же, не сходя с места, очень даже просто «заткнул мне рот».

— А у моей мамы, — сказал он, — фиолетовый парик!

Я замолчал, потому что у моей мамы фиолетового парика не было. Мне стало так обидно, что я не сдержался и наконец-то высказал Павлику все, что давно уже хотел сказать.

— Конечно, — проговорил я с обидой, — раз у вас папа такой большой министр в таком большом министерстве, можно вам и кооперативную квартиру, и дачу, и машину, и два телевизора, еще и фиолетовый парик!..

— Хы, — сказал Павлик и даже удивился. — Откуда ты взял?.. Мой папа — заведующий овощной базой, а не какой-нибудь министр.

— А чего же ты говорил, что министр?

— Так это не я, а Наташка говорила, — спокойно разъяснил мне Павлик, — когда болтала, что скоро мой папа будет ее папа…

— Ну так это она не тебе, а мне говорила! — тут же возразил я. — И не про твоего папу, а про моего!..

— И про моего тоже, — по-прежнему невозмутимо объяснил Павлик.

Я стоял и не знал, что ему ответить. Только плевался так, что всю дорожку вокруг себя заплевал. Невозможно было смотреть, как он жевал «бабл гамм».

— А вон она, Наташка! — сказал Павлик, ткнув пальцем в сторону прохода между домами. — Еще одного «папу» к себе домой ведет! Ну, — добавил он, — за Сереню Жизнерадостного тетя Клопа ей даст!

Жизнерадостным Сереней у нас называли известного на весь микрорайон пьяницу, из которого годами слова не вытянешь. Смотрит на тебя, глаза выпучит и сопит. А заговорит, хоть уши затыкай и беги. Кроме плохих слов, никаких хороших он не знал… Дядя Коля, уж на что выпить любит, но за один стол с Жизнерадостным не садится. Потому что, как он сам объяснял, никто не знает, что у Серени в голове. Если и появится какая-нибудь одна мысль, то жужжит она, жужжит, а потом как вдарит!.. Ан, глядишь, совсем не в ту сторону… Брился Серени раз в месяц. Умываться вообще избегал…

Видно, совсем плохи были дела у Наташки в поисках пап, раз уж и до Жизнерадостного Серени дело дошло. Даже неловко было смотреть на них, как они шли… Наташка держит за руку Сереню, мрачного, непроспавшегося, и что-то ему говорит. Забежит вперед, руку не отпускает, в глаза смотрит, сама тоненькая, длинненькая, совсем аистенок перед ним, — и все говорит, говорит… А он, ничего, идет, надеется, верно, еще выпить. Хотя и без того «хорош». И Наташку-то едва ли перед собой видит, так его шатает.

Прошли они по дорожке и скрылись. На дальней тропинке показались Генка и тетя Клара. Вот бы с кем я не хотел встретиться. Отступив за Павлика, я хорошо рассмотрел, что у Генки под мышкой были красные женские сапоги, точь-в-точь такие, как у мамы, а сумочка тети Клары была пока что у нее…

Павлик стоял к ним спиной и ни свою маму, ни Генку не видел.

Насчет Генки я уже решил не ввязываться ни в какие его дела. Взрослые сами разберутся, что к чему, а если еще и мне сунуться не в свое дело, как раз первому и попадет… Но все же страшно интересно было узнать, что же там за история с сапогами, о которых говорил дяде Коле даже папа. Сейчас у Генки оказались точно такие сапоги, как у мамы, красные с желтыми каблуками, а это наверняка что-нибудь да значило…

Тетя Клара крепко держала сумочку под мышкой, примеряя сапог, что наверняка очень не нравилось Генке. Это я видел по выражению его узкого нахального лица. Вот тетя Клара надела и второй сапог и только после этого расплатилась с Генкой. Тот пожал плечами, вежливо наклонил голову и удалился с таким видом, как будто его самого обманули в лучших его чувствах, а тетю Клару сделал он счастливой на всю жизнь… Мне уж пора было уходить, тем более что не очень хотелось встречаться с Генкой, но я еще не сказал Павлику самое главное, ради чего сюда пришел. Бухнул я без предисловий: