— Ждите, ваша милость, — сказал Вишневецкому Самойло. — Ясновельможный пан большие дела переделает, тогда уж и ваш черед.
Князь Дмитрий вспыхнул, но что-либо сказать в свою защиту не нашелся. Он было встал, чтобы уйти, но в это время входная дверь тяжело и медленно отворилась, и, пошатнувшись на пороге, в комнату вошел, черный от грязи и запекшейся крови, драгун.
— Гетмана! — прохрипел он.
У самой двери его качнуло, и князь Дмитрий успел подхватить падающего. Самойло Зарудный проворно отворил дверь, и они оба, гонец и князь, оказались в кабинете Николая Потоцкого.
Потоцкий подписывал какой-то документ. Он поднял глаза на шум, и перо выпало из его руки.
— Убит? — спросил он ровным деловым голосом.
— Ранен, — прохрипел драгун. — Твой сын, ваша милость, ранен. Тяжело. Мы разбиты. Все в плену.
Драгун захрипел и стал оседать.
— Положите его! — приказал гетман.
Драгуна уложили на пол, дали ему вина.
— Сколько у Хмельницкого войска? — закричал гетман, наклоняясь над раненым.
— Реестровые изменили, — прохрипел драгун. — Мы ждали помощи. Но пришли татары…
— Татары! — вскричал Потоцкий. — Говори! Какие татары?!
— Татары! Много! — драгун посмотрел на гетмана широко открытыми глазами и потерял сознание.
— Лекаря… Лекаря! — закричал гетман, становясь на колени перед раненым. — Какие татары? Кто пришел? Хан? — Посмотрел на Вишневецкого: — Скачите к Калиновскому в Корсунь… Нет, стойте! К пану Черняховскому, в Канев. Пусть идет в Корсунь на соединение с польным гетманом. Мы выступаем туда же. Тотчас!
Князь Дмитрий выскочил из кабинета.
— Вот и назначение! — сказал он вслух, натягивая перчатку на дрожащую руку.
Уже в седле вспомнил дрожащую свою руку. Дрожала оттого, что устал держать тяжелое тело драгуна.
«Все в плену, — стоял в ушах хрип раненого. — Значит, я тоже был бы в плену? Я завидовал тем, кто теперь убит или в плену у казацкого бунтаря».
3
Отряд Потоцкого покинул Чигирин в единочасье. В городе остался пан Чаплинский с двумя сотнями жолнеров, которым приказано было спалить Чигирин дотла.
Пан Чаплинский никак не мог понять страха, охватившего коронного гетмана.
— Со стариками горе! — говорил пан подстароста зятю и помощнику своему по службе пану Комаровскому. — Хмель на Желтых Водах, ему до Чигирина идти и идти, а гетман пустился наутек… Выпроваживай скорее шляхетские семейства — и займемся делом. Такой случай раз в жизни выпадает.
Комаровский смотрел на Чаплинского, не понимая, о чем это он.
Пан Чаплинский засмеялся и приказал джурам подогнать к дому двадцать пустых телег.
— Забирай все! — говорил он пани Хелене. — Мы не такие богачи, чтобы разбрасывать вещи, нажитые в трудах.
Вместе с жолнерами подстароста обшарил брошенные польскими семьями дома, прихватывая все, что поценнее. Грабеж перекинулся, как пожар, на казачьи дома. Загремели выстрелы. Казаки пытались дать мародерам отпор.
— Сжечь! Все сжечь! — приказал подстароста, но тут прискакал пан Комаровский.
— Чигиринские хлопы собрались возле церкви. Их много, они вооружены. Надо уходить.
Пан Чаплинский посмотрел на свой дом, окинул взглядом город.
— Жалко жечь. Да и чего ради? Через неделю-другую, когда его милость гетман придет в себя, мы сюда вернемся…
— Пан Чаплинский! — У Комаровского от ярости свело скулы. — Казаки не дадут нам ни одного дома поджечь. Уходить надо. Бежать!
— Прикажите поджечь стога сена! Потоцкий хочет пожарища. Так давай хоть надымим.
Тяжелогруженый обоз с каретой для пани Хелены выкатил на Черкасский тракт.
Пан Чаплинский дал повод своей лошади жолнеру, а сам сел в карету жены.
— Ну вот, — сказал он радостно и облегченно, как после важного и небезопасного предприятия.
Потрогал руками тюки с материями, повозился в корзине с серебряной посудой.
Пани Хелена, задавленная ворохом вещей, сидела молча, без страха в лице. Она посмотрела на мужа с любопытством, не осуждая его.
— Это все наше! — сказал он ей. — Твое!
Она опять посмотрела на пана Чаплинского очень серьезно, очень внимательно и совершенно равнодушно.
— Пусть тебя не пугает весь этот переполох, — сказал пан Чаплинский. — Нам он определенно выгоден.
— Казаки! — раздался тревожный крик.
Пан Чаплинский выглянул из кареты:
— Где казаки?
— Впереди.
Чаплинский поймал ногой стремя, прыгнул в седло.
Дальнейшее произошло быстро и просто. Казачее войско, загораживая дорогу, развертывалось по-татарски, полумесяцем, чтобы окружить отряд и обоз.
— К балке! — крикнул пан Комаровский и помчался, уводя жолнеров на другую сторону лесистого глубокого оврага.
Пан Чаплинский беспомощно повернулся к своему обозу и, нахлестывая плетью коня, пустился догонять жолнеров.
— А вот и невеста с приданым! — Хохоча во всю глотку, казак стоял у распахнутой дверцы кареты. — Иди ко мне, моя краля!
— Я замужем, — сказала пани Хелена.
— Хлопцы, вы слыхали? Она замужем!
Дружный гогот вспугнул лошадей.
— Тпру! — закричали казаки, хватая лошадей под уздцы.
— Я хочу видеть вашего старшего!
— Она не хочет простого! Она старшего хочет! — захохотали казаки, им нравилась строптивая полька.
— Эй, Богун! Поди глянь! Красивая, стерва!
Подошел еще один казак. Лицо узкое, скулы точеные, черные брови у переносицы сошлись, глаза голубые, прозрачные.
— Кто вы?
— Я — пани Чаплинская!
— Пани Чаплинская? — переспросил Богун. — Вы жена того самого Чаплинского?..
— Того самого!
Богун посмотрел на пани Хелену с любопытством и откровенным одобрением.
— В вашем положении лучшая защита — объявить себя Чаплинской. Ведь Чаплинскую придется доставить к Хмельницкому, не правда ли?
— Я действительно Чаплинская. Мой муж, чигиринский подстароста, бросил меня и бежал со своими рыцарями.
— Казаки! От нас ушел пан Чаплинский! Догнать!
Зазвенело оружие, послышался топот.
— Что вы со мной сделаете? — спросила пани Хелена у Богуна.
— Доставлю к гетману.
— К гетману?!
— Не к коронному, пани! К казачьему!
4
Петро Загорулько, самый могутный парубок из братства «березы» Карыха, ставил бочонок на бочонок до пяти и до шести и тащил пирамидку в костел. А были те бочонки, набитые порохом, невелики, но тяжелы.
— Этого довольно будет, — остановил парубков Максим Кривонос, поглядел на крест. — Хоть и латинский, а снять бы его надо.
— Дозвольте мне, панове казаки! — выступил вперед Карых.
— С Богом!
Карых на глазах всего Чигирина, щеголяя смелостью, карабкался на шпиль костела. Шпиль был высок, но зодчий словно бы позаботился о будущем храбреце — украсил шпиль фальшивыми домиками. Они, как ступени, вели к кресту и к небу.
На крыше последнего домика Карых снял с пояса веревку, кинул петлю на крест, захлестнул.
Рисуясь, стал на самом краю островерхой крыши лепного домика и, подняв руку козырьком, оглядел дали. И увидал, как по зеленой степи вьется веселая лента казачьего войска.
— Хмельницкий идет! — крикнул Карых, подпрыгнул, ухватился за веревку и лихо съехал по ней на землю.
— Грохнем во славу казацкого войска! — сказал Кривонос.
Сорвали крест. Он упал, зарывшись в землю.
Гетман был уже на околице, когда глухой грозный рык колыхнул землю, и на глазах островерхий нарядный шпиль костела приподнялся к небу и тотчас рухнул в клубы черно-красного дыма и крошева.
Хмельницкий бровью не повел.
Направил коня к своему дому.
Снял белый плащ, шапку, вошел в горницу. Посмотрел в передний угол. Икона Богоматери, принесенная в дом покойницей-женой Анной, висела косо. Какой-то не больно ретивый католик махнул по святыням схизматика то ли саблей, то ли пикой.
Богдан встал на лавку, поправил икону, поднял с угольника и повесил упавшие маленькие иконки святых.