Князь Иеремия вздохнул: себя он не считал удачником. Королевских войск ему никогда не доверяли. Быть предводителем личного полка — дело частное.
— У меня есть план, выполнив который я положу конец своеволию украинского казачества, — сказал князь Иеремия. — Король пожаловал меня островом Хортицей. Я построю город-крепость, и дикий край станет обжитым. Подумай, князь Дмитрий! В моем войске ты будешь моей правой рукой.
Князь Дмитрий потупился, ему хотелось быть пусть малым человеком, но в регулярной, в настоящей армии.
2
В тот же день к Вишневецким приехала пани Ирена Деревинская. Она устроила все так, что княгиня Гризельда пригласила ее в гости. Разумеется, у пани Ирены было пустяковое дело к князю, да и впрямь для Вишневецкого пустяковое. Пани решила купить в Немирове землю под большой плодовый сад и винокуренный завод. Ханон Михелев голову давал на отсечение, что этот завод станет первым в округе и все прочие заводики перед ним не устоят. Деньги пани Ирена привезла с собой, наличные деньги всегда производят на людей хорошее впечатление, и все же, прежде чем говорить о деле, подарила князю инкрустированное дорогими эмалями, серебром и перламутром великолепное дальнобойное ружье и второе ружье, маленькое, точную копию большого, — для князя Мишеля.
Князь Иеремия был знаток оружия. Подарок покорил его изяществом и богатством отделки, но более — боевыми качествами, а подарочек — ружье малое — и подавно позолотил сердце.
Не только не торгуясь, но сбавив на пятую часть предложенные деньги, князь Иеремия продал Деревинской столь нужный ей клочок земли, и вечером в гостиной пани Ирена, свободная от деловых дум, покорила всех красотой, умом, непринужденностью.
Гостиная, обитая нежно-розовым атласом, струила теплую грусть, свечи горели ровными длинными языками.
Княгиня Гризельда сидела с рукоделием. Князь Дмитрий вызвал князя Иеремию сыграть в шахматы, но дважды, и очень быстро, получил мат. Пани Ирена разглядывала вышивки княгини, искренне восхищаясь тонким вкусом и мастерством каждой вещицы. Особенно ее поразило большое покрывало, на котором в ярких красках бушевал народный праздник.
— А уж это непременно украинская ведьма! — показала пани Ирена на старуху с клюкой.
Князь Дмитрий, раздосадованный очередной неудачей, сдвинул фигуры на доске и подошел к пани Ирене.
— Неужели вы верите во всю эту нелепицу?
Пани Ирена подняла хорошенькие свои глазки на молодого князя.
— Если вы такой храбрый, почему давеча за столом смяли яичную скорлупу?
— Яичную скорлупу?.. Не помню… Если смял, то совершенно не отдавая себе в том отчета. А что в этом магического?
— Наши крестьяне никогда не оставят скорлупу целой, — улыбнулась пани Ирена. — В яичную скорлупу колдуны собирают росу для своих чар.
Князь Иеремия вдруг тихо засмеялся:
— Когда я был в Нидерландах, то слышал байку: местная колдунья якобы ездила в Англию как раз на яичной скорлупе.
— Князь, вы повидали белый свет, расскажите что-нибудь о чудесном, о невероятном! — подзадорила пани Ирена.
— Князь Дмитрий видел не меньше моего… А впрочем, я однажды нечто мистическое пережил! Все там же, в Нидерландах. Мы сидели, несколько человек, после тяжелого дня, проведенного на военном плацу, грелись грогом и слушали россказни нашего полковника. А он был великий любитель напустить страха на человека… В тот вечер рассказывал он нам про Дикого Охотника. Охотник этот, между прочим, женского полу. Будто бы в незапамятные времена одна пани, страстно увлеченная охотой, воскликнула перед распятием: «Охота лучше царства небесного!» У пани было двадцать четыре дочери, и все они в тот же миг превратились вместе с матерью в собак. Души самоубийц, по поверию тех мест, тоже превращаются в собак. И вот вся эта свора мчится по воздуху в вечной погоне за дичью. Когда в дом забегает черная собака и, подойдя к очагу, пожирает горящие угли и золу, знайте: это собака Дикой Охотницы. Собака никого не трогает, наевшись золы и углей, она выбегает из дому, чтобы присоединиться к своре… Едва полковник закончил рассказ, как в нашу комнату бесшумно вошла огромная черная собака с рыжими глазами. Она направилась к печи. Один из нас закричал и пустил в нее серебряным кубком. Собака гавкнула во весь рык и умчалась с диким воем.
— Тем человеком был ты! — Лицо у княгини стало белым.
— Конечно, я! — засмеялся князь Иеремия. — А собака была своя, домашняя.
— Ты всегда такой неосторожный, — покачала головой в тяжелой задумчивости княгиня.
— История действительно странная… А я знаю заговор на любовь! — разряжая обстановку, весело воскликнула пани Ирена. — Князь Дмитрий, слушайте! Может быть, вам пригодится.
— Я слушаю, — сказал князь Дмитрий и побледнел.
— Вот слово в слово! — Пани Ирена прикрыла мохнатыми ресницами глаза и прочитала заговор наизусть: — Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Боже наш, помилуй нас. В сыром бору — железная пещера, сидит в пещере старый и млад человек, и топит он железную пещеру дубовыми дровами, и как в той железной пещере дубовые дрова разгораются и жарко и ярко, и тлеют и горят, и так бы разгоралась по мне, рабу Божию Христову, по всяк день, по всяку нощь и по всяк час по мне раба Божия Христова. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь».
— Расскажите и вы что-либо, — попросила княгиня Гризельда князя Дмитрия.
— Я ничего не знаю, а впрочем, извольте. Как-то в корчме дорожной слышал я следующее, — князь Дмитрий улыбнулся. — Вы знаете, откуда взялся на белом свете горох?
— Горох?! — удивилась вопросу пани Ирена. — Наверное, оттуда же, откуда рожь, огурцы и всякое растение.
— У народа нашего насчет гороха иное объяснение. Горох — слезы Адама. Когда Бог прогнал Адама из Рая, пришлось нашему прародителю работать на земле, чтобы прокормить себя и Еву… Было ему трудно. Он плакал, а слезы его оборачивались горошинами.
— Народ любит выставлять себя мучеником, — рассердился князь Иеремия.
Дверь отворилась, и в гостиную вбежал Мишель.
— Я пришел пожелать всем покойной ночи! — звонко выкрикнул он, останавливаясь посредине комнаты.
Княгиня поднялась, поцеловала сына в голову.
— Я провожу тебя до спальни.
— Спокойной ночи, Мишель! — сказал князь, тоже поднимаясь.
Откланялся молодым людям.
Пани Ирена взяла с белого в позолоте столика такую же белую, инкрустированную слоновой костью лютню. Посмотрела на князя Дмитрия.
— Хотите, спою для вас?
— Спойте!
Пани Ирена, пощипывая струны, загляделась в потемневшее окно.
Напои вишневую косточку,
Златосеребряный дождь.
Умирает она от жажды,
Бьет ее смертная дрожь.
Ты любовью своей и жалостью
Умирающую оживи!
Плохое время минет,
И в кипени белых цветов
Соловей пропоет
Славу любви.
— Спойте еще! — попросил князь Дмитрий.
— А не пройтись ли нам по парку? Хочется свежего воздуха перед сном.
Князь Дмитрий поклонился и подал пани Ирене руку.
Весенняя земля, охваченная морозом, ломалась под ногой. Воздух обжигал лицо. Аллея молодых лип была наполнена тьмою, а справа и слева от аллеи иссиня-серебряное небо обещало не погаснуть до самой полуночи.
«Господи! — думала пани Ирена, слушая, как молодцевато ставит ногу ее спутник. — Господи, отчего я, которая умнее и, наверное, чище и лучше их всех троих: князя, и княгини, и этого молодого петушка, — не имею даже собственного пристанища? Давно чужим стал отчий дом, где властвует помешавшаяся на деньгах матушка… Сколько уже лет приходится жить в арендованных хоромах, во дворцах, оплаченных молодостью. Неужели всеми хлопотами своими не заслужила я такую вот аллею и дом, который светит всеми окнами, ожидая хозяйку с прогулки?»