Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Иляна засмеялась. Они все теперь учили украинский язык, даже Домна Тодора.

— Думки обсилы голову, — поправила княжну Иляна.

— Вот-вот — обсилы. Я рожу Тимошу — двойню!

— Так уж и двойню?

— Двойню! Как это по-украински?

— Не знаю.

— Позовите бабку Зозулю.

Тотчас кликнули старуху-украинку, которая учила княжну и ее подруг языку.

— Двойня? Да так и будет: двийнята или еще блызнята. А ты что это загадываешь-то? Замуж еще не вышла, а загадываешь? — сказала старуха строго.

Роксанда смутилась.

— Скажи, как по-украински — краснеть? — выручила подругу Иляна.

— Червониты по сами вуха, а можно и по-другому сказать — червониты по саме волосся… К матери твоей, к Домне Тодоре, кобзаря доставили. Думы поет.

— Так что же мы здесь сидим?! — всполошилась Роксанда. — Я очень, очень хочу послушать казацкие думы. Скорее, скорее!

Подняла свою девичью стаю, полетела на половину Домны Тодоры.

3

На свадьбу свою шел Тимош, как на войну. Опасался нападения литовского гетмана Януша Радзивилла.

Толмач Георгий, в своем деле человек умелый, съездил в очередной раз в Яссы, привез не только договор о дне свадьбы, трех бояр-заложников, но и всякие тайные вести.

Валашский господарь Матей Бессараб сговаривался с венгерским князем Ракоци и с литовским гетманом Янушем Радзивиллом о совместном выступлении против господаря Лупу и гетмана Хмельницкого. В союзе Молдавии и Войска Запорожского Матей Бессараб и Ракоци видели для себя угрозу. У Радзивилла с казаками были свои счеты. Василий Лупу переслал с Георгием письмо литовского гетмана. Радзивилл писал: «…изволь, ваша господарская милость, ведати, что кровопролитие великое имеет быть. Будет бой последний. Либо полякам погибель, либо Руси. Если победят поляки, тогда вконец погибнет род и вера русская и вся Украина с великою жалостью сердца людского испустошена будет. Вся прибыль достанется поганым татарам и туркам. А если победят казаки, то уж лучше казачьей нужи и мучительства погибель и нужа от цесаря немецкого и от шведов. Итак, монархия короны Польской, из давнего века будучи по всему свету славна, попадет в подданство». И разумеется, литовский гетман не желал погибели Польской короны.

Имея под рукой десять тысяч отборного казачьего войска, 18 августа Тимош Хмельницкий подошел к городу Сороки на Днестре. Здесь его приветствовал посол молдавского господаря великий дворник Тома. В замке был устроен торжественный обед.

Золотой, как фазан, Тома сказал заздравную речь и принялся перечислять припасы, которые он привез для угощения казачьего начальника и его ближних людей. Тимош глядел себе под ноги, слушая перевод.

— А теперь прошу вашу милость подойти к окну! — Тома просиял, заранее надеясь, что сюрприз понравится молодому казаку.

Тимош вышел из-за стола: на площади, под окнами, запряженная в шестерку белоснежных лошадей, сияла, как ларец для женских украшений, золоченая карета.

— На этой карете вашу милость повезут в Яссы, — сказал Тома.

Тимош тотчас пошел прочь на свое место.

— Скажи ему, — бросил Георгию на ходу, — у меня конь есть, на своем доеду. А он пусть едет в Ямполь в ставку моего отца. Будет заложником.

Тома, старый придворный, принял грубость, как награду.

— Я слышал об этой удивительной верности казаков своим лошадям. Однако у меня тоже будет просьба к вашей милости. В Яссах вашу милость ждут как гостя. Прибытие столь большого войска будет выглядеть нашествием. Поезжайте в Яссы со свитой.

Тимош слушал боярина хмуро.

— Пусть его господарская милость пришлет в заложники своего брата, тогда я подумаю, всех ли казаков взять с собой в Яссы или половину.

Только 26 августа, когда молдавский гетман, брат Василия Лупу, прибыл в Ямполь, в стан Богдана Хмельницкого, Тимош переправился через Днестр с тремя тысячами запорожцев. Ночевали в Бельцах и Каушанах, в пятницу подошли к Яссам.

Рядом с Тимошем ехали генеральный писарь Выговский, полковник Федоренко, друг парубоцких забав Карых и толмач Георгий.

Все три тысячи запорожцев подобрались один к одному. Здесь были рубаки, ходившие во Францию вместе с Кривоносом, и те, кто сражался на Желтых Водах и под Берестечком, герои, бравшие Полонное, Бар, Старо-Константинов, битые в Красном, сидевшие в Виннице, в Стене, ходившие в посольствах в Москву и в Истамбул.

Славное было войско. Но зато какое же драное! Кто в чем, и каждая одежка с чужого плеча.

За отрядом катила вереница подвод с казачками, взятыми гулять на свадьбе. За этими подводами тянулись два рыдвана, каждый запряженный в шестерку лошадей, воз со скарбом и несколько возов с солью, мешков на четыреста, для торговли.

Дорога поднималась в гору, скоро Яссы. Тимош вдруг вспомнил Ганку, первую дивчину, которая зазвала его с посиделок спать вместе, первый свой поцелуй, земляничный… Вспомнил свою дурость: вместо того чтобы похвалить девичью красу, сказал Ганке, что она ему не нужна, что он женится на принцессе.

И вот ведь принцесса ждет его! Еще один перевал и — Яссы.

Только что-то не чувствовал себя Тимош счастливым. Поглядел на Карыха. Карых женился на своей Гале Черешне, уже год как женился, и все сияет, будто пасхальное яичко.

Тимош ерзал в седле. Предстояла мука мученическая. Встречи, речи, и все это в царских покоях, на людях.

Дорога уперлась в небо и тотчас пошла со смирением вниз.

Тимош увидал: вдоль дороги с двух сторон — войско. Большое войско. Сердце екнуло — ловушка!

— Трубача! — крикнул Тимош, хватаясь за саблю. — Играй!

Трубач заиграл тревогу. И тотчас с дороги грянула музыка.

— Вашу милость встречают! — сказал Тимошу Георгий.

Досада исказила лицо казачьего предводителя. Махнул рукой трубачу.

— Довольно! Но всем быть наготове!

На дороге показалась кавалькада.

— Это сам Лупу, — узнал остроглазый Георгий.

Господаря сопровождало шестеро одетых в турецкое платье телохранителей и восемь вельмож.

Съехались.

Лупу, улыбаясь, спешился.

Тимош выпрыгнул из седла, большими неловкими шагами пошел навстречу, обнял господаря. Тот поцеловал его, заговорил по-турецки, зная, что Тимош по-турецки говорит.

— Славу Богу, вот и вы! Всё вашему приезду радуется. Народ, бояре, само солнце.

Тимош не знал, что на это сказать, закусил губы. К нему на помощь тотчас пришел Выговский.

— Наши простолюдины нынешний день называют днем Анны-скирдницы. Поля уже убраны. Пришла пора молотьбы — самого радостного в крестьянстве труда. Вот и для вашей господарской милости наступает драгоценная пора: зреть счастливое определение в судьбе своего потомства.

— Я действительно чувствую себя счастливым, — сказал Лупу, улыбаясь Тимошу.

А сам думал: «Какое неподвижное, какое грубое у него лицо. Да еще побитое оспой. Простолюдин, напяливший на себя атласный жупан».

Бояре, приветствуя гостя, сияли радостью, и все отмечали про себя, как неловок этот казак-жених. Ферязь соболями подбита, но с чужого плеча. Разбойник! Ему место не за княжеским столом, а на придорожной виселице.

Сели на лошадей, поехали к городской стене. Палили пушки, гремела турецкая боевая музыка, играли цыгане.

У городских ворот Тимоша приветствовал сын Василия Лупу Стефан.

— Победа вашей милости под Батогом потрясла мир, — сказал он. — Со времен Ганнибала Карфагенского, разгромившего римлян под Каннами, история не ведала столь полной и столь блистательной победы.

Тимош глядел в сторону. Он не знал, кто это такой — Ганнибал.

— Сын гетмана Войска Запорожского — гордость запорожского казачества, — вступил в беседу Иван Выговский. — Тимош воистину достойный сын своего великого отца.

— В вашем войске я готов командовать хоть ротой, хоть десятком! — воскликнул Стефан, вновь обращаясь к Тимошу.

А на того нашло тупое, дикое упрямство. Он бычил голову и молчал.

— Правду сказать, мы устали в пути, — нашелся Выговский. — Его милость можно понять. Волнение от предстоящей встречи с солнцеликой княжной Роксандой наложило печать на уста его милости.

155
{"b":"594521","o":1}