Король гнаться за противником не торопился: лучше упустить врага, чем попасться на его уловку.

В простой палатке Хмельницкого собрались на совет Тут был сизоусый Филон Джалалия, крапивинский полковник, Матвей Гладкий — миргородский, Иван Богун — кальницкий, Федор Вешняк — чигиринский, Михайло Громыко — белоцерковский и другие славные полковники Войска Запорожского. Между казаками сидели татарские мурзы, и первый среди них — Тугай-бей. Богдан сказал:

— Биться всем войском — значит потерять много людей, — покосился на татарских мурз. — Нужно превратить эту войну в сто западней. Нужно отрывать от огромного тела королевской армии малые части и уничтожать их, чтоб все тело кровоточило и обескровело наконец.

Богдан понимал: татары правильной войны не выдержат, не устоят перед крылатой конницей.

Утром казаки-удальцы выехали в поле, вызывали поединщиков. Скакал на виду польского войска в отливающем синью панцире сын Тугай-бея Иса, а с ним рядом на желтом коне Тимош. Но нет! Со стороны поляков никакого движения. Ян Казимир запретил выезжать на поединки под страхом смертной казни.

Неожиданным ударом татары и казаки ворвались в тылы польской армии, туда, где нападения никак нельзя было ожидать. Весь фураж, заготовленный для польской конницы, был увезен, а окрестные деревни, подкармливающие польское войско, ограблены.

Король приказал нанести ответный удар. Конница погнала татар по низине, и те укатились прочь, скрылись за лозняками.

Здесь шляхту встретили пушки и пули. Развернуться мешали заросли лозняка, и полегло тут немало людей безымянных и с именами. До единого человека вместе с ротмистром погибла хоругвь Ермолая Иордана, погиб каштелян галицкий Яган Казановский, погиб Юрий Оссолинский — староста люблинский, тезка и племянник великого канцлера, погиб пан Лигенза — мечник перемышльский. Получил ранение Ян Сапега, а Ян Собесский — староста яворский (будущий король) — вырвался из лозняков на умирающем коне, в панцире, пробитом пулями и копьями, но живой и здоровый. Знамя гетмана Потоцкого попало в плен.

На левом фланге, где командовал польный гетман Мартын Калиновский и где располагались войска князя Иеремии Вишневецкого, казаки дважды окружали полк брацлавского воеводы Станислава Лянцкоронского. Третья атака была самая кровопролитная. В этой атаке участвовала конница Тимоша Хмельницкого и Тугай-бея. Полк Лянцкоронского снова попал в окружение. Жолнеры дрогнули, смешали строй и были бы вырублены, но на помощь успел Станислав Потоцкий. Он ударил татарам в тыл.

Хоругви старосты красноставского Марка Собесского напали на личную охрану Тугай-бея. Тугай-бей был убит, знатный Мудрах-мурза взят в плен. Сабля Тугай-бея досталась Марку Собесскому. Всего было уничтожено более тысячи татарских конников, взят их бунчук. Из знатных рыцарей поляки потеряли ротмистра Сигизмунда Лянцкоронского.

Яну Казимиру сообщили: разговоры идут самые невеселые, войско теряет уверенность. Король тотчас сел на коня и объехал позиции, утешая и ободряя людей. Чтобы упредить сомнения, приказал войскам изготовиться и атаковать казачьи полки сразу после полуночи.

План короля осуществить не удалось. С болотистой реки Стыри поднялся густой туман. В таком тумане немудрено было перебить друг друга, и король отменил приказ о наступлении.

Утром туман не поредел, но Ян Казимир был этому обстоятельству только рад. Появилась возможность скрытно подойти к лагерю казаков и начать внезапную атаку.

Туман — друг, туман и враг. Казаки сами затеяли переправу через болото, чтоб застать польские хоругви врасплох. Полк Джалалии вошел в полк Конецпольского.

Резня случилась накоротке. Оба войска отхлынули друг от друга. И тотчас в тумане сполохами засверкали огнища выстрелов. То палил, сам не зная куда, белолицый пан Страх. Поддавшись пану Страху, ударили пушки и ружья по всей линии обороны, но вскоре все стихло.

Король с ординарцами и с двумя сотнями охраны еще раз объехал войска. На правом фланге стоял каштелян краковский коронный гетман Николай Потоцкий, на левом — польный гетман Мартын Калиновский.

Король занял место в центре. Справа от его корпуса находился лес. Перед полком стояли пушки Сигизмунда Прицинского.

Чтобы не дать казакам свободно построиться для атаки, король приказал вести артиллерийский обстрел, а сам собрал командующих на совет. Оба гетмана, Калиновский и Потоцкий, может быть, впервые в жизни вдруг сошлись во мнении. «Не лучше ли отложить битву до завтра? — предлагали они. — Ветер в лицо. Казаки сразу же получают преимущество».

Князь Иеремия на совете не был, но, получив известие о том, что многие склоняются отложить битву на завтра, прислал Яна Денгофа заявить от имени левого фланга, что тотчас начинает битву.

— С Богом! — сказал король, поднимаясь.

Против правого крыла польской армии стоял хан Ислам Гирей. Против левого — Хмельницкий. Князь Иеремия начал наступление двенадцатью полками, среди которых главной силой были испанские рейтары, наемники. Казаки атаковали наступающих и, перемолотив треть армии Вишневецкого, заставили отступить.

На левом фланге наступило затишье.

Татары ударили из лесу. Королевский корпус развернулся направо и остановился, а потом, когда татарам на помощь подоспели казаки, отступил на прежние позиции и двинул на татар и казаков свежие полки и пушки.

Не выдержав натиска, татары отхлынули к горе. На горе этой стоял ханский шатер. Король приказал взять гору, но татары отбили атаку польской конницы, а казаки приняли вызов королевских пушкарей и начали дуэль. Две пушки ударили по королю. Одно ядро упало у ног его величества.

Король ушел с опасного места, поднялся на пригорок. У леса реяло на ветру белое полотнище ханского знамени.

— Если возможно стрелять по королю, то нет запрета и на хана! — улыбнулся король. — Попросите пана Прицинского потревожить их ханскую милость.

Ядро врезалось в живот мурзе. Кровь брызнула в лицо хану.

— Алла-а-а! — тихо заскулил Ислам Гирей, пятясь от кровавой лужи, от мурзы, бившегося в агонии. — Алла-а-а!

Хан беспомощно озирался.

— Да посадите же меня на коня! — закричал он пронзительно, закатывая глаза.

Его подхватили на руки, посадили в седло, и тут еще несколько ядер упали вокруг.

Ислам Гирей заколотил ногами по бокам лошади, поскакал, крича бессвязное, и за ним, обвалом, помчался весь татарский кош, бросив все награбленное.

Богдан Хмельницкий видел бегство татар с горы.

— Где Тимош? — спросил он у Ивана Выговского.

— Я здесь!

Тимош стоял среди казацких старшин.

— Едем! Нужно вернуть хана! Выговский, ты тоже мной! — У Богдана дрожал подбородок, почти не видя, окинул взглядом старшин. — Джалалия, ты самый здесь старший. Будь наказным!

Всего с двумя казаками охраны помчались за ханом. Рыскали по степи туда и сюда, и наконец беглец сыскался.

Хан стоял в четырех верстах от Берестечка, в Козине. Татары для безопасности вырезали всех жителей села.

Как по раскиданному муравейнику скакал гетман со своими спутниками. Со всех сторон стекались к Козину татары.

— Меня чуть не убили! — бешено затопал ногами Ислам Гирей, брызжа слюной в лицо Хмельницкому.

— Война, — сказал спокойно гетман.

— Зачем мне такая война, если меня убьет!

— Великий хан, верни войско в бой! — Богдан опустился перед владыкой Крыма на одно колено. — Мы потеснили левое крыло поляков. Уверяю тебя, они ничего не поняли. Твой отход — это всего лишь превосходная ловушка. Если поляки попытаются окружить казачье войско, ты ударишь в самое больное место.

— Нет, Богдан! — хан прятал глаза.

Они сидели в каменном доме какого-то местного богача теперь, как и все в Козине, убитого, сидели на полу, на сорванном со стены ковре.

— Нет, Богдан, я не пойду туда. Я видел дурной сон… Мне сегодня приснилось, будто белый орел сел мне на голову и расклевал мне затылок в кровь. Я сорвал орла с головы, бросил моим слугам, но тут мне поднесли питье. Я выпил и по глазам рабыни понял, что она дала мне яд. Как видишь, я жив. Это всего лишь был сон, но я не хочу испытывать судьбу. Белый орел — польский орел.