Вместе с актёрами не решился вступить под священные своды и Василий. В глубине души он побаивался кары небесной за участие в святотатстве.
Из-за спин музыкантов и игрецов Василий заглядывал в ярко освещённый сотнями свечей храм и досадовал, что не мог толком разглядеть весь обряд, совершавшийся у алтаря.
Вскоре зашевелились музыканты, очистили проход, и когда новобрачные вышли из храма, их чуть не оглушила разудалая музыка, смех и визг актрис и кифаристок, полагавших, будто шутовское действо ещё только начинается...
Молодая танцорка обалдело глядела на правую руку, где поблескивало обручальное колечко, и вдруг разревелась во весь голос.
Повар хмуро топтался рядом с ней, дёргал за руку, что-то яростно шептал на ухо.
Когда из храма вышел император, повар повалился ему в ноги, простонал:
— Ваше величество, не велите казнить, велите слово молвить.
— Говори, — милостиво позволил монарх.
— Об одной только милости я прошу ваше величество, чтобы было мне позволено оставить постылую поварню...
Император взглянул на него с любопытством:
— Чем надеешься снискать хлеб насущный?
— Позвольте мне стать актёром, ваше величество! — выпалил молодой муж.
Император глядел на дерзкого повара довольно долго, словно изучал каждый прыщ на округлом лице новоявленного игреца, хмуро махнул рукой и произнёс непонятную фразу:
— Он сменил ремесло и вследствие этого перестал поддаваться своим дурным предчувствиям, расстался навеки со своим унынием и проникся надеждами на более счастливый исход дел в будущем... Желая спасти одну заблудшую душу, погубил обе... Подите прочь с глаз моих, ничего вы не разумеете! А ты делай что хочешь... Хочешь — жарь каплунов, хочешь — иди к лицедеям... Я сказал.
Подоспевшие телохранители императора довольно бесцеремонно увели новобрачных куда-то в темноту, а весёлая компания, распевая псалмы, направилась на лужайку, к прерванному ужину.
На всё происходящее Василий глядел ошалелыми глазами и молил Бога, чтобы вся эта бессмысленная кутерьма поскорее пришла к своему концу.
Обладавшему от природы сметливым умом, Василию потребовалось не так много времени для того, чтобы уразуметь: веселились на вилле лишь несколько человек из числа молодых друзей императора, а все прочие делали вид, будто веселятся, но в глазах их был страх.
Эти люди бросались угождать всем и каждому, опасаясь неловким движением или порывом прогневить любого титулованного распутника, к тому же изрядно одурманенного вином.
Василий старался держаться за спинами гостей и актёров, заботясь лишь о том, чтобы не быть замеченным кем-либо. Не в силах более терпеть муки голода, Василий украдкой схватил со столика, ломившегося от закусок, кусок мягкой лепёшки и стал жадно жевать, запивая разбавленным красным вином из недопитого кем-то фиала.
С завистью глядел Василий на своего подгулявшего хозяина — Феофилакт оживлённо беседовал то с одним, то с другим из высокородных гостей, его внимательно слушали, с ним соглашались. Разумеется, протоспафарий не ощущал непреодолимого барьера между собой и сынками богатых вельмож. «Конечно, он и сам не из бедных», — вздохнул про себя Василий.
Время от времени Василий поправлял тяжёлое золотое блюдо, подвязанное к животу. Императорская награда не тяготила Василия, и он уже предвкушал, как завтра же продаст царский дар на Аргиропратии, и принесёт домой кучу денег, и порадует свою Марию, дни и ночи обращающую молитвы к Богородице... А в кошеле ещё целая литра золота!..
Начинаются новые времена, боги милостивы к трудолюбивым.
К Василию, слегка покачиваясь, подошёл добродушный толстяк:
— Эй, победитель, а ты отчего не ешь? Боишься, что тебя здесь накормят отравой?.. Опасения твои излишни.
— Я не боюсь отравы.
— Ну и зря... Её тут все боятся. Так что ты рискни... От такой отравы и помереть приятно. Ну, не пугайся, это я шучу. Смело выбери себе каплуна пожирнее и ешь без опаски!
— Позволено ли мне?
— Тебе всё позволено! — покровительственно усмехнулся толстяк. — Ведь ты же не наёмный фигляр. Ты — такой же гость Евдокии, как и все мы... Так что чувствуй себя свободно, здесь не любят, когда кто-то церемонится. Забудь до утра про всё на свете! Отдыхай, победитель!.. Пей, гуляй, веселись!.. Со свадьбой шутка не удалась, так сейчас император нам новую шутку придумает!..
Василий невольно насторожился, и толстяк это сразу заметил:
— Не пугайся, никто здесь не служит эпарху, никто не побежит доносить... На кого доносить? На самого василевса? На его друзей?.. Ха-ха, смешно!
Подумав самую малость, добродушный толстяк разорвал пополам каплуна, которого держал в руке, и протянул половину Василию. По обеим рукам великодушного обжоры стекали прозрачные капли петушьего жира, глаза пьяно улыбались.
Василий неуверенно взял предложенную ему половину каплуна, несмело надкусил — мясо было необыкновенно вкусным и духовитым, оно словно само таяло во рту...
Запив мясо глотком вина, Василий настороженно поглядел на своего благодетеля — толстяк с умильной улыбкой наблюдал за тем, как ест Василий, но сам к жареной птице не притрагивался.
Почему он не ест? — с подозрением глядя на толстяка, подумал Василий и даже перестал жевать. Не кроется ли за этим щедрым угощением какой-то подвох?
То ли уловив сомнение во взгляде Василия, то ли позавидовав тому, как азартно насыщался победитель ристаний, толстяк шумно вздохнул и вцепился зубами в сочное мясо.
Пережёвывая каплуна, толстяк закатил глаза от наслаждения, медленно проглотил и блаженно улыбнулся.
— Я уже третьего приканчиваю, не могу остановиться, — признался толстяк. — Обожаю каплунов...
Взял со столика несколько листьев зелени, пожевал, поделился своими познаниями с Василием:
— Салат-латук обладает таким же мочегонным действием, как и молодое вино. На вкус бесподобен, но вызывает импотенцию... Не ешь этот салат при женщинах. Он им очень противен, они называют его «дряблухой», ха-ха-ха...
И Василий рассмеялся вместе с толстяком.
— Спасибо тебе за петуха, очень вкусно... Никогда такого не пробовал. Спасибо тебе!
— A-а... Не стоит благодарности, — отмахнулся толстяк. — Я сюда, к Интерине, приезжаю только для того, чтобы поесть каплунов... Этот поварёнок, которого женили на потаскухе, умеет, шельма, превосходно готовить каплунов на вертеле, и ещё — мясо пятимесячного ягнёнка в кисло-сладком соусе со сливами... Приезжай послезавтра, попробуешь сам. И тогда ты поймёшь, что самое главное в нашей жизни, а что — второстепенное!..
Василий кивнул неопределённо, а сам подумал, что послезавтра с рассвета он будет работать на конюшне Феофилакта, чистить и холить четвёрку, принёсшую ему победу в ристаниях, затем будет выгуливать, запрягать, до седьмого пота гонять по дорожке...
— Не знаю, как ты, дружочек, а я больше всего на свете люблю сытно поесть и вкусно попить, — задушевно произнёс толстяк. — Все мои знакомые говорят: «Агафангел, как ты можешь с завязанными глазами определять, откуда привезены мёд и вино?» А я им говорю, что если бы они попили с моё, тоже научились бы распознавать любые напитки по вкусу и запаху... Не верят. Думают, что я подглядываю. А вот ты, дружочек, знаешь ли, сколько лет откармливался тот самый каплун, которого мы с тобой только что уговорили?..
— Откуда мне знать? — смущённо усмехнулся Василий.
— Ровно три года, неделя в неделю... И откармливали его ячменём и орехами. Именно благодаря орехам он получил такой вкус... А тому поросёнку, которого я съел до каплунов, было от роду три недели. Я вообще люблю свинину во всяком возрасте. От молочных поросят до матерых кабанов. Ты пробовал вымя молодой свиньи в белом соусе? М-м-м... А мне мой эскулап рекомендует употреблять в пищу побольше укропа, мальвы и асфодели. Тьфу!.. Разве я кролик? Скажи, дружочек, ты променял бы трёхнедельного поросёнка на пучок кресс-салата? Ха-ха-ха...
