Затем учёная собака стала вытаскивать на арену тех, кого приказывал ей хозяин.

   — А ну-ка, дружочек, покажи почтеннейшей публике самого известного в Городе... рогоносца! — во всю глотку орал дрессировщик, и здоровенный пёс мощными прыжками устремлялся на трибуны (разумеется, в те ряды, где располагалась публика попроще) и вцеплялся мёртвой хваткой в ветхий плащ какого-нибудь простолюдина.

Под смех и улюлюканье веселящейся толпы незадачливый мужлан вынуждаем был идти за псом на середину арены, где нахальный дрессировщик долго разглядывал и ощупывал его лоб, чтобы с шутками и прибаутками убедить всех присутствующих в наличие крепких рогов, после чего опозоренному простолюдину оставалось лишь поскорее улизнуть с ипподрома. Но и после ристаний этот бедолага принуждён будет покорно сносить насмешки от всех знакомых, ставших свидетелями его позора на столичном ипподроме.

В том, что именно этого бедолагу, а не кого-то другого вытащил на середину арены неразумный пёс, и заключался указующий перст судьбы.

Кому-то таинственные силы даруют победы в ристаниях и на поле брани, а кому-то — позор, от которого нет спасения. Знать бы, от чего это зависит!..

   — А теперь, дружочек, выведи на обозрение почтеннейшей публики самого скупого жителя нашего Города!.. Покажи его всем, чтобы ему наконец стало стыдно за то, что ему жалко бросить нам с тобой на пропитание даже медный обол...

Перемахнув через каменный парапет, пёс бросился выискивать на трибунах мнимого скупердяя, а тем временем на арену к ногам владельца собаки посыпались не только медные, но и серебряные монеты.

   — Ваше императорское величество!.. Неужели тебе всё это ещё не надоело? Всякий раз одно и то же, одно и то же... Мы едем или не едем ко мне? — спросила императора Евдокия.

   — Да, пожалуй, — вяло кивнул Михаил.

   — Распорядитесь, ваше величество, чтобы мимесс и шутов немедленно привезли ко мне на виллу, — сказала Евдокия и поднялась, шурша шелками. — Быть может, там они смогут показать нам нечто более занятное... Друзья мои, приглашаю вас всех к себе! Слышите?.. Мы едем веселиться!..

Михаил согласно кивнул, и доверенные слуги опрометью бросились вон из кафисмы, чтобы погрузить на повозки актрис и музыкантов, готовых за известную плату увеселять именитых гостей хоть до утра.

Поддерживаемый под руки телохранителями, Михаил поднялся с кресла.

Движение монарха было немедленно замечено на трибунах, и начался тщательно отработанный ритуал ухода. Словно в едином порыве поднялись бедные и богатые, знатные и безродные, и даже фигляры на арене застыли в немом преклонении.

Изнемогая под драгоценной тяжестью парадного облачения, Михаил выпрямился и поднял правую руку, приветствуя свой народ величавым и плавным жестом, затем с немалым трудом повернулся и направился к выходу из кафисмы, слыша за спиной восторженный рёв толпы.

Господи, как же все они меня любят, подумал Михаил. Словно дети малые своего родителя. Хвала Господу за то, что он устроил всё столь разумно — едино стадо, единый пастырь...

Думать так императору было очень приятно.

Следом за божественным монархом все его придворные и охранники удалились в тёмную галерею. Про Василия больше никто не вспомнил, и, когда смолкли звуки шагов императора и его свиты, победитель ристаний безмолвным истуканом остался стоять посреди опустевшей кафисмы.

Василий не представлял себе, как сможет отсюда выбраться: едва повелитель империи вошёл в галерею, как все входы и выходы оказались перекрыты варягами личной охраны, не разумеющими по-гречески. Обратный путь на арену теперь преграждал прочный дубовый щит, прикрытый пурпурным ковром.

Смирившись с тем, что ему придётся дожидаться, пока не закончится представление на ипподроме, Василий робко вернулся на краешек того кресла, на котором он только что сидел, и стал поглядывать на арену через малую щель между щитом и стеной. Кошель с золотом приятно оттягивал пояс, а тяжёлое и маслянистое на ощупь блюдо Василий пристроил под хитон, подсунув под пояс.

Мягкими неслышными шагами в кафисму вернулась красавица, имевшая загадочную власть над монархом. Она удивлённо приподняла соболиную бровь и спросила, капризно кривя и покусывая пухлую губку:

   — Ты почему здесь?

Испуганно вскочив с кресла, Василий растерянно хлопал белёсыми ресницами и не знал, что ответить. Пуще всего он боялся нечаянно не угодить этой смелой красавице, опасался по робости или неведению навлечь на себя её гнев.

   — Ты слышал, как я приглашала всех к себе?

   — Да, госпожа, — пролепетал Василий, не поднимая глаз.

Он не понимал, бранит его Евдокия или смеётся над его робостью. С богачами вообще следовало держаться осторожно, ведь невозможно предсказать, как поступит женщина в следующую минуту — то ли прикажет неразговорливым стражникам вышвырнуть его вон, то ли даст ещё толику золота.

   — Отчего же ты не пожелал принять моё приглашение? — продолжала вкрадчивым голосом допытываться Евдокия. — Может быть, ты не желаешь веселиться?

Василий робко молчал.

   — Может быть, ты прогневался на меня?

   — Я?.. — обмирая от страха, пролепетал Василий. — Смею ли я?

   — Чем же я могла заслужить твою немилость, победитель?..

   — Упаси Боже, какую немилость?

   — Тебе не нравится моя вилла?

   — Я не знаю.

   — Узнаешь. Почему же ты остался здесь?

   — Я... я не понял, что был приглашён... Я никогда ещё...

   — Ах, победитель, ты всё ещё не можешь уразуметь, что ты — другой!.. После победы тебе надлежит позабыть всё, что было. У тебя начинается новая жизнь...

Должен был победить сириец, но не удержался на ногах, и Василий промчался по его костям к победе. Не зря молилась Мария заступнице Богородице. Единым прыжком Василий перемахнул через пропасть, казавшуюся непреодолимой, и теперь между недавним вофром с вонючей площади Амастриана и окружением василевса уже нет барьеров? Эта мысль поразила Василия, он поднял голову и поглядел на царственную распутницу смелее.

Страхи и сомнения понемногу развеивались. Женщина улыбается Василию, женщина приглашает его веселиться вместе с императором, а он, недотёпа, стоит как пень...

   — Я готов услужить тебе, госпожа, — преодолевая остатки животного страха, вымолвил сдавленным голосом Василий и застыл в ожидании решения своей участи.

   — Вот и прекрасно! — сказала красавица. — А ты мог бы меня прокатить на своей колеснице?

   — Это вовсе не моя колесница, госпожа... Я не знаю, позволит ли мой хозяин...

Вместо ответа она лишь пренебрежительно расхохоталась:

   — Да этот болван пусть за счастье посчитает, что я поеду на его колеснице!..

И грозно топнула ногой, обутой в сафьяновый башмачок.

Впереди скакали телохранители-варанги, умело расчищая дорогу для Михаила и его многочисленной свиты.

Следом за варангами и василевсом неслась по столичным булыжным мостовым лёгкая ристалищная колесница, влекомая четвёркой изумительных коней.

Не купить ли мне эту квадригу? — думал Михаил, время от времени любуясь каппадокийскими красавцами.

Всё лучшее в империи должно принадлежать лучшему — то есть монарху.

Оглянувшись через плечо, чтобы в очередной раз полюбоваться четвёркой, Михаил увидел, что Евдокия бесстыже прижимается к возничему, а этот парень уверенно правит лошадьми и боится пошевелиться то ли от счастья, то ли от страха.

Следом за колесницей неслась шумная кавалькада золотой молодёжи, а завершали процессию две ломовые телеги, на которых ехали циркачи и актрисы, предвкушавшие сладкую попойку и лёгкий заработок на вилле Евдокии. Вместе с актёрами увязался и хозяин победившей квадриги, отставной протоспафарий, как его... Феофилакт. Имя будто бы уже слышанное когда-то монархом...