— Ясно, — сухо кивнул Рюрик.

   — Отправляйся в Дом Варвара, поднимай своих воинов и приводи во Дворец. Я помогу тебе расставить людей по местам. Любого, на кого я укажу, твои воины должны будут без промедления убить.

   — Они сделают это. Но мне должен приказать сам василевс, — ненавязчиво уточнил Рюрик.

   — Хорошо, — скрепя сердце согласился Варда. — Ты прав. Приказ должен исходить от законного правителя империи. И ты получишь то, что просишь... Но, поскольку государя сейчас нет в столице, для этого потребуется некоторое время. Сегодня пусть твои воины веселятся в Доме Варвара. Их услуги потребуются в один из ближайших дней. Надеюсь, содержание этой беседы не выйдет за пределы моих покоев?

Бьёрн и Рюрик поклялись на оружии, что будут молчать даже под пытками, хотя оба надеялись, что до пыток дело не дойдёт.

Когда варяги вышли из покоев Варды, конунг Рюрик задумчиво сказал Бьёрну:

   — На прошлой неделе мы охраняли императора во время богослужения, и я своими ушами слышал, как молодой император восклицал: «Боже, помоги рабу твоему Михаилу!..» Я тогда подумал: «Горе стране, которой правит раб». А теперь вижу, что его рабство заканчивается. У птички выросли крылья, и она не желает сидеть в гнезде. Полагаю, будет справедливо, если мы окажем ему в этом помощь?

   — Ты прав, конунг! — поддержал его Бьёрн. — Ты всегда принимаешь сторону справедливости. И я сочиню об этом вису, которая ещё больше прославит тебя, если ты не переменишь решение...

   — У меня нет обыкновения переделывать то, что уже сделано, и сделано, на мой взгляд, хорошо...

Бракосочетание молодого императора Михаила и Евдокии было назначено на ближайший двунадесятый праздник, которым оказался день Преображения.

Великий логофет Феоктист превзошёл самого себя в устройстве пышной церемонии. В столицу были свезены сотни певчих, которые в день венчания должны были услаждать слух толпы проникновенными песнопениями. Улицы столицы были чисто выметены, а стены общественных зданий украшены драгоценными тканями и коврами. Воздух благоухал миром и ладаном. На ипподроме устроены были грандиозные ристания, затем всех зрителей кормили за счёт казны.

Приёмы для высшего света и чужеземцев давались в Большом Дворце, во всех храмах служились торжественные литургии, призывая благословение небес на брак земного наместника Господа...

Изматывающая церемония длилась несколько дней, а затем Михаил вдруг сбежал из Большого Дворца в компании своих друзей, оставив в растерянном недоумении девственную супругу.

Варда разыскал Михаила в загородной резиденции на Босфоре. Михаил ожесточённо гонял своего коня по манежу. Против обыкновения, он был трезв, и Варда решил поговорить с племянником начистоту.

Варда догадывался о том, что творилось в душе молодого василевса. По мере того как сгущалась вокруг Михаила атмосфера гнусных слухов, всем его существом всё более овладевала жажда власти.

Власть и только власть, угадывал он, способна переменить сложившееся к нему отношение.

Утвердившись на престоле, он заставит равнодушных полюбить себя, а врагов приведёт в трепет.

Уж тогда Михаил всем покажет, кто он такой и что он в империи — не пылинка на ветру.

Отослав из манежа его дружков, Варда сочувственно спросил:

   — Надеюсь, теперь ты понимаешь, что служишь игрушкой в руках Феоктиста?

Молодой василевс угрюмо молчал.

   — Ты уже достаточно возмужал, чтобы править государством, Михаил! — возвышая голос, сказал Варда. — Довольно терпеть произвол и беззаконие!.. Ты — единственный законный правитель великой империи. Ты, а не этот жалкий скопец!.. Так бери же бразды правления в свои руки!..

   — Думаешь, Феоктист согласится отдать власть? — криво усмехнулся Михаил.

   — А разве ты собираешься просить то, что принадлежит тебе по праву?

   — За Феоктистом стоит армия, за Феодорой — патриарх... Им ничего не стоит стереть в пыль любого, даже законного василевса.

   — Армия смеётся над кастратом и ждёт, когда во главе её легионов встанет достойный муж... В твоём возрасте Александр Македонский уже успел совершить немало подвигов, а ты всё ещё колеблешься?

   — Да, — тихо признался Михаил. — Я боялся оставаться во Дворце, потому что мне показалось, будто меня хотят отравить... Я ничего не ел, не пил, я всего боялся...

   — Законный правитель христианской страны боится, а вероломный временщик властвует... Тебе не кажется это абсурдным?

Михаил негромко застонал, хватаясь за голову.

   — Мужайся! И запомни главное: в политике побеждает лишь тот, кто готов идти к намеченной цели через любые испытания!.. Если ты способен хотя бы в мыслях отказаться от борьбы за престол, ты будешь обречён на поражение. Так-то, мой юный император!.. В политике побеждает тот, кто способен на жертвы и на риск, кто может на какое-то время забыть о правилах приличия и не испытывает стыда за свои дела. Что же касается разума, то им наши противники обладают в столь ничтожной мере, что мы вполне можем извлекать выгоду из нашего достояния, мы можем обманывать их, когда это нам представится выгодным и безопасным...

   — Мы проведём Феоктиста? — загорелся Михаил.

   — Мы обведём его вокруг пальца! — пообещал Варда. — Он не успеет помешать исполнению того, что мы задумали.

   — Что потребуется от меня? — осмелев, спросил император.

   — Ты своим присутствием сделаешь законным всё, что ни произойдёт, ибо только ты являешься автократором Ромейской империи. Будь готов в любую минуту взять государственное кормило в свои руки. Умоляю: на некоторое время полностью воздержись от вина!..

   — Ты говоришь это таким тоном, будто я — конченый пьяница, — опуская глаза долу, тихо сказал Михаил. — Я могу вовсе не пить...

   — Вот и прекрасно! Полагаю также, что тебе необходимо вернуться в Большой Дворец и дожидаться моего сигнала о том, что все люди готовы...

   — Кто — все? Какие люди? — испуганно вздрогнул Михаил.

   — Не волнуйся, они принадлежат к гораздо более низкому слою общества и не станут претендовать на корону ни при каком исходе дела, — успокоил его Варда. — А сейчас собирайся в путь! Может быть, нынче же вечером и решим дело! Торопиться может лишь тот, кто наверняка знает и что нужно делать, и в какой последовательности. Иначе спешить попросту опасно... Я знаю, что нам следует сделать прежде всего... Как говорил Фукидид, пока государство пребывает в покое, наилучшими установлениями бывают те, которые остаются неизменными. Однако, когда необходимость вынуждает людей ко многим новым предприятиям, тогда требуются и многие усовершенствования в установлениях, казавшихся ещё недавно столь незыблемыми...

По приказу Варды у каждой двери Большого Дворца были поставлены усиленные караулы варангов, которым был отдан приказ никого не впускать и не выпускать без особого на то повеления императора.

Бьёрну и Эйрику достался пост у ворот каменной галереи, соединявшей императорский Дворец с храмом Святой Софии.

Сюда доносились лишь отдалённые отголоски бурных событий. Где-то слышались крики и стоны, хлопанье дверей, женский плач.

В сопровождении двух монахов во Дворец пытался пройти патриарх Игнатий, но Бьёрн и Эйрик твёрдо заступили им путь, так что пришлось жрецу греческого бога поворачивать обратно несолоно хлебавши.

— То ли мужик, то ли баба... — глядя вслед удаляющемуся скопцу, брезгливо сказал Бьёрн. — Он не ест мяса и не имеет сношений с женщинами, не опоясывается мечом и не ездит на лошади, как всякий нормальный мужчина, а когда всё же пожелает совершить поездку верхом, то едет на осле и кладёт обе свои ноги по одну сторону седла, подобно тому, как здесь ездят женщины...

Эйрик лишь молча сплюнул.