Никогда ещё не бывало так, чтобы война длилась несколько десятилетий, и это приносило бы выгоды хоть кому-нибудь...

   — Разве что бесчестным дельцам, наживающимся на военных поставках, — заметил провинциальный протоспафарий.

   — Мы не будем касаться в нашей беседе низких материй, — вяло поморщился эпарх. — Тем более когда речь идёт о блате империи... Всем миром, от жалкого варвара до великого государства, владеет страх исчезновения. Мы поставлены в такие условия, что не можем не воевать. Ромейская империя просто не имеет права исчезнуть, словно дым... Ибо именно на нашу империю возложил Господь великую и святую ответственность... Кто, если не мы, пронесёт через века величие и славу святой христианской идеи?..

О Господи, куда же я попал? — подумал Георгий. Летел, словно на крыльях, чтобы очутиться в объятиях обворожительной женщины, а оказался в занудной компании престарелых государственных мужей.

   — Христолюбивая наша империя никогда не претендовала на чужие владения, но постоянно вынуждаема была вести изнурительные войны с единственной целию — сохранить саму себя. На севере обретаются неисчислимые полчища диких варваров, с юга и востока вплотную подступили к границам измаилиты, с запада доносится бряцание оружия германцев, и Карл Лысый, на словах клянущийся в любви и присылающий посольства с щедрыми дарами ко всякому празднику, на деле норовит вцепиться зубами в наши отдалённые провинции... И что же остаётся нашему государству, как не пытаться с мечом в руках отстоять достояние, унаследованное от наших славных предков? Разумеется, мне могут возразить, что для предотвращения военных столкновений существует логофиссия дрома, однако успехи наших дипломатов столь незначительны, что не заслуживают похвалы, — с язвительной усмешкой заключил эпарх.

   — Никакие ухищрения дипломатов не смогут наставить этих дикарей на путь истины, — сказал малоазийский протоспафарий. — Может быть, следовало бы обратить в нашу веру хотя бы тех варваров, которые обретаются вблизи наших границ?

   — Свежая идея, — усмехнулся Никита. — Подскажите её при случае святейшему патриарху Игнатию.

Понемногу освоившись за столом, Георгий стал понимать, о чём шла речь, — здесь, на террасе у гетеры, судьба свела чиновников, принадлежавших к разным ведомствам, и за внешне бесстрастными, обтекаемыми формулировками следовало разуметь тонкую политическую борьбу.

Но на самом-то деле все эти вельможи, прикрываясь словами о благе империи, были озабочены лишь достижением своих личных целей. И в этом соревновании у Георгия было значительное преимущество.

Да, у этих сановников есть богатые одежды и громкие титулы, но у них нет того, чем обладает лишь молодость...

Глядя на престарелых соискателей женских ласк, Георгий почему-то подумал, что в древности люди всегда изображали бога богатства в виде немолодого и уродливого толстяка. Видимо, эллины не без оснований полагали, что ему не столь уж необходима приятная внешность, ведь любую красоту этот бог мог при желании просто купить.

Георгий уже стал подумывать о том, как бы ему выбраться из-за стола, подкупить служанок и проникнуть в покои гетеры, наверняка дожидающейся его, самого молодого из всей этой компании, но в эту минуту от ворот послышался конский топот, бряцанье оружия, на террасу вошли закованные в металл варанги и этериарх Андрей громогласно возвестил:

   — Его величество василевс ромеев Михаил!..

За столом поднялся лёгкий шум, возникла суета — важные вельможи стремились выйти вперёд, чтобы быть замеченными императором. С неожиданной для их возраста и телосложения прытью вальяжные сановники распластывались на мраморном полу, раболепно сверкая белками льстивых глаз.

Георгий вместе со всеми совершил проскинезу и вдруг увидел прямо перед глазами запылённый пурпурный сапог, услышал знакомый голос монарха:

   — Прошу вас, встаньте, друзья мои!.. Я весьма рад вас видеть...

Началось лёгкое движение, однако вышколенные придворные оторвали свои животы от холодных каменных плит пола не прежде, чем император уселся в позолоченное кресло, водружённое во главе стола.

По лицу Михаила блуждала неверная улыбка, глаза чуть косили, и Георгий догадался, что государь уже успел напиться.

Подставив виночерпию свой фиал, Михаил передал его этериарху, тот сделал глоток, дабы удостовериться, что вино не отравлено. Император вырвал фиал из его рук, отхлебнул и стал оглядывать присутствующих.

   — Георгий, ты ли это? — вдруг удивился император.

   — Я, ваше величество, — скромно подтвердил Георгий.

   — Как ты здесь очутился?! Ах ты, лукавый!.. В Магнавре ты притворяешься суровым постником, а тайком от всех посещаешь хорошеньких женщин?.. Агафангел, ты только погляди на нашего друга Георгия!.. Оказывается, ничто человеческое ему отнюдь не чуждо!.. — рассмеялся император и шутливо погрозил Георгию пальцем.

   — Я здесь впервые, ваше величество, — признался Георгий, смущаясь под взглядами вельмож.

   — Полагаю, тебе понравится... Агафангелу здесь очень нравится. Не правда ли? — спросил Михаил.

   — Да, — кивнул Агафангел. — Весёлое место... А повар у нашей красавицы — просто волшебник!

   — Мы будем веселиться!.. — неожиданно громко крикнул император, взмахивая рукой с зажатым в ней фиалом, так что вино выплеснулось прямо в лицо неподвижно застывшему варвару-телохранителю.

Не поведя бровью, варвар принялся слизывать густое красное вино с обвислых усов.

   — Но где же обольстительница Анастасия?.. И почему её нет с нами?! А почему вы все замолчали? Смею надеяться, что не мой приход послужил помехой вашему разговору? Итак, друзья мои, о чём шла беседа? Надеюсь, вы не замышляли ничего дурного, а?..

   — Как вы могли такое подумать, ваше величество!.. — испуганно вскричал чиновник из логофиссии дрома.

   — Мы лишь пытались выяснить наши взгляды на проблемы войны и мира, ваше величество, — спокойно ответил эпарх Никита.

   — Какой вздор! Разве это тема для беседы в доме Анастасии?.. Именно по этой причине она и сбежала от вас! Давайте поговорим о возвышенном и прекрасном, ну, например, о любви и поэзии, и вы увидите, Анастасия немедленно выйдет к нам. Начинай, Георгий!.. Ты ведь знаток эллинской поэзии, не так ли?.. Ну же!..

Растерявшись от неожиданного предложения, Георгий не мог припомнить ни одной строчки. Налившись красной краской, он молчал...

   — Увы, не желает мой друг Георгий потешить нас... Что ж, послушай, какие стихи знает моя старая гвардия!.. Дормидонт!

И тут же седовласый патрикий, поднявшись со своего места, принялся громко декламировать вульгарное сочинение неизвестного поэта — про то, как некий юный пастушок повстречал на лугу хорошенькую нимфу и что из всего этого воспоследовало...

Император самозабвенно хохотал и удостоил патрикия перстня с крупным бриллиантом.

И тут появилась Анастасия, одетая лишь в полупрозрачную лёгкую накидку. Гетера обворожительно улыбнулась всем мужчинам, причём каждый из присутствовавших отнёс её благосклонную улыбку на свой счёт, отвесила церемонный поклон императору и села в плетёное кресло, закинув ногу на ногу. Не успела гетера вымолвить слово, как на аллейке раздался цокот копыт, сердито залопотали варанги, послышались пьяные выкрики, и на террасу ввалились гогочущие друзья молодого василевса — с бубнами, свистелками, в шутовских колпаках и полумасках.

К государю склонилась молодая особа, в которой Георгий узнал Евдокию, дочь Нигера, что-то прошептала ему, и Михаил поднялся, качнулся на нетвёрдых ногах, но устоял, поддерживаемый этериархом.

   — Итак, стишки отменяются, мы едем дальше! Георгий, друг мой, где же ты? Больше я не позволю тебе изображать из себя невинного агнца!.. Ты едешь с нами!

Агафангел подхватил Георгия под руку и потащил к выходу с террасы. Оглянувшись, Георгий увидел, как гетера посылает ему воздушный поцелуй...