— Помни мудрое изречение древних: «В несчастье — надейся, в счастье — беспокойся, ибо все меняется», — сказала она ему на прощание. — Поезжай спокойно, зная, что мы не должны бояться с тобой ни врагов, ни страданий, ни смерти.
В то же время она дала поручение Гагели — побывать во всех греческих и сирийских монастырях и узнать, где находится Липарит Орбелиани с сыновьями.
— Не скупись на золото, — прибавила она, — и тщательно обследуй места, где он мог укрыться после своего бегства. Если Липарит жив, обещай ему царское прощение и скажи, что я осыплю его милостями, если он раскроет истину и укажет виновников гибели царевича Демны. Вверяю тебе нашего друга, храни его и будь ему верным стражем! Помни, что в Палестине находится страшная секта исмаэлитов. Бойся их и будь осторожен!
— О, царица! Я не оставлю царевича Сослана, хотя бы мне грозили самые лютые мучения и смерть! Клянусь отдать за него свою жизнь, если потребуется!
Тамара осталась довольна ответом Гагели и попросила его не полагаться на царевича Сослана, самому составлять план путешествия и не обременять его излишними заботами, так как он удручен печалью и равнодушен ко всему земному.
Давид скрыл от Тамары, как он был оскорблен и уязвлен событиями, происшедшими перед его отъездом, и хотя сохранял внешнее спокойствие и покорность, но в душе у него оставались горечь и обида.
Глядя на удалявшиеся берега Иверии, Сослан долго находился в мрачной задумчивости, не слушая, что говорил ему Гагели, и не отвлекаясь от своих горьких мыслей.
Однако Гагели не был обеспокоен душевным состоянием Сослана, полагая, что постепенно в путешествии он отойдет от своих мрачных мыслей и забудет про то тяжелое, что ему пришлось испытать в Иверии. Гагели больше всего был озабочен тайным наказом царицы найти в Сирии Липарита Орбелиани и тщательно следить за безопасностью царевича. Все мысли его были направлены к тому, чтобы не впустить в сношения с подозрительными людьми, которые могли узнать об истинной цели их посольства и сильно повредить им в Византии.
Поэтому как только скрылись берега Иверии, он предусмотрительно сказал Сослану:
— Да не вызовут мои слова Вашего гнева! Никто не должен знать в дороге, кто мы такие, куда и с каким поручением едем. При нынешних нравах никто не отважится с таким количеством золота пускаться в дальний и опасный путь, не имея при себе достаточного войска. Особенно нельзя разглашать нашей тайны в Византии. Если император Исаак узнает, зачем мы едем к Саладину, то он из зависти не пропустит нас через свои владения. Он сам начнет переговоры с султаном относительно выкупа древа, дабы причинить зло крестоносцам.
— Надлежит ли нам искать свидания с Исааком? — спросил Сослан, соглашаясь с рассуждениями Гагели. — Мы можем прямо пересесть на один из кораблей, отплывающих в Сирию, не задерживаясь в Константинополе. Что касается подарков царицы, то мы можем часть их передать патриарху, а остальное вручить ему на обратном пути, если нам только суждено вернуться обратно!
— Благие мысли всегда приходят поздно! — с сожалением ответил Гагели. — Мы не сядем ни на один корабль без разрешения Исаака, так как из Византии никого не пропускают сейчас в Палестину.
Гагели преднамеренно подобными разговорами отвлекал Сослана, разгоняя его тоску, заставляя думать о путешествии и странах, где им предстояло действовать среди всевозможных опасностей и добиваться свидания с Саладином.
Хотя Сослан и Гагели бывали по нескольку раз в столице Византии, они испытывали сильное волнение и необъяснимую тревогу, приближаясь к Знакомым берегам Босфора. Омываемый водами Босфора и Пропонтиды (Мраморное море) Константинополь представлял величественное зрелище. Двойная стена окружала его на расстоянии нескольких миль; прекрасные здания, стоявшие на берегу Босфора, храмы, дворцы, сады и улицы, казалось, тихо двигались и погружались в прозрачные воды пролива. Невозможно было оторвать взгляда от созерцания чудного города Нового Рима, соединяющего Европу с Азией.
Корабль их прибыл к вратам Босфора и бросил якорь в пристани Золотой Рог, которая называлась также Рогом Изобилия.
Обозревая любопытным взглядом окрестности, они спускались на берег. Внезапно их окружила группа греков, предлагавших свои услуги и указывавших им гостиницы и монастыри, где бы они могли лучше устроиться. Получив отказ, греки тотчас же исчезли, но поведение их показалось Гагели подозрительным, и он долго провожал их взглядом, стараясь понять, кто они и откуда явились.
Мелхиседек, часто развозивший пожертвования царицы по греческим монастырям, предложил остановиться в Студитской обители, основанной в V веке и славившейся своим уставом и строгостью нравов обитавших в ней иноков. Отправив впереди себя слуг и Мелхиседека, Сослан и Гагели бродили по городу, невольно вспоминая те дни, когда они жили и учились в Константинополе, который являлся центром мировой цивилизации. Бурная жизнь кипела на улицах и площадях, Сослан и Гагели не могли не восхищаться величием и красотой византийской столицы, сочетавшей живописность природы с редчайшими памятниками искусства.
Бесчисленные статуи из бронзы и мрамора, сокровища древности, собранные с Востока и Запада, украшали дворцы, цирк, улицы и площади.
Любуясь городом, ни Сослан, ни Гагели не подозревали, что они видят его в последний раз и что какое-нибудь десятилетие отделяет их от того страшного момента, когда Константинополь будет сожжен, разрушен крестоносцами и все великолепные создания античного гения будут бесследно уничтожены.
Когда они прибыли в Студитский монастырь, утомленные, но довольные своей прогулкой, их встретил испуганный настоятель монастыря и таинственным видом сообщил, что явился посланец императора Исаака — Лазарис и ищет свидания с ними. Вслед за этим вошел немолодой, с неприятной наружностью грек, сказал, что он по поручению императора приветствует посольство иверской царицы, и прибавил:
— Прошу вас завтра к полудню пожаловать во Влахернский дворец к императору Исааку. Он просил передать вам, что вы можете остановиться в его дворце, где все приготовлено для вашего приема.
Сослан сделал вид, что он польщен любезностью Исаака, но ответил отказом:
— По повелению царицы мы должны посетить греческие монастыри и затем предстать перед вашим императором. Мы устали с дороги и просим разрешения немного отдохнуть, прежде чем явиться в царский дворец и передать дары вашему императору, присланные нашей царицей.
Лазарис не стал особенно настаивать на своем предложении и, простившись с ними, скрылся, еще раз напомнив перед уходом о завтрашнем приеме у императора.
— Хотел бы я знать, — воскликнул Гагели после ухода грека, — кто известил его о нашем приезде? Почему императору Исааку вздумалось оказать нам такое внимание, когда наша царица не обращалась к нему с просьбой о гостеприимстве? Что ему надо от нас? Кто мог интересоваться нашим приездом в Константинополь? Я думаю, скорей наши враги, чем друзья.
— Время нашего отъезда всем было хорошо известно. Немудрено, что Микель известил патриарха, а патриарх — Исаака. Хуже, что они узнали, где мы остановились.
— А вы забыли про греков, которых мы видели на пристани?! — быстро припомнил Гагели. — Надо полагать, что мы окружены лазутчиками Исаака и должны соблюдать крайнюю осторожность.
— Прежде всего следует подробно узнать об Исааке, — решил Сослан, и они направились к настоятелю монастыря, который находился в сильной тревоге.
— Ничего нельзя ждать хорошего, — мрачно сказал он, выслушав сообщение Гагели о беседе с Лазарисом, — если они следили за вашим прибытием, то вам надо искать себе другое убежище. Этот государь мнителен и везде видит своих врагов. Он был храбр только один раз в жизни, когда добывал себе трон Византии. Покойный император Андроник узнал через кудесника, что будет свергнут с престола полководцем по имени Исаак, и приказал заточить его в темницу. Исаак, вместо повиновения, убил исполнителя воли Андроника, побежал к храму св. Софии, собрал народ и воинов, которые провозгласили его императором. По его повелению толпа растерзала Андроника, подвергнув его нечеловеческим мучениям. Бог будет судить царей, но то, что делается у нас, в Константинополе, не поддается человеческому разумению. Скольких убил Андроник — не пересчитать, теперь его сменил Исаак. Но этот государь хуже Андроника: тот умел угодить народу. Исаак совсем не умеет править, окружил себя шутами, кудесниками, предался пьянству и разврату. Не могу передать, как он кощунствует, употребляет за своим столом священные сосуды и утверждает, что у бога с царем все нераздельно. Говорят, ему тоже предсказано, будто у него отнимет престол некий принц по имени Алексей, и поэтому все, кто носит это имя, находится под угрозой.
