– А если я не согласен?

Сергей остановился. Густой дым поднялся вверх. Он жадно затянулся еще раз.

– М-да. Я, так понимаю, ты хочешь лишиться и сына, Дмитрий? Думаю, Шрек тебя не поймет, – он многозначительно покачал головой. – Дочери тебе было мало?! Ты думал, ее и вправду будет кто-то искать? Смотри, тебя держат лишь для одного. Помни об этом. Помни, что у тебя есть семья. Не стоит ссать против ветра, хорошего из этого ничего не выйдет. Ты же знаешь, что систему сломать нельзя. Невозможно, – Самойлов сделал глубокую затяжку. – А я и есть система, – он выдохнул дым. – Так что делай то, что тебе говорят.

– Думаешь, ты сможешь обвести его вокруг пальца?

– Нет, не я. Ты – ты его убедишь. Точнее сказать, твой отчет о вскрытии. Ты же знаешь, что Санитар – безжалостный маньяк. Кстати, мы его скоро поймаем. Ты рад?

Доктор посмотрел на Сергея так напряженно, что на его лбу выступили маленькие капельки пота. Он потеребил в руках листок бумаги, словно смертный приговор.

– Рад… – многозначительно выдавил он из себя и развернул листок.

– Вот и прекрасно. К утру все должно быть готово. Так же, как и с той потаскухой. Надоел мне этот… – он дернул шеей, бросил окурок на пол, втоптал его в кафель и, погрозив доктору пальцем, ушел.

Дмитрий Геннадьевич какое-то время сидел неподвижно, словно каменная статуя. Потом хмыкнул себе под нос, достал их кармана халата телефон и несколько раз постучал им по столу, о чем-то думая.

– Хорошо… Хорошо! Как скажешь! – он спрятал мобильник обратно, взял с полки перчатки и, натянув их на руки, удалился в соседнюю комнату.

Поднялся сильный ветер, когда Сергей вышел на свежий воздух. Стало как-то зябко и даже немного промозгло, хотя еще полчаса назад стояла тихая погода. Откашлявшись, он сплюнул в сторону, достал из пачки сигарету, засунул ее в рот, на мгновение о чем-то задумался, затем чиркнул зажигалкой, но огонек сдуло ветром. Пожевав фильтр, он отвернулся и повторил попытку, заслонив руками огонь. Наконец, пламя жадно вцепилось в сигарету. Самойлов с облегчением втянул в себя табачный дым. Он курил в долгий затяг, глубоко погружаясь в свои мысли. Не спеша он направился к остановке. Около десяти минут стоял там, рассматривая проезжающие мимо маршрутки и автобусы, наблюдал за толпившимся народом, который направлялся домой с работы. Потом он поднял руку, взглянул на часы, вытащил из кармана и надел кожаные перчатки. Еще некоторое время стоял и наблюдал, потом развернулся, пошел вдоль дороги и, дойдя до вглухую тонированного черного джипа Toyota Land Cruiser 200, быстро нырнул в салон. Удобно расположившись в кресле водителя, он глубоко вздохнул, похрустел пальцами на руках и прикрыл глаза. Однако его блаженство прервал телефонный звонок. На дисплее загорелось до боли знакомое и такое ненавистное слово «Жена». Разговаривать с ней для него стало подобно общению с гуманоидом на марсианском языке. Что бы ты ему ни объяснял, он не поймет ровным счетом ничего, равно как и ты. Оставалось только не брать трубку. Звонок настойчиво продолжал трепать нервы, и Сергей со злостью закинул телефон в бардачок. Он снял куртку и натянул на себя толстовку, лежавшую на пассажирском сидении. Затем переодел кроссовки, поменяв их на стоптанные ботинки. На секунду поймав собственный взгляд в зеркале заднего вида, Самойлов ухмыльнулся сам себе и накинул на голову капюшон. Салон автомобиля наполнился мелодичной музыкой, и Сергей вытащил из подлокотника дорогой смартфон, на котором высвечивалась фотография Насти.

– К тебе сегодня я не поеду тоже, – с улыбкой произнес он и отключил аппарат.

Машина медленно тронулась от обочины, шурша шинами по асфальту, потом резко набрала скорость и скрылась за поворотом.

Яркие огни неоновых ламп дискоклуба, около входа толпится народ. Люди входят и выходят. Пятница. День, когда можно расслабиться и погудеть, не думая об утренних последствиях, так как больной организм может спокойно отваляться в постели, потребляя литры рассола или молока, а возможно, и пива или еще чего покрепче. Черный внедорожник стоял, припарковавшись, неподалеку от центрального входа. Из приоткрытого окна тянулся вверх сигаретный дымок. Около полуночи из клуба вышла девушка и, застегнув курточку, направилась к дороге. Проходя мимо дорогой машины, она остановилась на звук опускающегося стекла.

– Привет. Послушай, ты не подскажешь, до которого часа работает это заведение?

– Понятия не имею. А что? – она пожала плечами.

– Да так. Стою, жду приятеля, а он, наверное, со своей девушкой забыл про меня. Уже битый час тут торчу один, а телефон как нарочно дома оставил. Вот незадача.

– Могу свой дать позвонить, – девушка мило улыбнулась.

– Было бы здорово! Спасибо большое, – водитель взял трубку и набрал номер. По разговору было ясно, что его оставили одного и он этим очень расстроен.

– Ну надо же… Повеселился, называется, – закончив разговор, он недовольно протянул мобильник обратно.

– Ничего, бывает.

– Ой! Слушай, чего это я?! Ты же домой едешь? Или как?

– Ну да.

– Давай подвезу. Садись. Хоть как-то смогу отблагодарить за звонок. А то время позднее уже. Наверное, все равно такси хотела вызывать. Садись, садись, не бойся.

Девушка, особо не теряясь, запрыгнула в автомобиль.

– Классная у тебя тачка! – с восторгом произнесла она. – Меня Даша зовут. А тебя?

Мужчина улыбнулся и накинул на себя капюшон, автомобиль тронулся с места.

Одиночество сводит с ума. К вечеру становится еще хуже. Я держу фотоальбом со своей семьей далеко в шкафу, чтобы не сорваться снова. Приступы гнева стали чересчур частыми, а этот откуда ни возьмись появившийся в моей жизни солдафон Римской эпохи сводит меня с ума. Хотя лишиться рассудка дважды, пожалуй, все-таки нельзя – невозможно. Я занавешиваю окна, закрываю зеркала. Он всегда приходит оттуда, где есть отражение. Я уже не понимаю, кого во мне больше: меня или его? Такое ощущение, что он поглощает меня, питаясь моим гневом. Он и есть тот зверь, который все это время жил во мне. Забиваюсь в угол, вслушиваюсь в тишину. Петр, Петр, где же ты, когда ты так нужен?!

– Думаешь, ты безумен?! – слышу четкий и спокойный голос.

Лампочка на люстре мерцает и с хлопком разлетается на мелкие части. Зажимаю в кулаке кулончик – подарок сына.

– Паук! Да, сын, я знаю, – тихо произношу сам себе и прикрываю глаза.

Господь меня вряд ли слышит. Но, если честно, мне плевать на это. Я устал. Устал от того, что не понимаю, от того, что я творю, и от того, что происходит вокруг меня. А самое главное, я устал от этой жуткой головной боли, которая все чаще посещает меня и все изощреннее мучает.

– Знаешь, первым признаком сумасшествия является отсутствие контроля над эмоциями. Ты же, напротив, очень хорошо научился их сдерживать. Так что к тебе это не относится. Правда, в твоем сознании перемешаны внешний и внутренний миры, а восприятие реальности нарушено. Вот как ты думаешь, я существую?

Открываю глаза и поднимаю взгляд. Солдат сидит на стуле, понурив голову, и, уперев меч в пол, вращает острие так, что с каждым поворотом оно неприятно скрипит и все глубже впивается в ламинат.

– Так как, я существую? – равнодушно и как-то совсем тихо спрашивает он, не обращая на меня никакого внимания. Затем поднимает голову и некоторое время разглядывает меня, словно я насекомое или чудной зверек. – Он не оставит тебя в покое, пока не подчинит себе. Ему нужны такие, как ты, как я. Хотя, если подумать, то я – это и есть ты. Все начинается с благой идеи. Ты думаешь, что поступаешь правильно: в этом и есть вся его хитрость. Знаешь, скольких я убил за свою жизнь?

– Я безумен, – произношу я и снова закрываю глаза. – Нужно покончить с этим.