Их отношения развивались так быстро, что захватывало дух. Уже через неделю им показалось, что они не могут друг без друга. На день ее рождения он сделал ей предложение. Еще месяц – и вот он, чудесный момент! Долгожданное белое платье, принц в черном костюме, ее лучшая подруга Настя в свидетельницах. Ссоры забыты, и все желают молодым счастья и долгих лет семейной жизни. Не прошло и года, как родился любимый первенец, которого Юля доверила крестить Настеньке, тогда как в крестные отцы, по настоянию Сергея, пошел его друг и напарник Артем Хлебалин – высокомерный, самолюбивый, завистливый и жадный до чужого добра человек. Но тогда молодая мать все видела в розовом цвете. А потом… Потом начались семейные проблемы. Потом – это почти четыре года назад, после того, как она с детьми вернулась от родителей, к которым уезжала на все лето. Ее мужа словно подменили: он стал регулярно пропадать на каких-то заданиях, почти не появлялся дома, прикрываясь работой, постоянно раздражался на нее и детей. Сначала это поведение проявлялось редко, затем чаще, а теперь превратилось в образ жизни.

Вот и сейчас, после разговора с Сергеем по телефону, Юля не могла найти себе места, не могла понять, в чем она виновата перед ним? В том, что родила ему и вырастила двоих детей? В том, что была верна всю их совместную жизнь? И это несмотря на то, что подруга постоянно твердила ей о том, какой Сергей мерзавец и что он не достоин ее, настойчиво звала развеяться и погулять, чтобы забыть о семейных проблемах и снова ощутить себя женщиной. А она не верила, отказывалась от этих, по ее мнению, глупых предложений…

И вот теперь она сидела в своей двухкомнатной квартире. Ее дети мирно спали, а она сама лила слезы и терзала себя мыслями о том, куда делась ее прежняя жизнь. И куда делась подруга, которая была ей как сестра с самого детства? И что произошло с мужем, который не так давно носил ее на руках? А главное, что произошло с ней самой и почему? Вытащив и без того мокрый от слез платок из кармана халата, Юля вытерла заплаканные глаза и пошла проверять дочку: если жар спал, она мирно ляжет рядом со своим ребенком и забудется до утра, отрешится от гнетущих мыслей. Если бы не дети, она, наверное, давно бы уже наложила на себя руки и окончила свою, как ей теперь казалось, никчемную жизнь.

Еду на автобусе в село Слобода. Еду к отцу Петру, которого я не видел уже несколько месяцев. Я радовался поначалу, что наконец-то этот упырь отстал от меня. А потом понял, что мне его не хватает, что без него мне скучно, что я хочу попросту выразить ему благодарность за то, что он единственный, кто все же не отвернулся от меня и попытался по-своему помочь. Следил за мной, будто ангел-хранитель. Кто бы, если бы не он, вытащил меня из синей ямы? Автобус со скрипом тормозит, поднимая вокруг себя клубы пыли. Я вываливаюсь из душного «скотовоза» на свежий воздух вместе с плохо одетой пожилой женщиной.

– Мать, подскажи Христа ради, где тут церковь?

– Ну ты даешь, милок. Шутишь что ли? Ты прям как не местный, – кривит беззубый рот старушка.

– Так оно и есть. Подскажи, куда идти?

Оглядываюсь по сторонам. Селом это назвать трудно: несколько ветхих домов, разбросанных на расстоянии десятков метров друг от друга. Чуть поодаль одиноко пасется корова, где-то кукарекает петух, кричит звонко, будто приветствуя гостей.

– Чудишь, – старушка поднимает руку и указывает гладкой блестящей палкой в сторону. – Там стоит, – переваливает сумку за спину и, прихрамывая, удаляется в противоположном направлении.

Я тяжело вздыхаю. Солнце припекает. К вечеру, наверное, польет дождь. Скидываю рюкзак и достаю бутылку с водой, жадно делаю несколько глотков, вставляю в уши наушники и включаю плеер.

Два человека пытаются как-то решить:

Задача живущих – встретиться и поговорить,

Но разница между живущими в тысячу лет,

И вместе они как бы есть, а как бы их нет.

Если первый напишет вопрос и отправит конверт,

Он вряд ли когда-то получит обратный ответ.

И вот двое уселись на один и тот же утес,

Свесили ноги вниз и понеслось!

Никогда не задумывался над тем, что музыка имеет таинственный смысл. Раньше я просто ее слушал. Так, по принципу «нравится – не нравится». По сути, я был музыкальной проституткой. Теперь же я избирателен. Все, что не проникает до самого сердца, все, что не оставляет послевкусия, я отрицаю.

Иду, поднимая с проселочной дороги пыль. С заросшего поля бьет жаром в лицо. Надоедливый слепень увязывается за мной и с риском для жизни пытается меня укусить. Его затея проваливается. Моя ладонь с хрустом растирает его тело по вспотевшей шее. Через сто метров захожу за бурьян и останавливаюсь, как вкопанный. Разрушенная деревянная церквушка, вокруг стоят четыре палатки. Человек шесть копаются возле строения, а отец Петр сидит наверху, работает рубанком и о чем-то шумит, командует. Его слушаются, исполняют сказанное.

Один говорит: «Здравствуй, друг!».

Другой отвечает ему, и вдруг

Что-то на общих их небесах сделало круг.

И оба смотрели на самый верх,

А сверху сыпался детский смех,

И оба узнали, что они – это один человек.

Вынимаю наушники, и мир наполняется звуками цикад, щебетом птиц и людским гомоном. Стою и смотрю на эту картину. Петр замечает меня и откладывает инструмент, улыбается мне во весь рот. Через его густую бороду и усы даже издалека видны белоснежные зубы. Он машет мне рукой, будто мы с ним закадычные друзья. Я усмехаюсь, вскидываю руку вверх в ответном приветствии. Он спускается.

Чай с чабрецом. Петр ухаживает за мной, как за дорогим гостем, а я сижу в недоумении: с чего вдруг такая забота после того, как я столько раз его прогонял?

– Я знал, что ты приедешь рано или поздно. Ты пей, пей. Сам собирал и сушил. Чабрец – трава полезная.

Я отхлебываю, обжигая небо. Смотрю в его ясные светлые глаза и не понимаю этого человека. Зачем ему это все? В этой глуши?

– Хочешь спросить, что я тут делаю с этими людьми? – читает мои мысли он. Я отхлебываю еще глоток и утвердительно киваю головой. – Они, как и ты, потерянные. А церковь и труд объединяет их и дарит смысл в жизни. Работа сплачивает, заставляет не думать о горе, о проблемах.

– Ты мультфильм про Чебурашку видел? – я снова отпиваю из чашки ароматный чай. Мой собеседник смотрит на меня с немым вопросом. – Там тоже домик для друзей строили. А что делать будешь, когда работа закончится? Тут тебе не мультик – тут живые люди.

Он наклоняется под стол, что-то ищет и затем протягивает мне молоток.

– Держи. Пойдем.

– Нафига?

– Пойдем, пойдем.

Ни черта не смыслю в строительстве, но понимаю, что работы только начались. Люди при виде нас вежливо склоняют голову, приветствуют. Лезу по бревну и усаживаюсь напротив батюшки, который снова берет в руки рубанок. Вжи-и-к! Вниз слетает кудрявая стружка, а воздух наполняется древесным запахом.

– Чего расселся? – он достает коробку гвоздей и протягивает мне. – Давай крепи балку! Помогай мужикам!

Удивляюсь, как круто поменялся на глазах отец Петр. Взмахиваю молотком. Тук, тук, тук! Шляпка утопает в дереве. До самых сумерек колочу, таскаю, строгаю и перемешиваю. Уставший, я, наконец, прощаюсь с Петром.

– Буду рад тебя видеть здесь. Всегда, – он протягивает мне руку, и я жму ее.

– Странный ты все же, святой отец.

– Каждый человек со своей чудинкой в голове. Здоровых людей нет. Все мы сумасшедшие в этом мире.

– Тут не поспоришь.

– Так и не надо, – пристально смотрит.