Станислав Владленович встал, поднял свое пальто с пола, огляделся по сторонам и посмотрел на часы.

– Оперившиеся крысы причисляют себя к птицам!

Он с брезгливостью посмотрел на Самойлова, подозвал официанта, расплатился и вызвал такси.

Я ненавижу себя за то, что делаю. Это омерзительно, но я должен. Знаете, все пытаются говорить, что на зло злом не отвечают, что добро всегда побеждает, и тем, кто творит мерзости, воздастся по заслугам, так как по-другому и быть не может. Но хочу разочаровать вас: такая версия прокатывает только в детских сказках. В жизни все иначе. И если ты подставишь правую щеку после того, как тебя ударили по левой, тебя просто забьют до смерти. Судьба улыбается нам лишь только в том случае, когда хочет продемонстрировать свой оскал. У нас можно обивать пороги доблестной полиции, объясняя, что тебе угрожают, но ответ будет один: «Так ведь просто угрожают. Вас же не убили и даже не попытались убить». К сожалению, любые органы в нашей стране – это парализованные конечности, которые начинают шевелиться, только когда происходит что-то из ряда вон выходящее. Разбился автобус, погибли люди – сразу начинают искать виноватых. Как так? Почему? А то сами не знают, что весь пассажирский транспорт – это груда хлама на колесах, и что все разрешительные документы на него подписываются за взятки. Упадет сосулька с крыши, убьет человека – снова начинают искать, кто виноват. Ловят Васю-дворника и вешают на него все грехи ЖКХ. Дождутся, пока у алкашей и наркоманов погибнут дети, – начинают трясти соцслужбы и участкового. Все у нас делается либо вчера, либо завтра, но только не сегодня, не вовремя. Как покажут наших министров на приеме у президента, так плеваться хочется. Сидят, гривами машут, выражение лиц такое, будто бы все горе людей они сквозь себя пропускают, в глазах у каждого – херувимское смирение, словно он и не чиновник вовсе, а, как минимум, святой отец. Со всем соглашаются, все обещают исправить и сделать. Этакая игра в поддавки. Один говорит, что нужно предпринять, другие кивают и обещают ему это исполнить, а первый якобы верит в то, что все будет реализовано. Можно обвинять меня в садизме, подозревать у меня шизофрению, но, в отличие от других, я делаю то, что должны делать наши слуги народа, вместо того чтобы жрать за мой счет. И раз уж они не справляются со своими обязанностями так, как нужно, значит, я буду делать все так, как мне кажется правильным. Пускай и не гуманно, и совсем не демократично, но зато очень эффективно. Страх – вот тот единственный язык, который понимает любая скотина, будь она благородных кровей или самых обыкновенных.

Я выхожу во двор, закрываю за собой дверь и, не спеша, иду по мощеной дорожке к машине. Я думал, что смогу обойтись лишь теми, кто виновен в случившемся со мной и моей семьей. Но я ошибался. Зверь, вырвавшись наружу и вкусив смерти, не хочет останавливаться. Вскоре его придется усмирить окончательно, так как контролировать его становится все труднее и труднее. И если бы не отец Петр, кто знает, как бы я смог бороться с тем, в кого меня превратили? Он сильный и смелый, он безрассудный, он жестокий. А я? Я всего лишь вдовый, потерявший детей отец, жалкий и растоптанный теми, против кого осмелился поднять голову во имя справедливости. Я тот, кто скрывает в себе существо, лишь внешне похожее на человека. Но без него, без этого второго «Я», мне уже не обойтись. Это существо нужно мне. Нужно для последнего дела. Пора возместить ущерб и своей черной душе. Слишком долго я ждал этого момента. Я убил много людей, если их можно назвать людьми. Убил разными и страшными способами. Теперь мои руки не дрожат при виде крови, меня не тошнит от запаха сырого человеческого мяса, от созерцания изуродованной плоти. Теперь я только оболочка, которую до краев заполнило единственное желание – желание справедливого отмщения. Я выжидал и выжидал долго. Но время пришло.

Тихий вечер. Я сижу в машине неподалеку от конторы, над входом в которую крупными буквами написано: «Адвокатское бюро». Снизу красуется еще одна надпись чуть поменьше: «Поможем всем. Профессиональные юристы. Качественно и недорого». Контора принадлежит моему давнему знакомцу Иосифу Давыдовичу Цукерману. Да, это его работа – защищать тех, кто ему платит. Но мне на самом деле глубоко плевать на это. Я такой же, как и он. Моя работа – убивать тех, кто защищает виновных. Так что, думаю, перед справедливым судом Божьим наши грехи равны. Еще неизвестно, кому будут старательнее жечь пятки черти на том свете. Он такое же дерьмо, как и я, только, в отличие от него, я признаю это, тогда как он признает только шелест денег.

Двадцать минут шестого. Еще десять минут. Он пунктуален, тут не придерешься. Прежде чем что-то совершить, нужно все спланировать. Ты должен просчитать все до мельчайших деталей, и у тебя должен быть как минимум еще один запасной план на случай форс-мажора. За Цукерманом я пристально следил почти два года. Впрочем, я начал следить за ними за всеми, как только мало-мальски пришел в себя. Я даже знаю, чем он болен, когда обостряется его подагра и как зовут его врача, знаю его семью, знаю его расписание в мельчайших подробностях и все особенности его образа жизни. Сейчас, в пятницу, в конце рабочего дня он поедет за город к своим друзьям, чтобы поиграть в покер. Но сначала он заберет дочку из детского садика. Да, он любящий отец, у него красивая жена и он старается для своей семьи. Когда-то у меня было то же самое.

«Уважаемые» люди собираются в одном из коттеджей, принадлежащих чете Фроловых. Там же будет и областной прокурор, который предъявлял мне обвинение, и городской судья, вынесший мне приговор, и пара депутатов, которые в девяностых были бандитами. Ну и сброд помельче, вроде тех двух следователей, которые приходили допрашивать меня, когда я еще лежал в больничной палате. И на что я тогда надеялся, если все здесь завязано на таких вот деловых отношениях. А я еще мечтал о каких-то извинениях и справедливом суде. Глупец.

Уже почти стемнело. Я терпеливо жду за деревом, глядя на извилистую лесную дорогу. Асфальт тянется только в одном направлении – к дому местных королей. Странно, адвокат опаздывает на пятнадцать минут, такого раньше не было. Небольшое волнение закрадывается внутрь: не хочется переносить планы на другой день, так как у меня все готово к их осуществлению и мое сознание в том числе. Похрустываю пальцами, жду. И вот, наконец, слышится шум машины, через деревья пробивается рваный свет фар. Облегченно вздыхаю. Раздается хлопок, автомобиль идет юзом и останавливается на обочине. Я заранее раскидал шипы на повороте. Все прекрасно. Накидываю капюшон на голову и надеваю перчатки. Начинаю пробираться к моему «приятелю».

– Да что за... – Цукерман злится. Два передних колеса проколоты. Он, присев на корточки, осматривает их и качает головой. – Ну как так-то?! Твою в душу Бога мать! – выдает он набор не свойственного интеллигенту лексикона. От его брани затихает все вокруг. В злости он пинает покрышку ногой и достает сотовый телефон.

Я выхожу из темноты леса на дорогу в нескольких метрах от него. Вижу, как он ковыряется в своем мобильнике. Ускоряю шаг: ему нельзя дать возможность сделать звонок. Достаю из кармана кастет. Наконец он меня замечает и от неожиданности шарахается назад.

– Что за…

Я со всего маха бью ему по ребрам, еще и еще. Кулак в железных доспехах последовательно пересчитывает ему кости. Адвокат взвизгивает и падает, телефон отлетает в сторону. Поднимаю, смотрю, кому он звонил. Слава Богу, не успел совершить вызов. Бросаю мобильник на землю и растаптываю его ногой. Цукерман, кряхтя, поднимается и пытается скрыться в лесу. Кидаюсь за ним, хватаю его и, заломив руку, с разворота бью лицом о ствол дерева. Хрустит переносица, он падает на колени. Прижимаюсь ртом к его уху, чтобы этот ублюдок уж точно не пропустил ни единого моего слова.