— Не понимаю, зачем ты это делаешь.

Обернувшись, я увидел перед собой Амелию. Сегодня она была в шортах из старых джинсов, обрезанных по колено. И в тех же черных кроссовках. Ее икры и щиколотки белели на солнце. На черной футболке красовался пулемет из какого-то мультика.

Я перестал копать и вытер лицо.

— Тебе же никогда его не выкопать. Уйдет целый год, не меньше. А если и выроешь — зачем? Адам уже в колледже. Через год я тоже уеду. На черта нам здесь бассейн?

Я стоял и слушал, она осматривалась и качала головой. Наконец она перешла к главному:

— Так ты сегодня будешь говорить или как?

Я вонзил лопату в землю так, чтобы она стояла торчком.

— Да, я считаю, что ты притворяешься, ясно? Я знаю, ты можешь говорить, когда хочешь. Так скажи что-нибудь.

Я вытащил из заднего кармана блокнот с карандашом и написал: «Я правда не говорю. Клянусь тебе. Честное слово».

Вырванный листок я подал ей. Она прочитала и жестом попросила карандаш. Эта просьба была бессмысленной — зачем ей могло понадобиться что-нибудь писать? Но карандаш я ей отдал.

Она приложила листок к своей ноге и начала что-то писать.

— Амелия!

Она писала, спрятав лицо под свесившимися вперед волосами, а я наблюдал за ней, пока чей-то голос не помешал ей. Наверное, мистер Марш сейчас придет грозиться и ругаться.

Но нет: голос был молодым. К нам от дома приближался незнакомый парень, наш ровесник. Модная куртка, мешковатые брюки. Длинные волосы, собранные в хвост. Самодовольное лицо всезнайки. Никчемный придурок — я понял это с первой же секунды. А во вторую сообразил, что это бойфренд Амелии, и меня затошнило.

— Что тебе опять здесь надо? — спросил он. — Тебе же сказали: держись от этого правонарушителя подальше, — подлинной тревоги в его словах не чувствовалось. Скорее он пытался нанести двойное оскорбление, назвав меня правонарушителем, но таким, который даже внимания не заслуживает.

— Я хотела задать ему один вопрос, Зик, — объяснила Амелия. — Я думала, ты на балконе.

— Надоело. Идем, — скомандовал он. — Пусть этот хулиган копает, а не прохлаждается.

— Его зовут Майкл, — сообщила она.

— Без разницы.

Амелия скомкала листок бумаги, на котором писала, и бросила мне, а перед тем, как уйти, коротко оглянулась через плечо. Когда оба скрылись из виду, я поднял комок. Под моими словами Амелия написала вопрос:

«А когда ты в последний раз пробовал?»

Это был трудный день. По-настоящему тяжкий. Мало того что у меня горели ладони, разламывалась спина, а в голове гудело так, словно еще немного — и меня хватит солнечный удар: при мысли об Амелии у меня щемило сердце. Если бы только удалось объяснить ей, что на самом деле я не преступник! И не урод.

Есть лишь один способ, наконец понял я. Надо нарисовать что-нибудь для нее. И я так воспрял духом, что продержался последний час.

Вернувшись домой, я принял душ, наскоро перекусил и сел рисовать. Вчера вечером я потерпел сокрушительное поражение: оказалось, передать характер Амелии на бумаге невозможно.

Наступила полночь, а я все работал. От усталости у меня все расплывалось перед глазами. Но финиш был уже близко. На рисунке Амелия стояла на краю ямы. Она была в обрезанных шортах, черных кроссовках и черной футболке. Волосы, как всегда, растрепались. Одна рука протянута поперек тела и держит за локоть другую: тело подает смешанные сигналы. Взгляд направлен вниз. Вроде бы и смотрит на меня, и не смотрит.

Да. Уже лучше. Кажется, стало получаться. И что еще важнее, я начинал понимать, какие чувства к ней испытываю.

Теперь осталось только придумать, как отдать ей рисунок.

На следующий день я подъехал к дому Маршей вовремя. Мистер Марш уже ждал меня. С ним был тот же самый слесарь. Опять, мелькнуло у меня. Только этого мне сегодня не хватало.

— С Рэндолфом ты уже знаком, — сказал мне мистер Марш.

Я кивнул. На лице слесаря играла самодовольная ухмылка, словно он приготовил мне сюрприз и не мог дождаться, когда я разверну подарок.

— Идем за дом, — велел мистер Марш. — Надеюсь, ты не возражаешь.

Я сомневался, что у меня есть возможность выбирать, поэтому послушно проследовал за ними к задней двери. Рядом с ней на земле лежал старый замок. А на его месте стоял новенький — блестящий. Он дожидался меня.

— Тебе ведь инструменты нужны, — сказал мистер Марш.

Слесарь вынул уже знакомый мне кожаный футляр и с размаху шлепнул им по моей подставленной ладони.

— Как ты относишься к зубчатым штифтам, сынок?

Зубчатые штифты? Это что-то новое.

— Зря вы проговорились, — заметил мистер Марш.

— Ничего страшного. — Слесарь усмехался, глядя мне в глаза. — Если раньше он не имел с ними дела, не важно, знает он про них или нет — это ему не поможет.

Я открыл футляр, выбрал отмычку в виде крючка и один из вращателей. Нащупать все шесть штифтов удалось без труда. Ерунда, думал я, такой же замок, как предыдущий. Я начал с дальнего штифта и принялся пробовать их по одному. Дойдя до ближнего, я заметил, что цилиндр пока не поддается и повернуть его не получится. Если в этом замке штифты не обычные, гладкие, а мне уже известно, что они зубчатые, значит, я мог ошибиться, устанавливая их на место. Поэтому я еще раз прошелся по всем. Придерживая замок вращателем, я вернулся к дальнему штифту, слегка подвинул его вверх, затем то же самое сделал с предыдущим, и так далее, пока не дошел до самого ближнего.

Сделай вот как, твердил я себе: даже не пытайся справиться с ближним штифтом. Просто разведи руками, покачай головой и верни слесарю инструменты. Пусть думает, что нашел наконец замок, который мне не по зубам. А мистер Марш — что теперь двери его дома для меня закрыты.

— Я же говорил вам: этот ему не открыть, — заявил слесарь.

— Жаль, — отозвался мистер Марш. — А я уже думал, он и вправду хоть на что-то способен.

Я посмотрел на них обоих. На их довольные ухмылки. И продолжал заниматься своим делом. Подвинув дальний штифт, я перешел к следующему и так двигался до ближнего. Вроде бы все на местах. Сейчас цилиндр повернется — и готово.

Но он не повернулся.

Я вынул инструменты из замка, чувствуя, как под злорадный смех слесаря штифты возвращаются в исходное положение. Вскинув руку, чтобы заставить его замолчать, я снова вставил инструменты в замок и приготовился начать сначала. Но слесарь отстранил меня и забрал инструменты.

— Угомонись ты, — сказал он. — Это не игрушка. Тебе его не открыть. Там есть защита от взлома.

Я уставился на дверь, на сияющую новую планку замка.

— Иди работай, — сказал мне мистер Марш. — Поиграли — и хватит.

Под оглушительный грохот собственного сердца я отошел к яме.

К заднему выходу из клуба вела другая лестница — очевидно предназначенная только для важных персон. Люси открыла дверь, и мы вышли на парковку.

Пока мы шагали к машине, Люси сказала мне:

— Держишься молодцом. Так и продолжай.

Она повела машину обратно по бульвару Сансет, затем вдруг круто повернула направо и устремилась к холмам. Мы проделали тот же путь, что и днем, и остановились точно на том же месте. Только теперь вокруг было темно, а вдали под нами, насколько хватало взгляда, раскинулся ярко освещенный город.

— Вылезай и раздевайся, — велела Люси.

То есть?

— Хочешь испортить новый костюм? — Она открыла багажник, достала черный рабочий комбинезон и черные теннисные туфли. Потом дождалась, когда я сниму пиджак, рубашку, брюки и обувь.

Мою одежду она сложила на заднем сиденье.

Когда я переоделся в новый, простой черный наряд, Люси придирчиво осмотрела меня.

— Гуннар позвонит мне, — объяснила она, — когда вы закончите работу. Если по какой-то причине он не сможет позвонить сам, возьми у него телефон и нажми девятку. Я пойму, что пора забирать вас.