В и к т о р. В кино…
Ф и л и п п. В ресторан…
С л и н к о в. Ну, это — на худой конец. А мы?
Н а с т а с ь я. Мои сыны вас не лягают, и не отбрыкивайтесь.
Е г о р. Помолчала бы.
С л и н к о в. Конечно, теперь, когда все тракторы вам отремонтировали, мы, выходит, не нужны стали. Учтем, тетка Настасья.
Филипп, Виктор, Слинков выходят в сени.
Е г о р (Настасье). Ты что — белены объелась? Ребята от души на колхоз работают, горбы ломают, а ты их по ногам оглоблей? Поостерегись, мать.
Н а с т а с ь я. Не пугай! Постой вон один день у печки-то, узнаешь, каково и моему хребту достается. Ты небось лишнего ведра воды не принесешь. Глафира охотится помогать, да где силы-то ей взять? Истаяла она вся… Да что я вам, каторжная лошадь, что ли?
Е г о р. Сама посуди, Насть, не мог я их на квартиру не пригласить: член правления ж я, пример должон показывать.
Л а р и с а (Маше). Не плачь, погоди. Сегодня все в поле поедем. Посмотришь и решишь. Была я вчера. Красотища, Машенька! Солнышко уже пригрело. Жаворонки… А простор! Простор такой — хоть взлети к самым облакам и пари над землей. Вчера первый раз в жизни я сама пахала. Никогда не думала, что земля такая теплая, душистая… Отвернет лемех пласт, а оттуда, из глубины, дух такой — даже передать невозможно. А грачей! Так за плугом и ходят, клювами в землю тычут — проверяют: хорошо ли вспахано, глубоко ли…
Входят С л и н к о в, Ф и л и п п, В и к т о р, усаживаются за стол.
В и к т о р. Жареным мясом как пахнет!
Н а с т а с ь я. Сынков ноне из города ждем.
П о л е н ь к а. Осенью овцу им зажариваем, весной — свинью.
Е г о р. Сыны сынами, а им чего припасла?
Н а с т а с ь я. Лапша молочная. Картошки натомила в сметане.
Е г о р. Свинину жареную давай.
Н а с т а с ь я. Говорю, сырое еще.
С л и н к о в. Не надо, Егор Акимович, мы и на лапше проживем.
Ф и л и п п. Может, тетка Настя, ваши сыны вместо нас и на тракторах нынче поработают? Им это вроде больше с руки. А я к своей мамане в гости в город поеду. Своя маманя уж не обидит. К мясу еще и пивка бутылочку поставит.
В и к т о р. Из холодильника.
С л и н к о в. Ладно, Филипп. Ешьте. В поле нам пора.
В и к т о р. Что-то Глаша нынче с последними известиями запаздывает.
С л и н к о в (подходит к печи). Аким Архипович, скажите, пожалуйста, сев можно начинать? Агроном хочет начинать, а не сыра ли еще земля? Мажется, вроде дегтя.
Д е д А к и м. Деготь, говоришь? Деготь — это в самый раз. Когда землица дегтем мажется, а сама уж теплом дышит — куда лучше! Для пшаницы, ржи, гречихи там аль овсов. Она, землица-то, значится, семечко зерновое со всех сторон обмажет, с гусями тебе лететь, как в полушубок обернет, и от утренних и вечерних зорь аль там от нечаянного морозца — и сбережет, охранит, укроет.
В и к т о р. Прямо стихи!
С л и н к о в. Спасибо, Аким Архипович.
Лариса и Маша присоединяются к ребятам, завтракают.
Г о л о с Г л а ш и (по радио). С добрым утром, дорогие односельчане! Говорит радиоузел колхоза «Рассвет». Передаем свежие новости. Пахота под яровые прошла успешно, с опережением графика на три дня. Внимание! Внимание! В следующее воскресенье после сорокалетнего перерыва в Сухом Логу открывается ярмарка. Все на ярмарку!
Д е д А к и м. Ярманка, с гусями тебе лететь! Дождалися… (Оживился.) Я на последней ярманке на цы́гана нарвался, объегорил он меня: четверо штанов у него для сынков задешево купил, а пришел домой — одне штаны оказалися. Вот цирк-то! Бяда!
Г о л о с Г л а ш и (по радио). Внимание! Напоминаем: за успешное окончание ремонта тракторов и прицепных орудий сегодня в клубе состоится премирование городских комсомольцев.
С л и н к о в. Слыхала, тетка Настасья?
Ф и л и п п. Нынче с тебя причитается, завтра — с нас.
В и к т о р. Получите пирога с кашей, с гусями вам лететь!
Г о л о с Г л а ш и (по радио). После фестиваля эстрадной песни большой концерт, в котором принимают участие любимцы публики, клоуны Анатолий и Якобини.
Издалека доносятся удары металла об рельс.
Д е д А к и м. Ну, зашебуршил он, Мефодьев-то, говорю, ась?
Г о л о с Г л а ш и (по радио). Передаем легкую музыку.
Звучит вальс.
Д е д А к и м. Неуемный… Где он раньше-то был? Давно бы его к нам в Сухой Лог. Бают — здешний он? Не помню…
Е г о р. Да помнишь ты, тятянь. В двадцать первом году они, Мефодьевы, тут три года жили. Сынок он учителя.
Д е д А к и м. Это который свои лапти красной краской выкрасил? Мы его за неуважение к леригии безбожником ишшо прозывали. Красные лапти — помню, а вот личность… позабыл…
Слинков, Филипп, Виктор, Лариса, Маша и Егор уходят. Репродуктор разносит звуки вальса. Появляется заспанная Л и д и я. Поленька подскакивает к ней, хватает за руки, хочет с ней потанцевать.
Л и д и я. Уйди, Полинка, не выспалась я.
Звук подъехавшей автомашины. Хлопают дверцы. Кто-то, озорничая, несколько раз подряд нажимает кнопку сигнала.
Н а с т а с ь я. Господи! Сыночки приехали! Милые!
П о л е н ь к а. Папочка! Папочка, родной мой! (Убегает.)
С шумом входят А н д р е й, А л е к с е й, М и х а и л — здоровые, рослые, полные сил. За ними, радостно суетясь, спешит Н а с т а с ь я, юлой вертится П о л е н ь к а.
Н а с т а с ь я. Приехали! Ну и слава богу, ну и слава богу.
Л и д и я. Черти! Дайте, говорю, поспать, воскресенье ж нынче…
З а т е м н е н и е
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
В то же утро.
Огород Васильцовых. Г л а ш а, негромко напевая, сортирует картошку, Л и д и я вносит на коромысле ведра с водой.
Л и д и я. Глашенька, это сколько же я не слыхала, чтоб ты песни играла?
Г л а ш а. Послушай теперь.
Л и д и я (поставила ведра, сложила ладони рупором, кричит). Вода! Вода-а! Думала, проклятое коромысло хребтину пополам переломит.
Г л а ш а. Отвыкла.
Л и д и я. Ой, правда твоя, сестренка, отвыкла, и не дай бог привыкать.
Г л а ш а. К Октябрьским Мефодьев водопровод обещал.
Л и д и я. Как от Христа, все чудес от него ждешь?
Г л а ш а. Ждала… Дождалась… (Опустила голову.)
Л и д и я. Погоди-ка! Погоди-ка! Прозрел он? Глашка, ой, мамыньки, объяснился, да? Обнимал? Целовал? Расскажи! Расскажи! Было?
Г л а ш а. Было, было…
Л и д и я. Ай да Кузьма Илларионович! (Сбрасывает изящные резиновые сапожки.) Вот от чего отвыкать не хочу, Глашка, — босиком на теплой земле стоять. Как на волнах… Будто током тебя всю… И в груди — томление: уж так сладко ноет.
Входит Н а с т а с ь я.
Н а с т а с ь я. Цыц, охальница!
Г л а ш а (с тоской). Мама, так весна-то же какая! (И чтобы скрыть выступившие слезы, отчаянно запевает.)
Эх, топну раз, эх, топну два,
Ты пригнись, трава!
Не ругай меня, маманя:
Я ж безмужняя вдова.
(Приплясывает.)
Н а с т а с ь я. Осподи! Ты глянь на них.
