– Не хочу. Куда там идти-то? – пожала я плечами. – Не понимаю.

Сойки переглянулись, и одна из них, с синими крыльями, покрутила крылышком у своего виска, указывая на меня.

– Она точно – «ку-ку», – сказала птица и, отсчитав на три клюва от ворот, уперлась им во что-то невидимое.

Мне вдруг показалось, что это «что-то» может быть стеной, скрытой от человеческих глаз. Вдруг сойка постучала по неосязаемой поверхности, будто проверила её на прочность. Стук этот очень напоминал звон хрустальных бокалов из сервиза моей матушки, празднично чокнувшихся за La Fête nationale[13].

– Это алмазная стена. Крепче её не бывает. И если ты её не видишь, не значит, что её нет, – важно произнесла сойка. – Ты, наверное, и слова на «ч» не знаешь?

– Не знаю я никакого слова. Ну, или вот «черт!», идите к черту. И хватит меня мучить! – не выдержала я.

Но тут сойки встрепенулись, распушив крылья, набросились на меня и давай клевать! Все дружно и каждая в отдельности. Вдруг за стеной кто-то со слоновьей силой протрубил в рог. Трава трусливым хамелеоном побледнела и сделалась голубой, а тучи, столкнувшись лбами, разлетелись по полю брызгами. Сойки, собравшись в языческий круг, вспыхнули бенгальским огнем и испарились, словно их и вовсе не было.

Я глядела на высокие ворота и потирала ладонями разболевшуюся от птичьих тумаков голову. И внезапно заметила, как за алмазной стеной проплыли две крупные тени. Они явно двигались к воротам и что-то шептали.

– Она и не собирается входить, – сказал кто-то хриплым, воинственным голосом.

– Кажется, да. Она точно из Штейнов? – отвечал ему голос неизвестной мне взрослой мадам.

– Точнее не бывает. Но если она не верит, пусть сидит дома! Лука мог бы и не трубить сегодня, – заключил хриплоголосый незнакомец.

И я услышала, как кто-то раздосадовано зафыркал и, выждав, когда две большие тени исчезнут, взвыл. Так воют добрые, но одинокие звери.

Я испугалась. Развернула коляску в сторону дома и рванула что было сил. Вот только где она эта сторона дома? Понимая, что на коляске я далеко не уеду, я вспомнила слова соек «Ленивая девчонка! Вставай же, вставай!». Я приподнялась на дрожащих руках, чтобы выскочить из своего «двухколесного трона». Ещё и ещё раз, но тщетно! Я позорно вывалилась из коляски на мягкую траву, источающую аромат сладкого молока. И тут та самая мелодия вновь схватила меня за ухо, на этот раз как нашкодившего ребенка:

Я тут же открыла глаза. И вновь оказалась посреди громадной кровати в квартире ненавистной мне Камиллы Штейн. Голова у меня шла кругом. Это как называется: «В тепле и на морозе приснись кошмарик Рози?» Так во сне меня ещё никто не мучил. Стоп! Так это всё-таки был сон! Ура и слава всем святым!

Всё дело в том, что с тех пор, как маман принесла домой успокоительные витамины, сны приходили ко мне всё реже. Мне давали по одной пилюле на ночь, и я моментально засыпала. Врачи говорили, что у слишком впечатлительных детей (вроде меня) бывают очень неспокойные сновидения. Погружаясь в них, детский мозг якобы не отдыхает. Но мои-то грезы не сулили ничего дурного. В них я даже могла летать. И пускай сны мои были неспокойными, мне там больше нравилось. Но родители сказали: «Нужно беречь нервы. Жизнь и так слишком сложная, чтобы, ложась спать, она становилась ещё более необъяснимой». Они никогда не спрашивали, что мне снится. А когда я сама заводила разговор о потрясающих ночных полетах над ночной Сеной или о моих прогулках по Луне, папа лишь качал головой и со всем своим авторитетом заявлял:

– Рози, во сне нужно спать, а не порхать с берега на берег, с планеты на планету. Птицы могут летать, самолеты могут, воздушные шары, а людям этого не дано. Понимаешь?

– Но я парила над Сеной вместе с голубями! Размахивая, представляешь, не крыльями – руками! Они даже болят всё ещё, вот потрогай, – хвасталась я.

– Рози, помнишь, вчера вечером мы смотрели по телевизору передачу о перелетных птицах?

– Ну…

– Вот ты и пересмотрела, – ответил отец. – Больше никакого телевизора на ночь. Ребенок должен расти в реальности в нормальном мире, а не летать по ночам, – констатировал он.

А я с тех пор зареклась говорить и отцу и маман о своих снах, чтобы не будоражить их тухло-зелёного спокойствия.

Но однажды моя скромная персона заинтересовала ещё одного любителя реальности.

Шел набор в начальные классы. И всех детей попросили пройти собеседование у психолога. Маман записала меня на прием. Высокий сухощавый доктор психологии в стрекозиных очках, как коленка лысый, провел со мной весьма забавный тестовый ритуал. Сначала он исследовал моё сознание на каких-то разноцветных бумажных карточках, затем просил нарисовать всю нашу семью. Помнится, Камиллу я тогда изобразила в виде чёрной точки с большими глазами и открытым ртом. Она пела. Отца и маман я представила в роли утомленных осликов, а себя и Луи, как уж есть. Потом месье психолог дал мне тест из ста повторяющихся через один вопросов и попросил честно ответить на все. Но мне стало скучно, и под каждым ответом я решила нарисовать рожицу. Тогда доктор, встретившись с отцом и маман, заявил:

«Ситуация тяжелая. У ребенка странная своя точка зрения на все вопросы. И не ясно, на какие такие факты она опирается, отвечая на них. Я предлагаю ей выбрать один из семи цветов радуги, а она выкидывает все и пишет: цвет плачущей лаванды. Это какой в её понимании? Или спрашиваю: «Чем бы ты хотела заниматься?» А она говорит: „Танцевать!“ Разве девочка не понимает, что в её положении это невозможно? Как ей поладить со сверстниками, если она другая? Отстаёт от них в понимании реальности мира на тридцать с половиной процентов. Да ещё эти её сны».

Зачем-то маман рассказала этому чудо-лекарю, что я вижу исключительно цветные сны, в то время как сама маман вообще ничего подобного не наблюдает. Вот отец говорил, что когда-то ему снились черно-белые, но и то лет до десяти. Позднее его сон стал крепким и, как утверждал родитель, здоровым. Так вот, проглотив тот факт, что мне снятся цветные сны, докторище заключил:

– Беда. Ну что сказать, беда. Знаете ли вы, дорогие родители, что наличие у ребёнка ярко выраженных цветных снов – один из признаков шизофрении? Латентного безумия, если хотите. В любой момент всё это может дурно повлиять на её развитие. Ну, ничего, всё поправимо, девочку мы вылечим.

Так в нашем доме появились витаминки-успокоинки, сон от них был крепким. Но как такового и сна-то не было. А на вкус они такие горькие. Бе-е-е!

Я давно поняла, что у взрослых странное представление о том, что нужно детям. Маман так любит чтиво «о правильном воспитании ребенка», но ни в одной книге нет точных рецептов детского счастья! Толстые тома по пятьсот страниц – это чушь для взрослых! Бесполезная трата бумаги и времени. Лучше бы родители «Графа Монте-Кристо» или «Мушкетёров» Дюма почитали. Вот это действительно круто и фантазию развивает.

Вот ведь победа. Я только что вернулась живой и почти невредимой из первого за долгие месяцы сна! Мне хотелось рассказать об этом Луи, но мой дружок принес себя в жертву старой ведьме Штейн! Бедняга. Если утром он не вернется, даже не знаю, что я и сделаю!

И сколько же времени? Почти два часа ночи. Мне жутко захотелось пить и чего-нибудь сладенького. Ну почему ночью непременно тянет на сладкое: горячий шоколад, какао, молоко с медом или печенье? Вот и сейчас приспичило.

Скатаюсь-ка на кухню. Камилла наверняка давно дрыхнет, и у меня нет шансов с ней столкнуться. Главное, тихонько сползти с кровати.

На всякий случай я огляделась. Вдруг в шкафу или под кроватью прячутся вредные сойки?! Хотя я была бы им благодарна, если б те донесли меня до кухни и обратно. Но соек рядом не оказалось.