Петербург
До государя Петра Великого Русь была царство материковое и примыкало к морю только на самом севере, в Архангельске. Ни балтийских земель, ни черноморских у нас не было: первые были заняты шведами, вторые – турками.
Море разделяет государства, море их и связывает: посуху нет ни дешевого и удобного проезда, ни провоза товаров и торговли. Широкий и далекий материк отделял Русь от всех государств; нельзя было иначе попасть в одно, как проехав несколько других; а потому мы были всегда связаны, словно в осаде, и в зависимости от других: они могли пропускать и не пропускать к нам и от нас товары и путников и могли накладывать какую хотели пошлину; мы сидели ровно в мешке.
Вот как важны море и флот!
На то время, как нарочно, шведы сами задевали нас и, считая себя посильнее, хотели войны. И точно, тяжело было Петру бороться с ними: флоту до него не было ни щепки, а воины наши были плохи, то же, что ныне турецкие или персидские, – храбрости довольно, да ни порядку, ни умения; а говорится: умение дороже богатырства. Так-то царю надо было в то время и самому учиться, и других учить, и новое войско строить, и флот создавать, и во все время воевать.
Но силен и велик был царь этот духом, и шел он своим путем, ничем не смущаясь, и говорил: «Неприятель мой будет мне друг, хоть и не вдруг, а сперва надо его победить». Петр Великий положил: не мириться со шведами, доколе не отдадут ему балтийских земель и моря. «Тут стану я твердо пятой, – говорил он, – тут заложу новую столицу, на земле завоеванной, и примкну ее ко всем прочим государствам». Как сказал, так и сделал.
Край, где теперь лежит Петербург, назывался тогда Ингрия, Ингерманландия. Главная крепость его была на острове, при истоке Невы из Ладожского озера, Нотебург, названная потом нами Шлиссельбург. Шведы разбили нас под Нарвой и готовились к сильному нападению, как вдруг в 1702 году, в исходе сентября, Петр явился с войском под этой крепостью, которая встретила его пальбой из ста сорока орудий. Начальствовал у нас Шереметев, а царь принял звание капитана бомбардирской роты Преображенского полка и исправлял должность эту на деле.
Войско наше дошло левым берегом, а пятьдесят судов, которым нельзя было пройти мимо крепости, перетащены были переволоком, по просеке, из Ладожского озера в Неву; они переправились ниже крепости на правый берег и перевезли туда орудия и войско. Стали сильно обстреливать крепость с обоих берегов. Царь был день и ночь на своей батарее, управлял, учил, наводил орудия и стрелял своими руками. В десять дней сделали три пролома; охотников перевезли в лодках на остров, к крепости, и они пошли на приступ; шведы отбили их; на помощь было послано еще два гвардейских полка, с лестницами, но лестницы были не в меру коротки, и шведы били наших, которые лезли очертя голову. Видя это, государь отослал с берега приказание через поручика от бомбардир Меншикова, не лучше ли отступить, но князь Голицын, начальник приступа, видя, что неприятель много потерял и слабеет, отдал громко приказание, чтоб лодки отвалили от острова, сказав: «Либо все ляжем здесь, либо русское знамя поставим!»

Тринадцать часов длился этот приступ – и крепость сдалась 11 октября. Гарнизону в ней было всего четыреста человек, из которых не более двухсот пятидесяти уцелело, и из них было сто пятьдесят раненых. У нас было двадцать пять офицеров и до четырехсот восьмидесяти солдат убитых да девятьсот солдат и двадцать один офицер раненых. Вот как шведы оборонялись, что на каждого из них пришлось больше чем по одному убитому и по два раненых с нашей стороны! В занятой нами крепости было сто тридцать восемь орудий.
На другой год (1703-й) войска наши под предводительством самого царя осадили 26 апреля другую шведскую крепость – Ниеншанц, находившуюся на месте теперешнего Охтенского адмиралтейства[4], и 1 мая завладели ею и семьюдесятью восьмью пушками.

Только что мы заняли крепость эту, как шведская эскадра под командою вице-адмирала Нумберса подошла к устью Невы, 2 мая, и сделала два сигнальных выстрела. Шереметев приказал отвечать тем же, и на эскадре полагали, что все благополучно; она бросила якорь, и одна шнява и большой бот с припасами и снарядами для крепости вошли в Неву. Ночь их захватила, и они остановились у Васильевского острова. А царь и поручик от бомбардир Меншиков, прошедши на тридцати лодках Фонтанкой, в темную дождливую ночь, тихо подошли к судам этим и бросились на абордаж. Их встретили пушечной и ружейной пальбой, но уже поздно: оба военных судна были взяты. Одно было о десяти, а другое о четырнадцати пушках; из семидесяти семи человек экипажа в живых осталось только девятнадцать. В самом абордаже участвовали у нас только восемь лодок.

Шведская эскадра удалилась; Нева и Ладога остались за нами; 16 мая 1703 года государь положил основание новой столице своей, Петербургу, заложил Петропавловскую крепость. За победу эту и в особенности за личную храбрость при взятии двух неприятельских судов абордажем царь принял поднесенный ему орден Св. Андрея Первозванного и был в это время четвертым кавалером в государстве своем. Бомбардирский поручик Ментиков также награжден был орденом Св. Андрея за этот подвиг; офицеры же и солдаты, участвовавшие в победе, получили медали с изображением Петра и с надписью: «Небывалое бывает».
Сержант Щепотьев с товарищами
Приступив к Выборгу в 1706 году, Петр Великий узнал, что шхерами пробираются в море несколько неприятельских купеческих судов. Тотчас, 12 октября, царь выслал за ними пять лодок с сорока восьмью рядовыми под командой Преображенского полка сержанта Щепотьева, бомбардира Дубасова да двух флотских унтер-офицеров, Скворцова и Наума Синявина.
Ночь захватила лодки эти в запутанных проходах между островками, а сверх того, пал такой туман, что наши перед носом ничего не могли видеть и шли, как говорится, ощупью. Они вовсе заплутались и вдруг попали на неприятельский военный бот «Эсперн». Не зная, на кого они наткнулись, наши, не робея, закричали «ура», бросились всеми пятью лодками на неприятеля, влезли на судно, несмотря на пушечную и ружейную пальбу его, и в одно мгновение перекололи и посталкивали за борт всех, кого застали наверху, а прочих, накрыв и забив люки, заперли внизу.
Только что они успели спрятаться, очистить палубу и пуститься на завоеванном боте в путь, как другой такой же, стоя вблизи и услыша пальбу, поспешил на помощь. Но урядники Скворцов и Синявин, взяв под начальство свое пленное судно, так хорошо успели на нем распорядиться, что встретили второй бот пушечной пальбой из первого, между тем как с лодок пустили беглый огонь. Второй бот спешно удалился и скрылся в темноте и тумане.
Разобравшись кое-как, наши к утру воротились к своему стану, к берегу, и привели пленное судно. На нем было пять офицеров, сто три рядовых и четыре пушки; но под люками оказалось налицо всего тридцать человек, остальные были побиты. И немудрено: они оборонялись отчаянно. Из нашей команды оказалось тридцать убитых; а из остальных восемнадцати было только всего четыре человека нераненых! Все радовались победе этой и скорбели по ней, потому что, сверх того, все пять лодочных командиров были тяжело ранены и впоследствии четверо из них скончались от ран, а остался в живых один Синявин!