Когда государь Петр Великий снаряжался в морское сражение на шведов в 1713 году, то адмирал Крюйс, страшась и одной мысли, что царь мог при этом погибнуть, упрашивал его не идти самому с флотом и при этом случае представил царю доклад, на котором было рассказано несколько примеров бедствий на море: такой-то шведский корабль разбило и все погибли; такой-то датский корабль взорвало порохом, и прочее.
Петр Великий написал на докладе этом своей рукой:
«Дворянин Никита Долгой, ехав Окою, вез себе бочонок пороху, который взорвало, и Долгого искалечило.
Год тому, как фейерверком на Москве подорвало подполковника Страсбурга и многих обожгло.
Ивана Ивановича Бутурлина палаты задавили; а окольничий Засекин свиным ухом подавился.
Бояться пульки — нейти в солдаты; или кому деньги дороже чести, тот оставь службу.
Слишком рисковать не велят, не советуют, а деньги брать и не служить стыдно».
Написав это, государь прибавил:
«Восемнадцать лет, как служу своему государству и в скольких сражениях, делах и осадах ни бывал, везде от добрых и честных офицеров прошен был, дабы не отлучался, а не отсылай, дабы дома, яко дитя, сидел; но не хочу быть помехой доброму и нужному делу и оставляю свою команду, предлагая только мнение свое; а таким или иным образом, все равно, лишь бы дело было сделано».
Чтобы понять этот отзыв государя, надо объяснить, что царь в это время числился шаутбенахтом (контр-адмиралом) своего флота; а как Крюйс был вице-адмирал и главный начальник, то Петр I, умея быть в одно время славным царем и послушным подчиненным, не хотел показать примера непослушания. Несмотря на сильное желание быть при флоте, он на сей раз от этого отказался.
В другой раз, когда дела с поляками, турками, саксонцами и шведами были весьма запутаны (шведы старались усыпить и обмануть царя пустословием, а между тем подымали турок и татар на Россию), Петр Великий писал адмиралу своему Апраксину:
«Здесь все еще дело и безделье как брага бродит, и не знаем, что будет, однако если всё несчастия бояться, то и счастия не будет. Неопасение, конечно, в беду вводит, но трусость прямо губит».
ПЕТЕРБУРГСКАЯ ВЕРФЬ
После заложения крепости в Санкт-Петербурге при самом основании столицы этой, в Троицын день 1703 года, первым делом Петра Великого было заложение верфи корабельной и адмиралтейства. 1714 года в сентябре царь спустил со стапеля корабль «Шлиссельбург», заложенный по его чертежу и собственными его руками. Царь при спуске этом распоряжался лично, как корабельный мастер, и, когда корабль сошел прекрасно, в общей радости сказал всем бывшим тут такое слово:
— Товарищи! Есть ли кто из нас такой, кому бы за 20 лет пред сим пришло на мысль, что он будет со мною на Балтийском море побеждать неприятеля на кораблях, построенных нашими руками!
А думал ли кто, что мы переселимся в эти места, усвоенные по́том нашим и кровью?
Думал ли кто видеть здесь таких победоносных матросов и солдат русской крови и город этот, новую столицу, наделенную нами и большим числом чужестранцев — мастеровых, торговых и ученых, — прибывших к нам, как на общий пир, для сожития с нами?
А чаял ли кто, что мы увидим себя в таком почтении у всех прочих владетелей?
В древности науки и просвещение были дома в Греции, оттуда через Италию разлились по всему западу — а мы остались в прежних потемках, наравне с азиатцами. Пришел и наш черед: вы видите все на деле, что если захотите прямо, честно и старательно помогать мне, трудиться с послушанием, то мы скоро никому ни в чем не уступим.
Наука, знание, искусства, просвещение обращаются по всему человечеству, как кровь в теле нашем; как она протекает по всем членам, согревая и оживляя каждый, так и науки дают человеку и всей общине жизнь и разум; предвижу, любезные товарищи мои, что придет время, когда мы сравняемся с самыми просвещенными народами, сравняемся и, может быть, превзойдем их успехами в науках, неутомимостью в трудах и величием громкой и заслуженной славы.
Все бывшие при этом, слушая речь царя и не проронив ни словечка, воскликнули:
— Ей, самая истина это, и рады мы стараться за тобою, указывай и веди нас, великий государь, по пути света!
ВОЕННЫЙ ПРИЗ
Во время шведской войны Петр Великий как вице-адмирал доносил генерал-адмиралу со флота, при котором находился:
«Сегодня отъезжаем в Мекленбург, где увидимся с королями датским и прусским, и что там учинится нового, о том к вам будем писать вперед. А еще доношу вам, яко адмиралу своему, что незадолго взяли мы здесь на море шведский корабль с железом и сукнами, которые розданы в награду матросам; а нам на разделе досталось из добычи этой несколько фунтов табаку, из которого к вашей милости посылаем фунт; извольте его во здравие употреблять».
ПЕРВЫЙ САЛЮТ
В 1716 году царь Петр Великий, создатель флота нашего, прибыл в Копенгаген с молодым флотом своим из 16 кораблей, 5 фрегатов и 45 галер. Для начала сила изрядная! В это время находились там, кроме эскадры датской, также английская и голландская, которые пришли вразумить шведского короля Карла XII, разбитого уже окончательно русскими и на сухом пути и на море. Требуя от всех народов помощи противу Петра I и не получая ее ни от кого, он до того озлобился, что стал захватывать в море без разбора торговые суда всех народов. Это в сторону — а дело в том, что в это время флот наш впервые был встречен салютом с эскадр трех держав, а в том числе, в первый раз, и английской. Царь до того был радостен и доволен, что сказал: «Благодарю Бога, что он дал мне дожить до морского салюта от учителей моих, голландцев и англичан, и что не стыдно мне им ответить!»
Но этого мало; Петру Великому предстояла еще почесть небывалая: соединенные эскадры положили вывести до сотни купецких кораблей разных государств под конвоем своим из Копенгагена и охранить их от ограбления шведами. Адмиралы просили царя нашего принять на себя звание главнокомандующего соединенного флота, и он писал графу Апраксину:
«Посылаю ордер баталии, сколько воинских соединенного флота кораблей под штандартом российским и сколько купецких под конвоем; чаю, ваша милость, сие прочтеши, пословицу свою не забудет, что от роду первые».
5 августа 1716 года Петр Великий поднял на корабле своем «Ингерманланде» штандарт при девяти пушечных выстрелах; английский адмирал отсалютовал 21, а голландский и датский 27 выстрелами, причем датская эскадра, в знак уважения своего, опустила донизу флаги и вымпела. Великий адмирал ответил 21 выстрелом и сделал сигнал: сняться с якоря.
Весь флот этот состоял из 21 русского корабля, не считая галер, 16 кораблей и 3 фрегатов английских, 16 кораблей и 3 фрегатов датских и 25 голландских, всего 84. Царь делал ученье всему соединенному флоту, и сердце его радовалось, когда видел, что молодая морская сила его мало в чем уступает старым и опытным флотам.
