В это время шведы вдруг повернули, будто и сами готовы встретить нас, но они сделали это, обходя подводный камень, а обошедши его, опять спустились.

Нам места эти еще не были коротко знакомы. Верных карт в то время также не было, и корабль «Выборг», настигая неприятеля прямым путем, сел на подводный камень. Вплоть за ним шел корабль «Рига», адмиральский, и также приткнулся к мели; на беду, неприятельское ядро в это самое время пробило на «Риге» крюйткамеру: пороховая пыль поднялась столбом, а ее сочли дымом и закричали: «Пожар!» Пошла суматоха; красный флаг спустили; в то время не умели еще разговаривать сигналами, как теперь. Адмирал полагал, что начальство над эскадрой, как само собой разумеется, примет старший по нем; а тот, не зная этого, ожидал приказания. Прочие корабли, видя бедствие передовых и опасаясь незнакомых им подводных камней, стали поворачивать, не доходя до этого места, и становились на якорь. Они оправдывались тем, что красный флаг погони был у адмирала спущен.

Часа через два корабль «Рига» стянулся с мели и адмирал сам отправился для распоряжений на «Выборг». Созвали на совет командиров; никакими силами не могли стащить бедствующего корабля, который к вечеру даже переломился от перевесу — так он врезался на каменную гряду; а потому свезли, что было можно, и зажгли его.

Шведская эскадра, соединившись с флотом своим — всего 9 кораблей, 3 фрегата, 1 шнева, — на радостях открыла общую пальбу, но оставалась в дальнем от нас расстоянии, не решаясь напасть.

Мы ушли в Ревель, а шведы в Гельсингфорс; по слабости и неопытности своей кажется, что мы их боялись, а они нас. И сбылась пословица, что изломанного лука двое боятся! Затем вся эскадра наша с покупными в Англии кораблями пришла в Кронштадт; а шведская эскадра была вытеснена из Гельсингфорса нашими галерами и береговыми батареями и ушла в Карлскрону.

Финляндия была покорена сухим путем, но на море владычество осталось еще спорным. Государь был очень огорчен неудачей и хотя утешал себя тем, что-де первую песенку можно и зардевшись спеть, однако отдал адмирала и многих других начальников под военный суд за упущение неприятеля, и многие были разжалованы, отставлены или иначе наказаны.

Как быть, сказал контр-адмирал Петр Михайлов, помучимся — так научимся.

Пришел 1714 год. В прошлом году флот наш сходил первый поход свой, до Ревеля и обратно в Кронштадт, и в первый раз парусный флот наш вступил в дело с неприятелем, которое кончилось, впрочем, потерей одного нашего корабля, севшего на камень и нами же сожженного; а в 1714 году мы одержали первую на море победу.

Материк, соединявший нас со Швецией, был весь завоеван, но война все еще длилась, нас теперь разделяло море. За море шестом не досягнешь — надо было снаряжать флот. С этого года начинается морская война со шведами, и первый успех необычайно обрадовал царя.

Петр Великий решил сделать высадку на шведских берегах и поиск, но «в землю неприятельскую не гораздо в даль ходить». Он еще опасался, чтобы не потерять своего флота, и приказал остерегаться этого и с сильнейшим неприятелем не связываться. В готовом для похода флоте в Кронштадте было: 9 кораблей и 7 меньших судов, под началом контр-адмирала Петра Михайлова; в гребном: 99 галер, много транспортных судов и 16 тысяч сухопутного войска, под началом генерал-адмирала графа Апраксина.

Галерному флоту назначено идти вдоль берегов Финляндии, выгрузить, где нужно, провиант, принять там еще дивизию войска, идти к Аландским островам, а оттуда сделать высадку на берега Швеции.

Корабельному флоту, проводив гребной до шхерного фарватера, за Выборг, идти в Ревель; а соединясь там с 7 кораблями — частью пришедшими из Архангельска, а частью купленными еще у англичан, — возвратиться, стараясь отыскать на обратном пути неприятеля.

Оба флота вышли 20 мая; 31-го галеры вошли в шхеры, а корабли пошли в Ревель. Гребной флот выгрузил в Гельсингфорсе провиант, отослал транспорты обратно, принял еще 12 разной величины судов и пошел далее. В Поэ-Кирке также сдали часть провианта, приняли пришедшие из Або войска, и 28 июня гребной флот пришел в Твереминне, на полуостров Гангут, и здесь только узнали, что неприятельский парусный флот, из 16 линейных кораблей и 2 фрегатов, у мыса Гангут загородил нам дорогу. По одну сторону Гангута лежит Гельсингфорс, откуда шла флотилия наша, а по другую Або, куда надо ей было попасть, а шведы стали поперек дороги.

Этот полуостров Гангут, выдаваясь глубоко в море, разделяет шхеры Финляндии, или островитый берег ее, на две половины; по приглубости его он очень удобен для парусных судов, и им, стоя тут, легко перерезать путь судам, которые должны обходить этот мыс.

Генерал-адмирал Апраксин остановился у перешейка полуострова в шхерах и дал знать о своем положении государю в Ревель, предлагая отвлечь неприятеля корабельным флотом; «а без того, — писал он, — не знаем, можем ли пройти к Абову: неприятель стоит в открытом море, где нам миновать нельзя».

Государь пришел 11 июня с корабельным флотом в Ревель, нашел там новые 7 кораблей еще не в порядке. Люди на флоте стали сильно болеть, а между тем вдруг 17-го вечером увидели шведскую эскадру. В больших попыхах стали готовиться к выходу в море; и тут опять все еще боялись друг друга; шведы, высмотрев эскадру нашу, удалились; 27-го было получено донесение графа Апраксина, который просил царя отвлечь неприятеля, говоря, что шведы у Гангута довольно слабы.

Числом судов, а в особенности числом орудий, шведы были сильнее нас; но, кроме того, государь находил, что у нас только два надежных корабля, а прочие, в особенности покупные, плохие ходоки. И потому, если подойти к неприятелю близко, говорил государь, то в случае неудачи нельзя будет отступить; а если показаться издали, то был бы только «смех неприятелю». Притом для незнакомых нам мест в море не было лоцманов. Положено было не выходить в открытое море, а искать кораблям прохода к галерам шхерами; а царь отправился этим же путем к галерному флоту, куда и прибыл 20 июля.

Три недели наш галерный и неприятельский корабельный флоты стояли в одном положении у мыса Гангута. Царь осмотрел лично положение и думал поставить на берегу несколько батарей и под их прикрытием провести под берегом свои галеры, но вскоре нашел и это неудобным. Капитан-командор Змаевич отыскал узкое место гангутского перешейка, версты в две; царь осмотрел его и тотчас решил перейти галерами волоком. В тот же день, 24 июля, стали готовиться, настилать подмосты, делать катки; и кабы нам еще несколько дней покоя, то не успели б оглянуться шведы, как сотни галер наших очутились бы в тылу у них, по ту сторону перешейка. Но чухонские рыбаки дали знать неприятелю, что у нас делается, и шведский адмирал Ватранг распорядился так: 1 фрегат, 6 галер и 3 шхербота послал он навстречу галер наших, к самому переволоку. Сам с 6 кораблями и двумя фрегатами остался на прежнем месте, на мысу, а всю остальную часть эскадры отправил к Твереминне, чтобы отрезать выход из шхер нашим галерам со стороны Гельсингфорса.

В самое это время царь, с 35 галерами, стоял за Гангутским мысом, высматривая неприятеля и полагая, что отделившаяся часть эскадры пошла в Ревель, дал туда об этом знать. Между тем, видя, что пост у самого мыса весьма ослаблен, придумал другое: посоветовавшись с генерал-адмиралом, приказал он 20 галерам обойти неприятеля, взяв мористее его, и войти опять в шхеры по ту сторону полуострова, к волоку.