Во утрие противный и непогодный[865] был ветр. Указано (ukazowano) нам крокодила[866] зверя, когда плыл чрез Нил; но ради о[т]стояния места, не возмогли его явственно увидети; однакоже временем (podczas) хребет плавающаго видети было, егда поигрывал, аки делфин на мори. Знатно, что не был вящший мерныя сажени (na mierny sążeń). Зде[867] (tu) немного их обретается, для густых (gęstych) деревень и люднаго ради града Каира; но повыше Каира к Саиту (Sait) граду[868] зело их много, и велики суть, и трех сажен величиною. Аз видел есмь единаго (аще, acz, неживаго) десяти аршин (łokci) величиною. Вечером[869] приплыли есмы до града Фуа (Fua), который есть над Нилом рекою, не столь истинно велик, но чюден был. Тамо такоже у мечети столп[870] (wieża), действ (ceremonii) ради турского поста, со всех стран с зажженными лампадами обвешен и украшен. Сей град, между иными овощами, первейшее имеет гранатныя яблака (iabłka malogranata), которые зде столь великие суть, что нигде инде вящшия не обрящутся, и родятся великим изобилием. Той же нощи уехал есмь пятнадесят верст. А по сем вошли в копаный перекоп (w kanał albo w kopany przekop) Нилов, который ведет даже (aż) до Александрии града морем, и считают его за осмую отногу Нилову[871].
Той весь день между деревнями ехали есмы тем перекопом, который на тридесять (мнее или болши) лакот есть в ширину и глубок, против требования (wedle potrzeby) болших судов, но воды не имеет[872] [и] высыхает даже (aż) до дна, егда Нил река воды в себе не собирает. Но когда же паки тая река собирается, вода сквозь Александрийский град течет и вси тамо сущие пруды наполняет; ибо тамо сладких (słodkiey) вод не имеют, ни в кладезях обретается, чесо ради и перекоп тот зделан. Убо Александрийский град ниже лежит и близости ради моря добрыя воды быти не мошно, — коея ради вины, тую Ниловую воду, когда приходит, прилежно во весь год сохраняют, даже (aż) до второго наводнения Нилова. Таковых паки прудов[873] (cystern) и купелей (sadzawek), и градских, и у всякого собственно — есть много; в которых, когда не прилунится воды, много жителей из Александрии отъезжает, ибо принуждении, неимеюще толь потребныя вещи, ехати.
Егда был некоего времене (именем)[874] Им[б] раим паша (яко то, iako to, владетель египецкий), вящши нежели в тридесяти катархах (galer) до Александрии приехал, и тако был воду ту натравил (natrawił), что хотя и болши медлити намерял, однакоже, токмо шесть дней помешкав (zmieszkawszy), к Росету граду рушитися и оттоле чрез Нил реку в Каир град ехати принужден был. Стоит вышепомянутый град Россет[875] от Каира четыредесять верст, где последней поток (pacha) Нилов к Варварской стране (ku Barbaryi) течет и в море впадает, которым карабли до Росету удобно из моря приезжают; понеже великие карабли тем перекопом, до Александрии соде-данном, ехати не могут. Но обаче семь потоков Ниловых болшие суды подъимают, пачеже два: един к Дамиату граду, вторый же до Росету, где корабли ходят, ширины ради и глубины. Из Росету до Александрии морем считают мало не пятдесят верст. А понеже того дня нов[876] септевриа (września) месяца показатися туркам имел[877] янычаре, которых с собою имели есмы трех и арапов поездников или гребцов (poiezdnikow albo żeglarzow) двадесят человек, весь день не етши[878], просили нас: яко сами видети не возмогли, коль скоро узрим, чтобы им объявили. Якоже не в долгое время показали им той[879], за что нам с велиею радостию благодарение воздали суть и, увидевше месяц оный, очи к нему обратили и, руце распростерше, молбы свои отправляли. По сем же абие мясо, рыбы, и что ни дано им, ели всю нощь; так употребляя, сидели даже до зари утренния; твердя, яко в день ясти грех есть, но нощию подобает. Знали[880] есмы во Александрии, что богатши (bogatsi) и велможи до самаго полудне спят, и востав в мечеть на молбу свою идут. В то время, такожде и ныне, на самом верху столпа[881] прапорец вывешивают, едва на четверть часа, который тут же, по онех молбах, сохраняют. Во Александрии бывает из вишневой (bronatney) тафты. И тако в домы свои вси отходят, где, после запада солнечнаго, ядят. Объявляли нам христиане наши, которые в Каире живут, что когда время трапезы приближается, мало пред западом солнечным, те, которых чин (urząd) есть, с барабаны по граду бегают, вопиюще, яко уже ясти, пити годится, и тамо, яко кто знает, прочая творит. Но такии кличи с барабаны во Александрии не слышал есмь.
Ехали по сем с двадесять верст между разрушенными великими и лепотными палатами, такожде между палмовыми древесы[882], по обеих странах реки стоящими, и уже о всходе солнечном приехали есмы ко вратом града Александрийскаго, которые, еще прежде Александра Великаго, называли оные Рацаста[883] (Racasta), и стоят от града с четвертью с версту (na ćwierć mili), где с перекопу Нилова выходят на брег. Абие же чинил есмь ведомость тем о приезде моем, с которыми в Каире знался был; егда они пришли к нам, сели есмы на ослы и ехали во град. Недалече от врат и града стоит столп (słup) Помпеиа[884], зело изряден и подивления (podziwienia) достоин. Столп основателный, fundamentalny (который его подъемлет, dźwiga) имеет [в] вышину шестьнадесять лакот, четвероуголный есть, а всякая его страна содержит в себе [в] ширину деветь лакот. Сам же столп кругл, ис каменя высечен, вышиною шестдесят локот, а шириною четыре сажени. А сверху же яблоко (gałka) со таблицею четвероуголною, в десеть лакот. Весь столп от земли даже до самаго верху осмьдесят шесть лакот высок (wysoki). Мрамор же пепелист (popieliasty) есть, но самаго столпа камень аки бы серочервлен[885] (szaroczerwony) был, тако-что кажется быти из инаго камени основание, из инаго же сам столп высечен есть. Подивления воистинну сие [достойно], яко возможно было камение, толь сильно тяжкие, на гору толь высокую встянуть, и по сем поставить?! Образ (sposob) написали (opisali) летописцы, которым Юлий Кесарь сие действовал (sprawił), чегоже ради и наречен бысть столп Помпеиа.
В самих вратех турки осматривали, несть ли у нас каких товаров. Но понеже жид (которого тамо советник, konsul, венецыйский держал) с нами был, тогда им отвещал, что нашую рухледь за нами на ослах везут; и того ради с моими слугами тамо остался[886], дабы пошлина заплачена была. Во Александрии убо не токмо от купли, но и от наименшей вещи, такожде и с самих денег, дати пошлину потребно. По сем же аз к двору (karwaseryi) венецыйскому ехал, и тамо остался. После трапезы, шол есмь пристани осматривать с Еронимом Виталисом, торговым человеком венецыйским, который, понеже имел знаемость с турским капитаном (который немного прежде мене из Роду (z Rodu) града во Александрию с десятию катарги galer, приплыл), хотел с ним видетися. Просил тогда его, дабы мене в товарыщи с собою взял, чтобы есмь мог катаргу[887] того капитана (которая первая была по Охцыале, po Ochialu, и служивыми людми, и с оружием всяким воинским припасеную видети; понеже тамо приступления (przystępu) ни какова имети невозможно, разве торговый человек или который нарицается быти (хотя и несть) торговым человеком. И тогда вседши в судно, приехали к катарге, где капитана не застали: отъехал был в то время во град; которого ожидали болши получаса. Катарга та зело была изрядна украшена и позлащенна, обачеже меншая, нежели которых употребляют христиане; понеже все турские катарги всегда меншие бывают. Неволники же вси были христиане, по пяти человек из них прикованы к одному веслу; от половины же паки катарги токмо по четыре человека. Людей тамо едва видех есмь к бою четыредесять человек угодных (do potrzeby sposobnych), но пушечного наряду доволно. По сем же (wtem) приехал капитан, и желал от торгового человека, чтобы разных цветов сукна из Европы ему привести велел, всякого цвету по пяти целых половинок (postawow). По сем велел нам дати родиских виноградных ягод[888] (Rodyiskiego wina w gronach), ис которых един виноград[889] был велик, мерою нашею трех лакот, ягоды же виноградные паки величиною, яко сливы наши. Простився по сем с капитаном, возвратилися есмы к брегу, и по сем во град уже к вечеру.
