По восшествии солнечном не скоро, пустилися есмы противу реки, понеже в то время ветр от запада[676] (италиане его зовут маестро) веяти обыче, Нил такожде от полудня течет, парусы подняв, имели есмы добрый путь. И когда нам пришло на брег выступити, таможе карабленики судно влекли конатами. Пред полуднем минули есмы на леве Феркин (Ferkin) град[677], зело великий; а к ночи приплыли есмы к некоему градку (оставив на праве Сербин (Serbin), великий град), и тамо, бо уже смеркалося, нощевали есмы. Где такожде прилежно присматривалися к печам, в которых цыплят из яиц люди великим промыслом (wielkim przemysłem), без насаждения (nasadzenia) кур, выводят[678]. Зделаны те пещи круглы с соломы, сверху же обмазаны глиною отвсюду, на верху же невеликое сделано круглое оконцо, дабы солнце прямо пущало лучи своя; однакоже, чтобы те солнечные лучи яицам не вредили, инако убо удобно от изобилной теплоты ужарилися бы, занеже в полдень тако от солнца земля бывает горячая[679], что едва бы и в башмаках, чрез время выговорения «Отче наш», огню тако великому стерпети мог. Жители тамошние босыми ногами ходят, ибо от юности своея привыкли[680], а такожде уже имеют подошвы у ног от жару ожесточалые, что не менши молота чюют, и еже[681] лошади, когда их подкавывают, чего мы сами достоверно искусили есмы. Те пещи дверцы имеют от полуденныя страны, а устие (czeluści) к полунощи, которыми навоз воловый или буйволей мещут, с нимже (że nim) нощию согревают, чтобы яиц зимно не повредило. Во дни солнце глиною препосылает теплоту мерную к тем же печам, где яица рядом на голой земли от себе разложены сдалеча лежат, дабы едино к другому не касалося; чего ради удобнее цыплята таковым подобием, без насаждения кур, выводят. Во всех градех и весях, при дверех своих строят такие пещи, а во время (podczas) суть толь великие, что три тысящи яиц в них влагати могут.
Понеже о жару египетския земли воспомянулося, и оттоле разсудити мощно, яко[682] силный есть. Из Дамьяты едучи местом песчаным (занеже на пятдесят верст и дале от моря, пачеже во всем Егѵпте между вертоградами и деревнями, такожде и в деревнях вся земля песчана есть, на которой дахтыловые древеса зело множатся) прилежно присматривали есмы. Те привиделися нам истинно, якобы вода кипящая, и тако светился тот песок, аки вещь оная стекла, егда в пещи стекляной мягчится и сияет. В первых чаяли есмы, яко езеро некое чюдное горит, но по сем изведали, что ветр песок тот, от солнца сожженный и сияющийся, превевал и подносил, который издалеча светящийся в густвине (w gęstwie) своей показался[683] нам быти огнь.
Стояще[684] под тем тогда градом, тако яко и в Дамияте некоторые, и сам наш корабленик остерегал, чего для всю нощь принуждени были есмы караулити. Убо египтяне не токмо на земли крадут, но, понеже суть совершенные нырки, в реках и в море хранятся, водою к судну приходят и что им возможно берут и в воду тянут. Случается и то часто, что человека на лавке, в дерме[685] спящаго, поемлют и, внесши с собою в воду, живота и одежды отъемлют. И когда они множеством собираются, в дермы из воды лазят, людей спящих побивают и корысти берут, якоже мало прежде нашего приезда прилучилося, когда четыри францужские торговые люди таким же обычаем погинули, которые из Каиру во Александрию плыли. Се дабы и нам что такова не прилучилося, бдели есмы нощь целую, оружие имуще готовое. Был с нами же в товарыщстве и корабленик. После полунощи плыли есмы, а о полудни[686] минули есмы в леве Талх (Talcha) град, который между рвами, дивно и розно покопаными, стоит; никтоже тамо добрый живет, токмо самые разбойники, которые водою и сушею (и землею)[687] многа творят зла, тако-что чрез той путь далный египетский удобно в целости прейти — зело опасно и трудно. Ибо во всех Ниловых отногах или затоках, с обеих брегов, и по полям дивно великое множество людей, стад, буйволов, волов, овец, коз, коров всюду ходит, чего ради которые безопасно тамошними странами едут, скоро в незапные сети впадают.
Тогоже дне видели есмы со сто человек рыбарей, которые, впад во оную мутную воду, рыбы имали, иные руками, иные же ртом[688] из воды выносили. Были одне с лакоть величиною, линям нашим подобны, другие лососям, а иные разные. Рыбы из Нила[689] суть жирные и вкуса добраго, но мало здравы, занеже река та болотна, а не каменна есть; вода же однако, занеже издалеча и из разных идет мест и всегда чистится, того для и здрава есть; и хотя мутна, яко речеся, однакоже в сосуде поставлена за два часа устаивается и бывает прозрачна; пачеже, аще бы стояла чрез всю нощь, будет аки хрусталь и к питию вкусна.
Природу Нилову и чюдеса, которые в нем обретаются описали летописцы, аз же, что видел есмь, токмо воспомяну. Рыбари коль краты (ilekroć) восхотят о[т]дохнути, глав из воды не выносят, но токмо, уста отверзая, дух испущают[690]. Истинно то, что в весь день могут пребывати в воде, вверх со дна всплыв, хотя глав не указывая, отдохнути. Которых егда в воде видели есмы, велел корабленик выстрелити из мушкетов, чтобы под судно (или дерму) не подошли и не опровергли. К вечеру минули есмы на праве Абузыр (Abuzyr) град[691], зело изряден и каменною стеною и положением, и вергнувши якори посреде реки, тамо обнощевали; убо при брегу опасно было[692], пачеже те нырки уже о нас учали промышляти и к нам намеряти, но, понеже видели нас стрегущих и бдящих, не дерзнули.
В день посем благополучно ехали есмы; но, по западе солнца, разбойники в лодке к нам приступили и копие на нас вергли, которое возле янычанина паде. Тии же, когда есмы [з] несколиких мушкетов выстрелили, убежали. Будущия же нощи дерзнули были на нас нырки, но егда узрили мушкеты, которых зело боятся, и нашу бодрость, оставили нас.
Понеже имели есмы ветр добропогодный увидели [в] двадесят[ом часе][693] пирамиды Каировы, сиречь столпы, которые хотя за градом стоят, единакоже, и для гор, и для самыя высоты, прежде, нежели град, видетися всегда дают. Крепость такожде на горе видно было. И тамо из отноги Ниловой въехали есмы в саму[694] реку, которая толь широка есть, яко дважды Дунай река под Линцом[695], градом Ракуским. Якобы двадесять верст от Каиру одным течением идет, по сем на-двое делится, и славные оные три углы таковым начертанием чинит, сиречь окрест единаго острова таким изображением течет, и тако ею треуголною, делта[696] названую, оставляет. По сем ниже 25 верст, одна часть тоя делты делится на четыре отноги, вторая на три, ими же в море впадает.
В третиемнадесять (o godzinie dwudziestey trzeciey) часу приплыли есмы до Булгах (Bułhach) града[697], 400 верст от Дамиаты, где на брег из дермы вышли есмы. А понеже той град при самом Каире стоит, и коль велик есть — напишу. Не токмо турки, но и торговые (kupcy) из Европы твердят, которые тамо живут, что на всяк день в двадесять четырех часах зде в том пристанищи несколконадесять тысящь людей, тамо идущих и возвращающихся, мимо идут; понеже на всякий день дерм три тысящи преходит; ис которых часто бывают толь великие, что шесть сот бочек подъемлют. Из Стараго такожде Каиру (стоит повыше, мало о нем молвити будем вскоре) караблей таковых приходит много, которые из земель Саит (Sait) [и] из государств великих пресвитера Иоанна или попяна [popiana][698] всякий хлеб, кинокефалии[699] или люди с песиими главами, кочкоданы (koczkodany), попугали (papugi) и разные иные птицы и звери и товары привозят. Убо которые имеют на продажу мурини, такожде (te) з Арбары (Barbaryi) до Росету (do Rosetu) а оттоле чрез Нил в Каир возят, после в Булгах граде выставляют. Камо понеже не вскоре приплыли, спали есмы в дерме, где в малом получасе видели отъезжающих и приезжающих с десяток караблей.
