На утреной зоре иулиа 10 числа двиглися есмы оттуду. Полосмы версты уехав, наехали есмы на араплян, которые гнали великое стадо велблюдов. Был един между теми, с которым наш арап из Рамы града (тот нам нанимал мулов) в ответе ходил. И так скочивше к себе, прежде из луков стреляли, откуду с несколко было раненых, и нашь в левую руку был уязвлен; с тоя стороны [одного] через брюхо посечено, и без сумнения умре. Вопросил есмь: естли б не потребно чего ему от суд[ь]и некотораго опасатися; но он отвещал: хотя и умер бы, то ничево; разбойника бо всякому, который похощет убить, беды о том никакой не будет, ниже казни.
По тех так высоких горах приехали есмы до великой и красной ров[н]ины, ис которой на десять верст видеть было Раму град. По левой руце на горе суть части разоренаго града; зовут его городок Добраго Разбойника[597], в котором тот Святой Разбойник родился. А на самой равнине, на правую страну, блиско гостинца (gościńca), есть костел, мало не цел; называют его Махабейчиков (kościoł Machabejczykow), о котором глаголют, что[598] тамо были погребены.
После того в полудни приехали есмы до Рамы града[599], о котором Стефан Рагузин пишет, что не Рама, но Ариматия есть, вотчина (ojczyzna) Иосифа оного, который Господа, с креста сняв, схоронил. Знатно, что некогда град был велик и красен, ныне весь розвален; жители в нем арапляне, зелные разбойники, христианом главные недруги. Склонилися есмы (skłoniliśmy się) к монастырю розваленому, где странники приставают. Четыре тамо суть часовни: одна Никодима, который в нощи пришел был к Господу, купноже и со Иосифом, по сем помазав благоуханным муром, погребли. Сице изъявляют, что когда потом в Господа уверил, зде жил[600] и крест древяный устроил (хранят его ныне в Луце, граде италийском, в соборном костеле), о чем Стефан Рагузин в своих книгах пространно (szeroce) пишет. Хотели арапляне в нощи на нас напасть, но когда узрили, что мы не спали, не дерзнули. Однакоже зде странствующим опасно.
Застали есмы зде несколко янычар. Между ими был некто Махомет, неучтивый и лукавый человек, который с нами приехал был ис Триполу. Тот пошол к старосте (do starosty) и, чтобы нас задержал, советовал, глаголя: что мы есмы не так бедные, како являемся, но[601] денег имеем доволно. И, безо всякого сумневания, пришли бы были есмы к великому опасению, когда бы наш сабадин араплянин нас не оборонил. Однакоже дали есмы тому старосте 10 цекинов, который нам к тому иерусалимскому янычару другаго, безопаства ради, придал. И з утра же (у нас)[602] в путь пуститися хотели, тот иерусалимский янычар с нами дале ехать не хотел, разве бы ему болши денег над зговор дата поступилися. Хотя при кадии[603] до Иопии (do Iope) града наняли есмы его за четыре цекины, однакоже турки имеют тот обычай, всегда учиненной, зговореной наем подвышити (и се от иных такожде отведали есмы), тогда и он не хотел дале, чтобы есмы ему за те 10 верст из Рамы до Иоппии града дали 2 цекины сверх уговору. Тот Раменский янычар говорил, ащели он не пойдет, тогда и аз остану. Сего ради паки принуждены были его подрядить, пачеже для того, что янычар Магометес (Mahometes), ничего доброго (nic dobrego), хотел нас в дороге убить, в чем нас сабадин оберег и нам сказал. По многих тогда речех, дали есмы им денги, которыми кто зде много показывается, не малое есть опасение: кто бо изобилно оных выдает, тому турцы скорее сети подлагают.
Дорогою[604] доволно доброю[605] приехали есмы задолго до вечера до Иоппы града[606]. Град тот в Деяниих Апостолских доволно знатный. Убо зде[607] блаженный апостол Павел Табифу (Tabitę) умершую воскресил, и зде по него Корнилий ротмист[р] (rotmistrz) из Кесарии, моля, дабы его посетил, приятелей своих послал. Град тот прежде сего на горе был, ныне же весь розвален, кроме единой башни, в которой караул живет. На брегу морском есть несколко древних палат, к которым склонилися (się skłonili) есмы и зде застали сабадина нашего карамузан на устье (w porcie), еже тесное есть и уско место, и не ставают в нем, разве меншие суды. Оттоле, хотя был ветр погодной (pogodny), однакоже не могли есмы того дне ехати, для того, что в Лиде граде[608] (о котором в Деяниих Апостолских написано есть; идучи из Рамы по правой руке видели есмы его) турцы были, которые странников обыскивают и вещей их пересматривают, дабы каких товаров не вывозили; чего ради езду нашю отложили есмы до утра.
После того рано две ладии (nawie) меншие приплыли, которые ис Каиру до Дамяту (do Damiaty) Нилою (Nilem) рекою, а из Дамяту (z Damiaty) чрез море семо пришли. В одной были три человека италчиков, се есть: един епископ з двумя человеки и два попа франкишканского закона, которые во Иерусалим ехали. Епископ имянование свое таил пред нами, опасался, чтобы иным к ведомости не пришло, что прежде всего во Иерусалиме был, а оттоле пустився Египт и Синай видел. Наимал[609] ослы до Рамы, где имел караван ожидати, который из Газы[610] до Дамаску шел, потом во Алепу или Апамеи, оттоле паки в Царьград сухим путем ити имел. И когда выносился из ладии, пришли турки, которые нашея рухледи имели осматривать. А понеже епископ до Рамы спешился, турки прежде сумки его отворили, в которых изрядные всякие товары были (которых из Египта с собою вывез). Нашли имянно един ковчежик из жемчюжной матицы (macicy) с жемчюгом зело художно зделаны[й], в нем было маленких ящичков слоновых белых костей, а иные из разных драгих каменей уделаны. То все взяли у него турки, а когда он не имел, чтоб его словом заступил и как нибудь оборонил, зело во-истинну о тех и о иных вещех, ему взятых, печален бысть. Егда же узрил есмь его в тех бусурманских странах безпомочного, умолил есмь моих янычаров, чтобы его как-нибудь оборонили, и учих, что мне те его вещи случилося купити, аки бы мне самому. Еже по сем возвратил есмь ему все отай, за что он, мне зелное воздав благодарение, утку египетскую[611] живу з зелеными и лазоревыми перии, так самым естеством зело украшенную, на высоких ногах, даровал мне. Которую есмь с собою до Триполу града привез. Объявлял мне о чюдных египетских вещех и, чтоб есмь тамо ехал, зело возбуждал. По сем турки нашие осматривали рухляди, но понеже ничего, кроме[612] оливных крестиков и четок, из Иерусалима вывезеных, не обрели, тогда поизволили, чтоб мы в корабль вносили, чего христианом, без их позволения, чинити не достоит.
И се ведати достоит, яко седалище (stolica) апостолское сему зде месту Иопе великое истинно прощение дало. Убо которые-нибудь странники зде приежджают (якоже прямо из Кипру и из иных мест христианских множество их пребывает, и мы есмы были постановили ехать), хотя б и добре иных Земли Святой места не посещали, толко бы на брегу Иопе стали, восприимут всякого прощения тако, како бы там те места лицами своими навещали. Поволено сие для того, что войны, арапскои разбои, поветрия, болезни, скудости многих странников задерживают и дале им ити оттоле не допущают.
Когда есмы до карамузану рухлядь свою внесли, встал ветр великий, средний между западом, однакоже ближайший севера; именуют его италчики меастро трамонтана (maestro tramontana). Ожидали есмы тогда, опасаяся, чтобы нас к горе, в море идущей, Иопе града блиской (за которою Кесариа град[613] лежит; есть об нем в Деяниих апостолских часто воспомянуто, когда ротмистра Корнилия святый Петр крестил, и камо святый Павел часто прихаживал, идеже и в темницу вовержен был, последиже и мученической коруне[614], сиречь венцу, до Рима в корабле оттоле ехал) не пригнал[615], ащели бы есмы двигалися. Под вечер же ветр утих, а мы, такожде падши на колена, Господу Богу благодарение воздаяли, яко нам сицевыя места, в них же спасение народу человеческаго действовати благоволил, осмотрети сподобил есть, провождая нас и с нами везде сый, таковою благостию и десницею и охороны своей показанием, что нам и влас един из главы не спал. Землю тогда Святую поцеловав, уже после запада солнца шли есмы на наш карамузан, сииречь карабль, но, для ветру, принуждены были есмы стати на котвицах[616](kotwicach), где чрез два часа волны морские нас сюды и туды по морю носили. По сем была счаслевейшая погода, и того ради пустилися есмы, и прежде полунощи минули тую гору, зело опасную. Наступил ветер каурус (taurus), которого Италия маистро (maestro) называет, всячески угоден и нам потребны[й], которым веянием Кесарию град минули есмы. Равно со днем, гору (promontorium) Кармиль названу[ю], лежащу шестьдесят верст от града Иопи, увидели есмы. Под вечер град вдоль розволоченый (miasto rozwłokłe), Сидон[617] названой, по единой стране минули есмы, а в самой вечер Тир град. Стоит тот град Тир[618] на округлом острове, прежде сего от земли седмьсот ступеней (krokow) разделены[й] глубоким морем; о том Плиниус летописец свидетелствует. Александр Великий, когда доставал его, камения накидав в море, с землею первое (pierwszy) сравнял, о чем Иосиф пишет. Нощию наступающи, был[619] ветр погодлив, и так за Вирит[620] (Beryt) град (пятьдесят верст от Триполу града) заехали есмы, и когда острейший ветр настал, по трех часах рано до Триполу, града сирийского, уже в другой ряд приехали есмы, земли такожде под Кармилем горы и Ливаном лежащие минув, возле которых из Иопа града едучи, волна морская нас носила. Но первым путем в осмнадцать часов уехали есмы были триста пятдесят верст, ныне две нощи и полтора дня ехати нам еще было, и то едва совершили есмы. Застали есмы в Триполе граде тот наш корабль виницыйский, которого есмы были в Кипре граде отпустили, при котором много свежих виницыянских кораблей было, чрез которых и мне из Литвы листы присланы были. А понеже в Триполу граде имел есмь много знакомцов, чего ради возрадуяся показалося мне, якобы до покою (wczasu) своего домашнего достигл был. Убо первогонадесятого дня иуниа (czerwca) зде из Триполу выехав даже до четвертонадесятого дня иулиа (lipca)[621] на коротком кавтанчике (каков у странников вместо епанчи употребляется) принужден был есмь лежати, кроме во Иерусалиме, где нам тюшаки (materacy) твердые законники давали; такожде и для странствующих была тамо постеля твердая, чего все мы как нибудь употребляли. И когда вышли на берег, шли есмы к граду, на леве в поле шатры Афера (Dżafer) паши (которому владение в Сирии на время дано было) видели есмы поставлены. Тот того ради тамо, по обычаю, лежал в поле, что еще подтвержения даного владения[622] (potwierdzenia daniny) не имел, и до Египту едучи, тако его тамо оставил есмь. Было с ним несколко сот конных, ис которых болтая часть имели рыси кожи на спинах навешены. Вшедши по сем в град, вошли есмы до виницыйского двора (karwaseryi), где нас, знакомыя поздравив, приняли приятно.
