Литмир - Электронная Библиотека

Ему с великим рвением вторил Владимир Ленин:

«В эпоху, когда разрываются старые отношения господства, когда начинает гибнуть целый общественный мир, в эту эпоху чувствования отдельного человека быстро видоизменяются. (?) Подхлестывающая жажда разнообразия и наслаждения легко приобретает безудержную силу…. В области брака и половых отношений близится революция, созвучная пролетарской революции».

Ленин и сам, следуя примеру Мордыхая Леви, жил в коллективном браке с законной женой Надеждой и гражданской супругой Инессой. Его подельники молчали, они, правда, не имели по две жены, а довольствовались многочисленными любовницами. Как тут простому народу и пролетариату отказаться от этого щекотливого запрета? коль так хочется, а нельзя до бракосочетания.

Свободную любовь горячо поддержала коммунистическая пресса, контролируемая вождем.

Сохранилось много документов об «извращениях в личной жизни коммунистов». Даже командиров Красной армии обвиняли в «половой распущенности, отбивании жен друг у друга, многоженстве».

Горячим сторонником распутства оказалась Александра Коллонтай. «Дорогу крылатому Эросу»: «В годы обостренной Гражданской войны и борьбы с разрухой… для любовных «радостей и пыток» не было ни времени, ни избытка душевных сил… Мужчина и женщина легко, много легче прежнего, проще прежнего сходились и расходились… Явно увеличивалось свободное, без обоюдных обязательств общение полов, в котором двигателем являлся оголенный, не прикрашенный любовными переживаниями инстинкт воспроизводства….»

Общество бурлило: одни по-старому венчались в уцелевших разрушенных церквах, где попы боялись напяливать на себя рясу, другие устраивали красные свадьбы с обязательным присутствием чекиста и пением интернационала, третьи пытались получить женщину по талону.

Заграничные газеты тех лет писали о Декретах по национализации женщин в советской России. Так, в городе Омске комсомольцы учредили «Центральную комиссию по бабьему распределению» или ЦК «Бабраспред». Она, эта комиссия, должна была ведать выдачей ордеров на девушек. Ордера, примерно, они выглядели так:

«Распоряжение:

Предлагается Дуньке Шаломыгиной ни с кем другим, кроме Васьки Дурошлепова, не гулять. Ему, Дурошлепову, предоставляется право провожать Шаломыгину под ручку домой с собраний, ну и, вообще, всякое прочее, иное».

«Наряд. Мадемуазель Крынкиной Матрене. Предписывается в 4 часа дня 18 января 1924 года отправиться с товарищем Безголовым в баню для совместного мытья».

«У нас нет любви, а только сексуальные отношения».

Согласно многочисленным опросам тех лет, молодые люди очень терпимо относились к внебрачным связям.

По свидетельству ученых, в 1922 году краткосрочные связи имели почти 88 % мужчин-студентов и свыше половины студенток, и только 4 % мужчин объясняли свое сближение с девушкой любовью.

Коммунистические газеты активно обсуждали тему свободной любви. В одну из редакций пришло письмо следующего содержания: «Наш друг погиб. Бросил всю комсомольскую работу и наслаждается со своей молодой женой. Как мы его ни убеждали, чтобы он бросил свою глупость и сделал комсомольскую свадьбу у нас в клубе, ничего не вышло. Он отвечал, что невеста этого не хочет, а ему ее жаль потерять. Мы сейчас предлагаем устроить над ним комсомольский суд». Вмешиваться в личную жизнь тогда было в порядке вещей.

К регистрации брака в загсах привыкали очень трудно, предпочитая жить на веру вне брака. Юноши чаще всего ратовали за свободную любовь.

Противники регистрации брака по новым законам находили себе оправдание в том, что за это из комсомола не выгоняют. А значит, сама партия дозволение дает. Гражданский брак чаще всего не принимали всерьез.

Девушки в один голос кричали: «Загс необходим! Если мы воображаем, что живем в коммунистическом обществе, то в таком случае ясно, что регистрация уже не нужна. Уж больно зазорны наши ребята, если брак ограничивался только любовью. Ну, тогда туда-сюда, а то ведь каждый старается любовь девушки использовать на 100 % и получить все 24 удовольствия. В результате у девушки через девять месяцев появляется «результат», и после этого парень начинает выявлять отрицательные стороны этой девушки и, в конце концов, заявляет: мы, мол, с тобой не сошлись в характерах. Парню сказать легко, а каково девке — приюта нет, няньки тоже, а во-вторых, общественный взгляд, даже и нашей комсомолии, будет уже другой на эту девку».

* * *

Действительно результаты «сексуальной революции» были очень плачевные. Матери-одиночки из-за нищеты и позора решались на убийство своих новорожденных детей.

Перед судом проходили десятки таких дел. Чаще всего беда случалась с деревенскими девушками, которые приходили на заработки в город. Боясь сплетен и гнева родителей, они поначалу утягивали свой живот, а потом уходили рожать в укромные места подальше от чужих глаз и там приводили в исполнение страшный приговор своему младенцу. Живого малыша зарывали: кто в снег, кто в землю, кто топил в канаве с водой или просто оставляли на улице. Осенью 1926 года в Новосибирске ежедневно подбирали одного-двух малышей. Всего за 1926 год через Дом матери и ребенка прошли 122 подкидыша, 49 детей, принадлежащих кормилицам, и 63 родительских ребенка. Смертность в детских домах была очень высокой. Только за один месяц 1925 года в новосибирском Доме матери и ребенка умер 31 младенец. Так или иначе, матери приговаривали своих детей к смерти.

Хотя советская власть была за высокую рождаемость, она первая в Европе в 1920 году узаконила искусственные роды — аборты. Это была вынужденная мера для борьбы с крайне опасными для жизни нелегальными абортами. Риск умереть от инфекции в результате аборта был в 60-120 раз выше, чем в результате родов. Бабушки-акушерки чаще всего орудовали прокаленными на огне вязальными спицами. Новосибирские газеты 20-х годов описывали все ужасы подобных «пыток».

Однако легальные массовые аборты сами по себе тоже представляли проблему. В 1926 году в России в больницах было сделано 102709 абортов.

Не меньше чем аборты, общество беспокоили проституция и венерические заболевания. В первые годы советской власти, в период военного коммунизма распространение проституции заметно снизилось. Проститутку заменяла «знакомая». Товарищ Коллонтай даже писала: «…Проглотив семейно-брачные формы собственности, коммунистический коллектив упразднит и проституцию». Как бы ни так. В период НЭПа она «расцвела» с новой силой. По 12 окружным центрам Сибирского края насчитывалась 621 проститутка и 149 притонов. Только в 1923 году было более 150 проституток и более 80 притонов. По социальному составу большинство проституток были выходцами из крестьянства — 42 %.

* * *

По мнению Ильича, сексуальность должна быть целиком и полностью подчинена классовым интересам пролетариата. А «класс, в интересах революционной целесообразности, имел право вмешиваться в половую жизнь своих сочленов»…

38

В советские времена в вопросах секса процветало крайнее ханжество, чего никак не скажешь об отношении большевиков к половым отношениям в первые годы, после революции. Примерно до 1925–1927 годов вопросы секса бурно и без лишнего стыда дебатировались партийцами и комсомольцами. Продвинутая на тогдашний лад молодежь активно пыталась воплотить новые сексуальные представления на практике. И слухи о коммунистическом обобществлении жен, гулявшие среди «отсталого» населения, возникли не на пустом месте.

Сразу после Октября 17-го многие молодые люди считали, что революция в общественных отношениях должна немедленно сопровождаться и революцией в половых отношениях (ведь они тоже считались классовыми!). Что семья как буржуазный институт устарела — это явственно следовало из труда Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». А еще — что верность партнеру является порождением эксплуататорской морали, принуждающей женщину относиться к своему телу как к товару, который с одной стороны представляет собой ее частную собственность, с другой — может быть незаконно присвоен мужем, сутенером или государством.

64
{"b":"589305","o":1}