− А с кем же ты останешься, Володя − Вольдемар?

− Вся надежда на тебя и на Надежду. Я еще могу связаться с немецкой разведкой и попросить. Пусть мне вышлют пятьсот тысяч солдат, я их тут переодену в гражданскую форму, выдам им оружие, и начнем, наконец, восстание. Надя будет комиссаром по печати, а ты будешь моим замом.

− Не говори чушь, Вольдемар. Лучше продолжай дискуссии со своими соратниками. У меня такое чувство, что они за тебя боятся, они тебя берегут. Ты − теоретик, ты − оратор, без тебя они никто и ничто.

− Ты так думаешь? это не провокация, а то я проверю, и тогда и тебе достанется. Революционный суд и тебе отрубят голову.

Инесса ласково посмотрела на своего якобинца и рассмеялась. Она привыкла к его чудачествам и даже к угрозам подобного рода и уже не придавала им значения.

− Вот у меня статья, моя статья, знаменитая статья, плод научной мысли, нечета Канту, послушай, я тебе прочитаю. Называется «Марксизм и восстание». Вот, пожалуйста, тут все указано: надо брать власть в свои руки и баста. Приготовилась? вот слушай, только внимательно и мотай на ус.

Прошло десять минут, и Ленин обратил внимание, что его подруга посапывает, и к тому же не свалилась на пол. Почему? она, что и во сне внимательно слушала? Надо прочитать статью до конца.

Мы не будем приводить выдержки из этой статьи, там все бедно, сумбурно, непонятно и все вертится вокруг слова «восстание», надо восстать, брать власть в руки и ему, Ленину, садиться в золотое кресло.

В советский период эта статья трактовалась как образец научной мысли, и люди свято верили в эту невероятную белиберду. Это говорит лишь об одном: человеческий мозг похож на половую тряпку, она мягкая, впитывает всю грязь, потом ее можно отмыть, отжать и снова окунуть в грязь, были бы условия.

Генерал Корнилов был смещен со всех постов, но его последователи, те, кто переживал за судьбу страны, остались и не только остались, но и не давали покоя Керенскому, которого следовало взять за шкирку. Это вождя беспокоило и на фоне этого беспокойства, снова вырастал большевистский ком с ножом за пазухой. Ленин все чаще выступал за свержение Керенского, а он теперь уже, будучи между двух огней, совершенно потерял голову. Народ от него отвернулся, армия обозлилась. Дошло до того, что пришлось образовать женский батальон для охраны Зимнего Дворца. Воистину власть стала выставлять себя никем и ни от кого не защищенной.

Ленин уловил это и нетерпеливо ждал удобного момента. Теперь ему осталось убедить членов ЦК, делегатов съездов, конференций, которые проходили один за другим, становились все агрессивнее и наглее, чему вождь не мог нарадоваться.

Кацнельсон, будущий Свердлов после обещания назвать его именем один из городов на Урале, вяло, но систематически стал уговаривать коллег внять советам Ленина назначить дату восстания и захвата власти как можно быстрее.

− Это клубочек, − сказал себе Ленин, узнав от Кацнельсона, что он стал агитировать. − Стоит один раз потянуть за нитку, и он начнет разматываться.

29 сентября Ленин пишет статью «Кризис назрел»:

Как ни старался Ленин переубедить членов Политбюро в необходимости немедленного захвата власти, ничего не получалось. В то время еще не было коммунистической диктатуры, Ленин как бы вместе со своими соратниками подбирался к царскому креслу, и у него не было и не могло быть рычагов насилия как средства воздействия на своих соратников.

Он стал подумывать о том, что его статьи не приносят ожидаемых результатов, и заволновался.

В субботу 14 октября, поздно вечером, когда Ленин рвал и метал и не пустил к себе Инессу, в окошко постучали трижды, как было условлено. Ленин тут же бросился открывать и даже стукнул лбом о верхний косяк двери: Фюрстенберг!

− Пришел все-таки. Согнулся весь, что, чемодан такой тяжелый? много там? Это солдатский сундук, я вижу для конспирации, так сказать. Молодцы немцы не подводят. Это нам на революцию. Но я намерен не кормить своих бездельников. Эти деньги пойдут на закупку оружия и на подкуп колеблющихся середняков.

Дорожный солдатский сундук, был набит новенькими десятирублевыми купюрами до самого верха. На дне лежали шведские кроны.

− Ну, все Ганецкий, можешь идти. Чаем угостить не могу, чай только что кончился, Инесса ушла ночевать к подруге. Извини уж. У тебя очень усталый вид. Возьми десятку из пачки, только не больше: пролетариат пострадает.

Ганецкий вытащил еще пять пачек, покрутил у носа вождя, расхохотался, повернулся к двери.

− Ну и жадина же ты, Вольдемар. Бывай.

Володя волочил сундук по полу, старался его поднять и унести в потайную комнату Феофановой, но не мог поднять.

− Ты что так пыхтишь? − спросила Инесса, выходя из своей комнаты. − Давай подсоблю.

− Не надо, здесь пули для мировой революции. Они… секретные и…и…и могут взорваться. Нам придется хозяйке дом заново строить. Ты иди, иди, ложись, я как-нибудь сам справлюсь.

Поняв, что одному не справиться, он нашел правильное революционное решение: открыл крышку ящика.

− До 12 ночи пересчитаю, − сказал он себе и стал вытаскивать пачки, складывая вокруг себя на полу. Пересчитав, он склонил лысину на банкноты, радостно вздохнул, но тут же вскочил и громко произнес:

− Психология капиталиста стукнула мне в голову, пора с этим кончать. И отец мой был не то капиталист, не то кулак и сам не знаю, кем он был. Где Мордыхая-Маркс? Положу его под подушку, крепко засну, а уже завтра в моей умной голове будет полный марксистский порядок.

Том Маркса-Мордыхая был тут же найден, Ленин трижды стукнул им себя по лысине и подпрыгнул на радостях: капитализм выпрыгнул из башки, как птичка из клетки.

− Эй, Надюха! срочно одевайся! сбегай к соседу Эйно Яхья, этому финскому еврею и тащи его сюда. Это архи важно: одна нога здесь, другая − там! Живо! кому сказано?

− Так уже половина ночи, все евреи почивают в это время.

− Стучи кулаком в дверь, Скажи: вождь мировой революции требует. Дело архи важное.

Надя замотала голову в большой шерстяной платок, надела ботфорты мужа, а юбку забыла. Пройдя квартал, у самого перекрестка стояли два мужика сомнительной наружности, всматриваясь в движущееся чучело.

− Бежим, Сеня! Это ведьма. Вон у нее коса за плечами, срубит нас, аки траву.

Надя улыбнулась, осмелела, прибавила шагу, стала вспоминать первый куплет партийного гимна «Вставай проклятьем заклейменный», уже открыла рот, как тут высветился номер дома, в котором жил великий Яхья.

Он вышел на площадку дома, широко раскрыл руки, не успев застегнуть халат. Надя заметила болтающийся отросток и сплюнула.

− Что так поздно, Надежда Константиновна, ну заходите, гостьей будете, самовар еще кипит. Я не сплю, как видите. У нас была договоренность с Ильичом, не стопроцентная, правда. Он должен получить посылку, а эту посылку мне надо забрать. Раздать завтра же нашим солдатам, нашим революционным полкам.

− Я…я по этому самому поводу, у него дома сундук, огромный такой и тяжелый, он пытается таскать его туда-сюда, пыхтит, пот с него текет, рубашка вся мокрая, не отстирать. Я увидела, ахнула и побежала. Срочно одевайтесь. Если не утащите, я помогу.

−Да я, практически готов, мне только тапки надо сменить.

− Не надо, какие там тапки, − сказала Надя в ужасе, − революция ждать не может, идем!

Они тут же покинули Певческий переулок, где жил Эйно Яхья.

Пять минут спустя они уже были на квартире Ленина. − Архи возмутительно! Архи возмутительно, − повторял Ильич одну и ту же фразу.

− Что случилось, Эйхуя, Эйхуя? − спросил Эйно, назвав самую секретную кличку Ленина.

− Да вот только что с заседания Центрального комитета, сегодня 10 октября, а переворот должен был состояться уже 7−го. Они просто ослы. Проморгать власть! Да ее возьмут другие, корниловцы, например. И вот, Эйно, тут сундук с деньгами. Рабочие Москвы собрали по рублику, по два, обменяли в банке на упакованные десятки и прислали…поездом на содержание пролетарской армии. Забери этот сундук и как только рассветет, раздай пролетариату в погонах. А мне еще принесут.