— Володенька, дорогой! ты для меня…личность…в мужском обличье, а я слабая женщина и питаю к тебе слабость уже давно как к мужчине, хоть ты…, но не будем об этом говорить. Я не знаю…, рок какой-то. Видимо, гений и слабая женщина, которая может быть полезна только в постели, а дальше она ему совершенно неинтересна, ибо, как объяснить, что ты сегодня даже не заглянул ко мне. Даже Надя, твоя законная супруга и то пришла ко мне со слезами на глазах и говорит: сходи, курва, проведай Володю. Вот я и пришла. Ты… все ли у тебя в порядке? Головных болей нет? Среди казненных тобой невинных особ много женщин?

— Ха…ха…ха, хо…хо…хо! — раздался гомерический смех злого гения. — Ты, Инесса, не туда гнешь. Я очень люблю тебя, и свои чувства к тебе изложу в письменном виде. Это для истории. Хотя…партийная скромность, куда деваться. Вождь мировой революции не имеет право на личную жизнь. Это эгоизм, товарищ Инесса. Я уже о любви выступал публично. Помнишь, я говорил про стакан? Из него не все могут пить. Но, Инесса, моя дорогая партийная подруга, уже идут, слышишь шаги за дверью? Этот Бронштейн страшный человек. Он Троцкий. Дурацкий псевдоним. Сумасброд он, вот он кто. После моей смерти он не сможет меня заменить. Вообще, второго, такого как я, нет и быть не может: гении рождаются раз в тысячелетие. Кто будет управлять этой дурацкой страной после меня? Прячься, прячься, Инеска. За ширму марш: ать-два, ать-два.

Ильич прилип к полотну двери, приложив правое ухо. Топот ног в солдатских ботфортах, сделанных в Германии, приближался. Владимир Ильич не стал дожидаться дверного звонка и повернул ключ.

— Това…ищ Т…оцкий! Почему так поздно? Ваши посланцы ни к черту не годятся, разберитесь немедленно и если это саботаж расстрелять…без суда и следствия. Чем больше мы расстреляем, тем лучше. Всякая революция делается на крови. Давайте ящик! Он тяжелый? Тогда ставьте на табуретку. Топор с вами? Нет топора? Почему, товарищ Троцкий? Это ревизионизм. Где Кацнельсон? Сюда его незамедлительно…с топором.

— Да Владимир Ильич, не стоит. Ящик открывается. Этот замок сделан уральскими рабочими специально для вас по заказу выдающихся партийных деятелей Голощекина и Юровского. Сейчас он на замке, а ключ у Яши Юровского, он там, у парадной лестницы, хочет удостоиться чести лицезреть вас и рассказать, как он убивал царскую семью.

— А еще кто там?

— Яша Кацнельсон, Никулин и Юровский.

— Яков Свердлов? Тогда зови.

Ленин взял ящик с головами царя и царицы, отнес на диван и припал к нему грудью. Он не заметил, как вошли три выдающиеся исторические личности, необразованные и жестокие убийцы, на совести которых уже было много убийств. — Яша Юровский, Яша Кацнельсон, Бронштейн и Никулин. Они стали за спиной гения, который приказал умертвить царскую семью и доставить головы в Москву в этом небольшом ящике, чтоб посмотреть Николаю Второму в мертвые глаза.

Ильич тихо стонал и временами что-то бормотал себе под нос. Головорезы стояли и улыбались, никто не решился произнести хоть один звук. Только Яша Кацнельсон (Свердлов), чьим именем будет назван Екатеринбург за заслуги в злодейском убийстве царя и его несовершеннолетних детей, вдруг захлопал в ладоши. Его поддержали остальные убийцы. Ленин запищал от восторга, оторвал руки от ящика и поднял их вверх. Аплодисменты усилились.

Так вот, товарищи, все мы присутствуем…, короче, мы присутствуем при полной и окончательной победе над царизмом. Это исторический момент. Когда произойдет революция во всем мире, художники и писатели, такие как Максим Горький, будут писать о вас романы и рисовать портреты. Товарищ Юровский, ключ от ящика!

Юровский сунул маленький ключик, пять раз повернул его, и ящик автоматически открылся. Показались головы царя и царицы. Их шеи были обмотаны грязными тряпками, пропитанными засохшей кровью.

Володя на радостях первый пустился в пляс. За ним последовал Юровский, Кацнельсон, Бронштейн и Никулин. Юровский взял ящик и бросил на пол. Теперь танец продолжался вокруг ящика. Ленин на какое-то гениальное мгновение остановился, шлепнул себя ладонью по лысине, а затем, хлопая в ладоши, пошел вприсядку. Его примеру последовали и другие. Инесса стояла за ширмой и наблюдала за дикой пляской революционеров, называющих себя гениями.

«Ты ли это, Володя? Похоже, что у тебя что-то с мозгами. Но, увы, твоя болезнь заразительна: твои последователи, как и ты, начинают терять рассудок. Что мне делать, куда деваться? Надо удирать во Францию. Но там посадят. Вон, у него уже пена изо рта, что делать?»

— Володя, опомнись! Ты погляди в зеркало, на кого ты похож. О Боже!

— Инуся, давай с нами. Ты мой соратник, мой партийный товарищ, докажи, что это так перед лицом истории! — произнес Ильич и протянул ей руку. Инесса покорилась. Она впервые услышала голос не человека, а дьявола, и не могла ему противостоять. Она, так же как и остальные, пустилась в пляс. Но лицо царицы испугало ее.

— Мне дурно и я вынуждена покинуть вашу пляску… смерти. Пляшите, рассвет уже недалеко.

— Это ревизионизм, товарищ Арманд. Идите и разоружитесь, произнес Володя и погрозил ей пальцем.

— Простим ее, она женщина, слабое существо, сказал Троцкий.

— А дочерей Николая Второго расстреляли? Они тоже слабые. А вообще, как все это происходило? Нам же надо утвердить этот гуманный, в духе пролетарской морали акт на заседании ЦК. Товарищ Юровский, вам слово.

Ленин и его гвардия, его пришельцы евреи из Западной Европы и даже переодетые немцы победили в самых крупных городах России ˗ Петрограде и Москве, но глупо было бы останавливаться на достигнутом. Чтобы покорить огромную страну, большевики затеяли гражданскую братоубийственную войну. И здесь братья по крови пригодились как нельзя лучше: в любой дивизии, в любом полку они возглавляли ВЧК, а ВЧК было что-то выше командующего в Красной армии. Евреи в непосредственных боях не участвовали, они следили за теми, кто стрелял, за командиром, как и какие команды он отдавал и если надо было, они могли поставить командира к стенке и расстрелять лично, либо в подвале пустить пулю в затылок. Евреи, латыши и прочий пролетарский люд проявили необычную жестокость к пленным и непосредственно на полях боев.

Ленин с новой силой принялся за общее руководство в принятии тех или иных решений на фронтах Гражданской войны.

Услышав о том, что казаки Дона, что-то там замышляют, что высказываются против и даже, что-то такое там организуют, он, как и положено, пришел в бешенство и вызвал того же Бронштейна и Янкеля Кацнельсона, будущего Свердлова, чьим именем уже назван город на Урале.

Всегда, когда Ленин приходил в бешенство и у него, как у бешеной собаки, начинала течь слюна, к нему заходили, словно чуяли, его самые преданные два головореза — Бронштейн — Троцкий и Янкель Кацнельсон. Они обычно садились в кресла, не ожидая приглашения.

— Лейба! Мы можем погибнуть! На Дону образовалась такая банда, такие мощные силы…во главе с…с Корниловым, царским генералом и Калединым. Тоже генералом. Янкель ты слышишь, или ты глухой. Никакой реакции, Янкель. Не будет никакого города, что носит твое имя.

— Ильиц, Ильиц, я весь дрожу и наполняюсь ненавистью к мировой буржуазии и всему Дону. Дай мне только полномоция, и я всех вырежу на чертова мать, ты слысис, Ильиц?

Он тут же прослезился и уже готов был пасть на колени, но Бронштейн ухватил его за ухо и приказал оставаться на месте.

— Да, я в курсе. И у меня уже есть план. Пусть Янкель остается у меня политруком, а ты, Володя, выдели десять дивизий с артиллерийскими пушками, сотни три пулеметов и…неограниченные полномочия. Несколько месяцев и бесхвостые обезьяны Дона исчезнут с лица земли.

— А дети, а старики? — не унимался Янкель.

— Янкель, ты страдаешь отсутствием политической воли, — сказал Ленин, щуря левый глаз и сверля бедного, дрожащего еврея, скрючившегося в кресле. — Дети вырастут и начнут нам мстить, как можно оставлять детей живыми, если их родителей убивают. Что касается стариков, то тут на ваше усмотрение, хотя они достойны наказания. Кто вырастил и воспитал врагов революции — они, так ведь? так. И пусть получают по полной. На Дон надо послать войска. Ни перевоспитывать, ни болышевизировать «контрреволюционное» казачество мы не можем и не собираемся, оно должно быть уничтожено, как таковое.