Что касается казачьих частей в составе вермахта и полиции, то они отличались от остальных добровольческих формирований из числа жителей СССР. Прежде всего казаки служили либо в боевых частях, либо в полицейских и охранных формированиях, преимущественно образованных в тыловых районах, находящихся под военным управлением, или в тыловых порядках наступающей немецкой армии. Связано это было с тем, что казачьи сотни, батальоны и полки были довольно хорошо обучены (причем сами немцы старались отправлять к ним лучших инструкторов) в военном плане и отличались (по сравнению с другими изменническими формированиями) высоким моральным духом. Казаки, за редким исключением, никогда не работали в качестве обслуживающего персонала или сотрудников вспомогательных служб. Их уделом были: охрана коммуникаций, несение гарнизонной службы, наведение порядка в населенных пунктах (преимущественно на территории Дона, Кубани и Терека), борьба с партизанами и участие в боевых операциях. Такое положение дел еще раз доказывает тот факт, что немецкое командование относилось к казачьим частям с гораздо большим уважением и доверием, нежели ко многим другим формированиям из числа народов СССР.

Все казачьи формирования, появившиеся за время войны, можно условно поделить на пять групп, причем каждая из них обладала своими, только ей присущими характеристиками.

Первая группа — это казачьи части, сформированные в 1941–1942 годах в составе охранных дивизий, танковых, пехотных армий и оперативных соединений вермахта, а также в тыловых районах армий и групп армий. Эти подразделения были первыми казачьими частями в составе немецкой армии. При этом многие из них появлялись совершенно неожиданно для самих немцев, и те были буквально вынуждены принять их помощь. Надо признать, что эти формирования были довольно боеспособными, а их личный состав обладал высокой моральной и военной подготовкой.

Вторая группа — это казачьи части, сформированные в 1942–1943 годах так называемым Главным штабом формирования Казачьих войск на Украине. В этих военных образованиях служили в основном военнопленные, причем самых разных национальностей. Многие из них только называли себя казаками, чтобы вырваться из лагерей. Как следствие, надежность этих частей была весьма сомнительной, и именно в них (среди остальных изменнических казачьих формирований) был наибольшей процент тех, кто пошел служить к немцам только для спасения жизни. В этих частях были зафиксированы несколько массовых переходов к партизанам.

Третья группа — это казачьи части, сформированные на Дону, Кубани и Тереке, то есть на территории исконного проживания казаков (впоследствии они были объединены в так называемый Казачий Стан). Эти формирования отличались от остальных тем, что в них служило очень много добровольцев, которые пошли воевать против Советов не только по личным, но и по идейным соображениям. Именно в этих частях были возрождены традиции казачьих полков еще царской армии. Как следствие, они отличались высокой благонадежностью и были готовы бороться против коммунизма до последней капли крови, что и доказали в сражениях на Северном Кавказе, а впоследствии — в Белоруссии, на Украине и в Италии, где им предоставлялись территории для проживания.

Четвертая группа — это 1-я казачья кавалерийская дивизия и 15-й казачий кавалерийский корпус СС. Эти формирования были самыми крупными и боеспособными казачьими частями за все время войны. 1-я казачья кавалерийская дивизия была сформирована в 1943 году, и в нее вошло большинство частей из 1-й, 2-й и 3-й групп. Большую часть войны бойцы дивизии провели в Югославии, где играли весьма существенную роль в борьбе против партизанского движения. В конце 1945 года дивизия перешла под юрисдикцию СС, и 25 февраля 1945 года на ее основе был образован 15-й казачий кавалерийский корпус общей численностью в 25 тысяч человек.

Пятая группа — казачий полк в составе Русского охранного корпуса на Балканах. Это боевое формирование, практически полностью состоящее из казаков- эмигрантов, к которым немцы относились, в общем-то, с большим недоверием, было сформировано в Белграде осенью 1941 года и на протяжении всей войны несло службу в Югославии, сражаясь против партизан Иосипа Броз Тито.

Пользовавшиеся репутацией прирожденных воинов и непримиримых врагов большевизма, казаки одними из первых привлекли внимание германских военных. Причем с самого начала подразумевалось, что казаки будут нести исключительно боевую службу, в отличие, скажем, от добровольцев вспомогательной службы, так называемых «хиви» (еще их называли «наши Иваны» или «наши русские»), которые использовались в тыловых службах в качестве шоферов, конюхов, разнорабочих и прочего обслуживающего персонала. Такому отношению со стороны вермахта простые казаки были обязаны не только своей прославленной многовековой военной истории, но и активности казачьей эмиграции, среди лидеров которой с первых же дней войны развернулась оживленная дискуссия о возможностях и перспективах создания и использования подобных формирований в составе германской армии. Причем мнения, высказываемые теми или иными казачьими лидерами, часто противоречили друг другу, а настроения, царившие в этой среде, были прямо полярными. «По всем имеющимся сведениям, — пишет 7 июля 1941 года в докладной записке И. Горбушин — личный помощник атамана Е.И. Балабина, — можно более или менее уверенно предполагать, что Командование Германской Армии едва ли до освобождения наших Земель от коммунистов воспользуется нами в каких бы то ни было видах помощи от нас в этой борьбе… Поэтому я предполагаю, что наше возвращение домой возможно ТОЛЬКО в одном виде, а именно: НАМ ПРОСТО РАЗРЕШАТ ВЪЕЗД В НАШИ КРАЯ»[350]. Самым неприятным для Балабина в сложившейся ситуации было то, что атаман, в отличие от своих «коллег» из КНОД не желающий врать и обещать невозможное, не мог ничего ответить многочисленным простым казакам, которые писали ему в надежде получить информацию о том, когда и в каких частях можно будет начать борьбу с коммунизмом. Подобных писем-заявок на участие в войне было очень много: «Вам, вероятно, известно, — пишет уже 21 июля 1941 года казак-эмигрант из Югославии, — что кадры Лейб- гвардии казачьего, Лейб-гвардии Атаманских полков и Лейб-гвардии Донской казачьей батареи, в которых я состоял делопроизводителем, из Югославии переехали во Францию, а я как семейный человек был определен на службу в финансовую стражу и остался в Югославии… Прошу Вас не отказать в любезности сообщить мне, как бы выйти с ними на связь и в нужный момент присоединиться к ним, если будет предвидеться наш поход на Дон»[351].

Казаки-националисты во главе со своим лидером инженером Василием Глазковым, не обращая внимания на подобные пессимистические настроения в рядах оппонентов и не понимая или не желая понимать всю противоречивость ситуации, сложившейся на начало войны вокруг казаков (еще не было до конца ясно, понадобятся ли они немцам вообще), в свойственном им стиле уже начали разрабатывать важнейшую, как им казалось, проблему: привлечения пленных казаков, воюющих на Восточном фронте, в ряды Казачьего национально-освободительного движения и организации из них отрядов, которые станут прообразом будущей армии «Великой Казакии». «Вы пишете, что имеете нужду в казаках, которые бы работали с пленными. Этот вопрос, по-моему, сейчас представляет особую важность, — отмечает в своем письме Глазкову от 11 ноября 1941 руководитель КНОД в Болгарии агроном И.М. Евсиков, — по письму я понял, что германское командование разрешило Вам выделить пленных казаков в особую группу. А это уже очень хорошо. Сейчас нужно эти чисто казачьи группы прибрать к рукам. Необходимо поставить около каждой группы одного или двух наших подходящих казаков, которые бы им вдалбливали в голову идею национального движения и идею о самостоятельной Казакии… Безусловно, большинство пленных казаков будут сочувствовать нам после небольшой обработки, но могут быть и противники. Из сочувствующих потом можно организовать целые части, которые будут являться зародышем армии Казакии. А если можно будет, то даже послать их на фронт в казачьи земли. Воевать они умеют, а оружия, думаю, будет достаточно для них. Военную тактику большевиков они знают, а потому будут являться отличными бойцами против наших угнетателей… Зачем же кормить 50–60 тысяч казаков даром, если эти люди могли бы дело делать; скажем, занять определенный участок фронта или нести гарнизонную службу в оккупированных казачьих землях»[352].