Структура «государственного» управления в «Казачьем округе» была тщательно продумана и отвечала всем вековым требованиям казачьих институтов власти. Низшим уровнем административного деления была станица, во главе которой стоял выборный атаман. Станицы объединялись в районы (всего 6), каждый из которых также возглавлялся выборным атаманом. Венчал пирамиду власти так называемый «верховный атаман», который назначался на эту должность немецким полевым командованием. Ко всему прочему, каждый атаман, независимо от своей значимости, имел некое подобие кабинета министров — совет старейшин, в свою очередь избиравшихся на станичном или районном Круге. В соответствии с немецкой концепцией автономного округа все атаманы подчинялись в первую очередь своему верховному атаману а не Германскому командованию. Верховный атаман имел двух помощников (первых заместителей), которые держали в своих руках все нити управления. К сожалению, не совсем понятно, кем были эти люди — немцами или представителями казачьего населения. В их компетенции находились следующие вопросы: организация полиции из местных жителей (ее главной задачей было поддержание внутреннего порядка), финансы, сельское хозяйство и животноводство, здравоохранение, образование, культура, строительство дорог и поддержание их в нормальном состоянии. Главной же задачей назначенного немцами атамана было формирование из местного населения-небольших отрядов самообороны. Эти боевые части, как говорилось в официальном немецком приказе, должны были служить делу «защиты и освобождения своей родины от Большевизма»[296]. К концу 1942 года под командованием верховного атамана уже находились три казачьи сотни. Еще 3 тысячи казаков в любой момент были готовы выступить против большевиков с оружием в руках. Всего же, по подсчетам немецких кураторов, «Казачий округ» вполне мог создать и содержать армию в 75 тысяч штыков[297]. На зиму 1942/1943 гг. была запланирована подготовка первых 25 тысяч казачьих добровольцев для немецкой армии.

Уже к январю 1943-го немецкое руководство планировало расширить границы округа и назначить командиров казачьих отрядов, сформированных на этой территории. Среди казачьих лидеров Кубани началась оживленная дискуссия о проблемах довольно отдаленного будущего, например, о перспективе образования более широкой казачьей автономии, включающей территорию Украины, России и Кавказа. Строились также далеко идущие планы в области сельского хозяйства, военной реформы и образования. Но на практике было сделано очень мало. На проведение многообещающих реформ просто-напросто не хватило времени. В январе 1943 года немецкая группа армий «А», под ударами советских войск, оставила казачьи территории, и эксперимент закончился, так толком и не начавшись. Можно с уверенностью констатировать тот факт, что на своей автономной территории казаки практически ничего из задуманного сделать не успели и все их планы остались, в основном, на бумаге. Исключение составило разве что появление огромного количества новых песен и частушек, в которых либо воспевались произошедшие перемены, либо сыпались проклятия в адрес большевиков. Вот одно из характерных творений кубанских казаков того времени:

Реальные причины, по которым немецкое командование решилось, в обход многих своих противников из восточного министерства, организовать независимый казачий округ, были весьма прозаичны. Естественно, меньше всего фашисты пеклись о казаках и об их желаниях. Как недвусмысленно отмечалось в официальном докладе — отчете о первых итогах эксперимента: «Где сражается казак или погибает иногородний, немецкий солдат не сражается и не умирает»[299]. Кроме того, «Казачий автономный округ» и его казачьи части, преданные немцам, должны были сыграть роль лояльной немцам территориальной прослойки между Украиной, которую планировалось использовать как главную житницу Европы, и Кавказом, в немецких планах — главного нефтяного резервуара будущего великого Рейха. Эпопея с казачьей автономией лишний раз показала, что по вопросу о казаках в немецком руководстве не было единого мнения. Армия, видевшая в них необходимых помощников на фронте и в тылу, пыталась всячески содействовать казачьим устремлениям и была даже готова санкционировать создание автономных казачьих образований, а СС и восточное министерство считали, что раз они русские (так к ним относилось большинство руководителей, несмотря на теории о казаках-арийцах), то, следовательно, недочеловеки (Untermenschen), подлежащие уничтожению или онемечиванию.

Подводя итоги оккупационной политики немцев на территории Дона, Кубани и Терека, можно прийти к выводу, что, несмотря на предоставленные казакам некоторые свободы, она не оправдала себя в глазах той части населения, которая с нетерпением ждала прихода немцев. Немецкая политика в земельном вопросе вызывала наибольшее недовольство среди простых казаков: ненавистные сталинские колхозы не были упразднены.

Другим камнем преткновения в отношениях между казаками и немцами был вопрос о руководстве на местах. Власть всех выборных казачьих атаманов слишком сильно ограничивалась германской оккупационной администрацией. В результате интересы жаждущих самостоятельности казачьих атаманов постоянно сталкивались с действиями немецких военных чиновников, опирающихся на директивы из Берлина, что выливалось в постоянные конфликты. К тому же многие лидеры казачьего движения были личностями весьма сомнительными, что также вносило определенный разлад в казачье движение на оккупированных территориях Дона, Кубани и Терека. Среди казаков не было единства. Одни прославляли Белого с Духопельниковым и клеймили Павлова, другие были готовы отдать жизнь за Павлова и советского агента Сюсюкина, но при этом ненавидели П.Н. Краснова и утверждали, что все беды — от эмигрантов. Сами эмигранты и их лидеры в большинстве своем считали, что выборные атаманы на оккупированных территориях — сплошная фикция. Вот какую характеристику выбранным казачьим лидерам дает лидер Общеказачьего объединения в Германской империи Е.И. Балабин в письме генералу П.Н. Краснову от 26 февраля 1944 года: «У меня несколько писем от разных лиц, рисующих безотрадную картину: Атаман Духопельников, Белый, Павлов и „Казачий комитет“, делая приблизительно одно и то же дело, враждуют друг с другом и всеми силами стараются мешать один другому, забывая главную цель — уничтожение большевизма. Все вербуют людей на фронт и в полицию, но вербовку „противной“ группы преследуют вплоть до ареста, до отобрания оружия, выданного немецкими властями (Белый). Беспробудное пьянство и окружение себя уголовным элементом (Духопельников), мошенничество и обирание казаков. Все это ведет к подрыву власти и к позору казачества… Духопельников, в прошлом агент-провокатор НКВД, под кличкой Диск, и у меня есть официальное „заявление“ о нем Полковника Часовникова, бывшего заместителя Начальника Городской полиции Новочеркасска. По словам Начальника Политического Отдела Новочеркасской полиции Урумянца и его помощника Николенко, только отход Германских Войск из Новочеркасска дал возможность Полковнику Духопельникову избежать справедливой кары по закону… Атаман Белый, получивший сейчас большие полномочия, уже раз был арестован, и у него отобрали 36 000 марок, но, сожалению, его освободили. Не сомневаюсь, что он опять накануне скандала»[300]. Что касается атамана С.В. Павлова, этого чуть ли не канонизированного казаками-коллаборационистами лидера казаков на Дону, то ему Е.И. Балабин дает и вовсе уничижительную характеристику: «Павлов серенький, ничего не представляющий есаул, и в Полковники его произвели немцы. И взгляды у него, как и у его окружения, советские, чтобы было так, как при Ленине, во время НЭПА»[301].