Сам генерал П.Н. Краснов отнесся к решению о формировании целого казачьего корпуса в составе войск СС как к сигналу о всеобщей казачьей мобилизации: «По существу, — писал он генерал-лейтенанту Е.И. Балабину — речь идет уже не о добровольном поступлении, но о мобилизации. Лучше теперь же поступить добровольно, чем потом быть призванным насильно, что казаку и неприлично, так как при таком призыве он попадает в русскую часть наряду с военнопленными красноармейцами, где ему будет чуждо и жутко»[582].
Уже к середине сентября в Берлине были образованы комендатуры и вербовочный штаб, в состав которых вошли 11 казачьих офицеров, 2 унтер-офицера и 2 казака. Для организации вербовочной работы выделялось 25 офицеров и столько же казаков. Был создан также этапный лагерь для приема мобилизованных, где в качестве обслуживающего персонала и охраны были задействованы 21 казак, 1 врач и 1 санитар. Вербовочные штабы предполагалось создать также в Праге (в составе 10 человек) и Вене (2 человека). Весь штатный состав Резерва казачьих войск, таким образом, определялся в 100 человек, в том числе 1 генерал, 48 офицеров и 51 казак[583]. В работе по вербовке и регистрации казаков генералу Шкуро было предписано пользоваться содействием министерства Розенберга и дублировавшего его отделения СС «Остраум» для выяснения вопросов по гражданской части казачьего управления.
Весть о начале формирования «казачьей армии», да еще в составе войск СС, быстро разнеслась по Европе, и все «добровольцы», воюющие на стороне Германии и имеющие казачьи корни, начали писать заявления с просьбами о своем переводе в создаваемый корпус. Вот одно из таких писем, направленное в октябре 1944 года неким казаком Анатолием Шторгиным в штаб-квартиру Казачьего национально-освободительного движения в Праге: «Я прошу, чтобы меня перевели в Казачьи войска. Я сейчас нахожусь в армии SS Галицкой дивизии ввиду того, что немного говорю по-украински… Прошу, чтобы меня перевели в казачью Армию, поскольку я являюсь казаком Кубанского войска с. Дондуковской»[584].
Возрастные рамки вербуемых в ряды казачьего корпуса были ограничены 45 годами для рядовых казаков и 50 для офицеров[585]. Одну из двух дивизий корпуса предполагалось комплектовать исключительно казачьими офицерами и под казачьим командованием. Первоначально запись добровольцев тормозилась приказом о том, что офицерами и унтер-офицерами могут быть только лица, знающие немецкий язык и немецкие уставы, хотя мало кто из казаков-эмигрантов, не говоря уж о «подсоветских», соответствовал этим требованиям. Однако вскоре благодаря усилиям генерала П.Н. Краснова[586] этот приказ был отменен, и казаков стали принимать в корпус вне зависимости от знания ими немецкого языка. Таким образом, использование казаков на офицерских и унтер-офицерских должностях должно было определяться лишь их профессиональной пригодностью.
Деятельность Резерва казачьих войск протекала независимо от Главного управления казачьих войск генерала П.Н. Краснова, однако отношения между этими двумя органами складывались благоприятно, и последнее активно помогало А.Г. Шкуро, не вмешиваясь в его действия. Однако на практике идея сбора казаков в единое воинское формирование столкнулась с немалыми трудностями, которые были связаны прежде всего с межведомственными отношениями внутри Рейха. Сложившуюся ситуацию наглядно иллюстрирует сообщение атамана Е.И. Балабина о трудностях, связанных с формированием инженерных частей из казаков в Праге: «Германская армия состоит из частей Вермахта и частей СС и СД… В Варшаве в батальоне СС более тысячи казаков и в сотне СД 250 казаков — новых эмигрантов. Но СС не имеет саперных, железнодорожных, танковых и других технических частей. Все это принадлежит Вермахту. Вермахт же никому не верит, и все формирования производит сам»[587].
Пожалуй, главной трудностью в работе нового органа было освобождение казаков с немецких заводов для зачисления их в строй. Несмотря на распоряжение Главного управления СС о том, чтобы таких рабочих увольняли с производства, администрация предприятий игнорировала его, ссылаясь на приказы германского трудового фронта. Освобождать казаков удавалось лишь после долгих препирательств с другими ведомствами. Были и прочие сложности в формировании казачьего корпуса, а именно — личность самого генерала А.Г. Шкуро. Вот как характеризует его деятельность в первые месяцы после назначения на должность начальника Резерва казачьих войск видный деятель казачьей эмиграции С.В. Маракуев: «Шкуро отозван в Берлин ввиду недостойного поведения в Вене… Он прикомандировывается к Главному Управлению, вероятно, по проискам Науменки (атамана В.Г. Науменко) и вопреки желанию Краснова, который этим назначением очень недоволен. Недоволен от также Ген. Науменко, который успел втереть в Гл. Упр. 9 кубанцев. В разговоре с Балабиным П.Н. высказал это недовольство, сказав о кубанцах, что „они казачьи жиды“ по своим ухищрениям и пролазничеству… Шкуро в Вене пьянствовал, брал взятки за выдачу удостоверений о прикомандировании „к его штабу“»[588].
Естественно, в таких условиях результаты деятельности Резерва казачьих войск никак не могли быть значительными. Уже после войны, давая показания на Лубянке, генерал А.Г. Шкуро сообщил, что с сентября 1944 года по апрель 1945 года им было направлено в 5-й запасной полк корпуса фон Паннвица до двух тысяч человек, а в Казачий Стан Доманова — до семи тысяч человек, главным образом стариков, женщин и детей[589].
Таким образом, можно сделать вывод, что главным источником пополнения для нового казачьего корпуса были боевые части казаков, перебрасываемые с других участков фронта. Осенью 1944 года в дивизию генерала фон Паннвица стали прибывать из разных мест большие и малые казачьи группы и целые воинские части. В их числе были два казачьих батальона из Кракова, 69-й полицейский батальон из Варшавы, батальон заводской охраны из Ганновера и, наконец, З60-й казачий полк фон Рентельна, с боями прорвавшийся на соединение с корпусом с Западного фронта. 5-й казачий учебно-запасной полк, дислоцировавшийся во Франции, был переброшен в Австрию (г. Цветле) — поближе к району действия дивизии. Кроме того, дивизию пополнили 1-я, 2-я и 3-я Волчьи сотни.
Об этих не совсем обычных казачьих формированиях стоит рассказать поподробнее. 1-я Волчья казачья сотня была организована 26 декабря 1943 года группой молодых казаков-добровольцев. В приказе по поводу формирования этой сотни было сказано: «Название Волчьей сотни — особых отрядов генерала А.Г. Шкуро в годы Гражданской войны — было грозою и смертью для большевиков. Пусть оно и в наши дни борьбы с ними страшит их и приносит им разгром и смерть»[590]. Командиром сформированной сотни стал подъесаул П.Ф. Беспалов, воевавший перед тем 9 месяцев вместе со своей Особой горной казачьей сотней на передовых рубежах «Кубанского предмостного укрепления». Как и в годы Гражданской войны, казаков из Волчьих сотен отличали волчьи хвосты на башлыках вместо шерстяных махров, а на их черных знаменах изображалась оскаленная волчья пасть.
Вслед за 1-й было решено создать 2-ю Волчью казачью сотню. Организовать ее германское командование поручило есаулу П.К. Емцову — старому казаку, активному частнику сражений еще Гражданской войны, бойцу 2-го офицерского конного полка Дроздовской дивизии, заключенному многих советских концлагерей. К началу февраля 1944 года сотня была полностью сформирована и направлена во Францию.
