Почувствовав, как задрожал подбородок, и не в силах больше сдерживать множество разрывавших душу чувств, она медленно осела на кровать, опустилась головой в подушку и заплакала. От невозможности что-то изменить, от обиды, несправедливости, предательства… От того, что ждет ребенка от человека, которого давно любит, но теперь это не имеет значения, потому что есть другая, любящая и тоже беременная от него женщина, и именно на ней он обещал жениться!

Алексей несмело присел рядом, коснулся ее плеча, осторожно оторвал от подушки безвольное, не пытавшееся сопротивляться тело и, зарывшись лицом в волосы, молча прижал к себе:

— Ты была вчера у врача?

— Да, — вытирая ладошками слезы, ответила Тамара. — Не волнуйся. От тебя ждет ребенка только одна женщина.

— Я должен тебе все объяснить…

— Не сейчас. Только не сейчас! — замотала она головой и, решив, что если уж соврала один раз, какая теперь разница, сколько еще придется врать, добавила: — Уходи, я устала и хочу спать.

— Ты поспи, я посижу рядом. А лучше пойдем ко мне.

— Пожалуйста, уйди, — умоляюще попросила она. — Мне нужно побыть одной.

— Хорошо, — не желая усугублять ситуацию, согласился он. — Я зайду через пару часов. Ты только не переживай, все образуется.

— Леша, иди…

— Сейчас, — послушно встал он с кровати. — Я заберу к себе в комнату твою сумку? И помни: кроме тебя мне никто не нужен.

«Леша, Леша… Неужели ты не понимаешь, что больше я тебе не верю? — защелкнув замок, прислонилась она спиной к двери. — Интересно получается: от одного и того же мужчины беременны две женщины… Обе его безумно любят… Кому же из них он изменил?»

Как ни странно, этот безответный вопрос снова ее мобилизовал. Взглянув на часы, она подхватила маленькую сумочку с деньгами и документами, осторожно выглянула за дверь и побежала в сторону пожарной лестницы. Двумя этажами ниже она перешла к другой лестнице, быстро спустилась вниз, пронеслась мимо стойки вахтерш, выскользнула на крыльцо общежития и, прижимаясь к стене, двинулась в сторону проема в железной решетке. Это самый короткий путь на железнодорожный вокзал, и в этот час здесь можно было избежать случайной встречи с кем бы то ни было.

«Только бы никому не попасться на глаза!» — пульсировало у нее в мозгу.

— Скорый поезд номер…, следующий через Минск, прибывает на третий путь второй платформы через две минуты, — услышала она на подступах к привокзальной площади и поспешила в кассы.

Когда поздним вечером Тамара появилась на пороге тетиной квартиры, Анна Степановна уже готовилась ко сну и даже испугалась поначалу. Уж больно плохо выглядела любимая племянница, с которой не виделись больше года. Всегда приветливая и улыбчивая, на этот раз она была какая-то потерянная, плотно сжав колени, сидела на диване, никак не решалась рассказать о причине столь внезапного приезда, отвечала односложными фразами и постоянно прятала глаза. Что-то во всем этом было до боли знакомое: почти двадцать пять лет назад перед ней точно так же сидела юная девушка… Такой же внезапный приезд, те же синяки под глазами, такой же стыдливый, прячущийся взгляд. Племянница была отличницей, значит, проблемы с институтом можно отбросить сразу. Остается неудачная любовь…

— Девочка моя, — тетя Аня мягко коснулась ладонью плеча сидящей рядом девушки, — я догадываюсь, случилось что-то очень неприятное. Не держи все в себе, доверься. Вместе мы что-нибудь придумаем…

Почувствовав тепло родного человека, Тамара опустила глаза, затем бросилась тете на шею и разрыдалась. Прижав к себе голову девушки, женщина гладила ее по волосам и целовала в макушку, отчего плечи племянницы вздрагивали еще сильнее. И как ни хотелось Тамаре поскорее излить весь царивший в ее душе хаос, она долго не могла успокоиться и начать свой рассказ — мама никогда в жизни не позволяла себе подобных ласк.

— …Тетя Аня, — закончив далеко за полночь свою историю, с надеждой обратилась она к родственнице, — вы мне поможете с абортом? Не дай Бог, мама узнает…

Похожая на мать женщина, только чуть постарше, думала над ответом недолго.

— Я тебе помогу, родная… Я тебе помогу сохранить и вырастить этого ребенка, потому что от зачатых в любви детей нельзя избавляться. Это большой грех. А ты любишь своего Алексея.

— Нет, тетя Аня! Нет! Он ведь меня предал!

— Предал, — согласилась Анна Степановна. — Но, поверь мне, аборт только все усугубит. Да и детей у тебя больше может не быть, а жить без детей — такая мука, уж я-то знаю… Но есть другой вариант: ты можешь перенести свою любовь на маленькое существо, которое тебе послал сам Господь Бог. Ты подумай над моими словами хорошенько и сделай свой выбор. А я тебе, конечно же, помогу… на что бы ты ни решилась… Пошли спать, девочка моя, утро вечера мудренее.

Выплакавшись, найдя сочувствие и понимание, Тамара сразу уснула. Видно, никаких сил у нее уже не оставалось. А наутро, раскрыв глаза от едва слышного хлопка двери в прихожей, поняла: никакого аборта не будет. Тетя Аня права, и теперь она будет любить того маленького человечка, который зародился от ее самой большой любви.

И хотя в течение дня решение то крепло, то слабело, а настроение менялось от самого боевого до нерешительного, к возвращению с работы тети Ани она была готова к серьезному разговору: как сохранить беременность, чтобы никто о ней не узнал, где и как продолжить учебу и, самое главное, как сделать так, чтобы мама ни о чем не догадалась. Первое, что посоветовала сделать Анна Степановна, — позвонить домой и разведать обстановку: вдруг ей что-то сообщили из института. К тому же среда была обязательным днем, когда Тамара связывалась с родителями.

Разговор прошел спокойно — мама ничего не знала. Она даже не заподозрила, что дочь звонит ей из Минска. Но когда в конце разговора упомянула, что час назад звонил какой-то мужчина и спрашивал Тамару, та занервничала, запаниковала и тем самым едва не испортила все дело. Благо сидевшая рядом тетя Аня крепко сжала ее руку.

Тетя была готова на все, лишь бы укрепить Тамарино решение оставить ребенка, — взяла на работе отгулы и посвятила племяннице оставшиеся до отъезда дни. Вдвоем они много гуляли, посещали музеи, разговаривали о жизни, строили совместные планы… Обсуждали и то, с чем Тамаре придется столкнуться по возвращении в институт. Как успокаивала Анна Степановна, все это можно пережить — вопрос времени. Она даже беспрекословно согласилась с желанием племянницы перевестись на заочное обучение в Москву и сменить при этом специальность! И это при том, что можно было запросто перевестись в минский политех!

В конце концов Тамара успокоилась, взяла себя в руки и даже стала улыбаться: анестезия в виде поставленной перед ней цели требовала полноценной отдачи. Больше всего ее беспокоила мама: в том, что она не поддержит ее решения, можно было не сомневаться, и единственное, что оставалось, — это подольше скрывать от нее беременность…

— …Я давно мучилась вопросом — кому бы довериться. — Тамара вдруг решительно раскрыла портмоне и достала из специального кармашка две фотографии. — Сама знаешь, в какое время живем… В случае чего тебе они оба поверят, — вздохнула она. — Держи, три недели назад фотографировались.

Инна нетерпеливо взяла снимки и в следующую секунду, приложив ладошку к губам, изумленно охнула:

— Не может быть!

— Похож, правда? — наблюдая за ее реакцией, усмехнулась Тамара. — Моего ничего нет, даже не всматривайся. Как только увидела его в роддоме, сразу поняла, что судьба подарила мне маленькую копию моей любви. Как же иногда дурно становилось от такого сходства! Когда в Штаты за ним прилетела, в первый момент чуть в обморок не упала, настолько сходство за год проявилось: вытянулся сантиметров на пятнадцать, голос, волосы, улыбка… Вернулись, определила его в лицей, а он первого сентября объявляет: записался в волейбольную секцию. Тут-то я на ногах и не устояла, хорошо, диван за спиной стоял. Я его с раннего детства — на бальные танцы, а он — в волейбол. Вот уж точно говорят: гены пальцем не задавишь!.. Есть еще одно весьма характерное сходство: пока не купила ему мобильник, дважды приходилось менять номер домашнего телефона. От девочек отбоя не было ни днем, ни ночью, — вздохнула она.