Дождавшись полной тишины, Тамара решилась покинуть свое укрытие. Стараясь даже не дышать, она на цыпочках прошла мимо грозного кабинета, ускорила шаг на лестнице и, добежав до огромных окон просторного вестибюля, разочарованно вздохнула: «Волги» с милицейскими номерами у парадного входа уже не было.

Через час по институту стремительно разнеслась очередная новость: никого не выгнали! Пятикурсникам объявили по строгому выговору с занесением в личное дело, обязали возместить причиненный материальный ущерб и принести свои извинения декану. В придачу ко всему Филевского выселяли из общежития. Все облегченно вздохнули: такого благоприятного исхода не ожидал никто. Кто-то шепотом увязывал это с визитом к ректору высокопоставленного милицейского начальника, машина которого долго маячила у входа, кто-то поговаривал, что коль дни старого ректора сочтены, он решил оставить у студентов добрую память о себе и не жаждал крови… И никто при этом не упоминал о Тамаре. Куприянов все рассчитал правильно: фамилию девушки, за честь которой вступился Алексей Радченко, не знал даже декан. Хотя скорее всего догадывался.

Ближе к вечеру Тамара оделась и вышла на улицу к телефону-автомату. Набрав домашний номер родственников, она для приличия поболтала с тетей Ниной и лишь затем попросила к телефону ее мужа.

— Спасибо вам огромное, — поблагодарила она. — Если бы не вы… Дядя Женя, можно, я вас еще о чем-то попрошу?

— И кто заболел на этот раз? — насторожился тот.

Замерев на секунду, Тамара улыбнулась:

— Слава Богу, никто. Дядя Женя, я надеюсь… вирус никому не передастся? За родственников переживаю: папа с мамой, тетя Нина… Надо бы их поберечь.

Спустя секунду из трубки послышался хохот:

— Ну, молоток! Договорились! Смотри, сама не чихай.

— Спасибо, дядя Женя. Я вас очень люблю и уважаю. До свидания, — попрощалась она и повесила трубку.

Вернувшись в комнату, Тамара присела за письменный стол, вытянула нижний ящик и из глубины его достала маленького плюшевого котенка. Стряхнув пыль с симпатичной мордашки, она долго крутила его в руках и чему-то улыбалась. Затем посадила его в центр книжной полки над столом, встала и не колеблясь вышла за дверь.

В это же самое время, словно очнувшись после двухчасового забытья, когда он пытался проанализировать и осмыслить все произошедшее в жизни за последние сутки, Алексей вскочил с кровати, схватил ключ от комнаты и решительно направился на шестой этаж.

Столкнувшись на плохо освещенной лестничной площадке между этажами, они на секунду замерли, посмотрели друг другу в глаза и сделали одновременно шаг навстречу.

— …Как тебе пришло в голову обратиться к Евгению Ивановичу? — крепче прижимал к себе Алексей начинавшую зябнуть Тамару.

Спрятавшись от любопытных глаз на самом последнем этаже, где жили аспиранты и командированные, перепрыгивая с события на событие, они третий час рассказывали друг другу, что же на самом деле происходило вчера, месяц, полгода назад, делились при этом своими чувствами и впечатлениями.

— Это был единственный выход. К тому же он сам просил тебя за мной присматривать.

— Все равно я виноват. Ведь видел, что Филевский навеселе, мог бы отложить разговор… А так, получилось, только масла в огонь подлил… Покажи-ка…

Мягко отстранив от себя Тамару, он внимательно посмотрел на ее лицо: в полумраке на щеке темным пятном выделялась ссадина от удара.

— Если бы я вчера это увидел, убил бы его на месте, — тяжело вздохнул он.

— Тогда тебе не помог бы даже дядя Женя, — улыбнулась Тамара и, в свою очередь, коснулась здоровенного синяка у него под глазом. — Если бы не Кравцов, вы поубивали бы друг друга!

— Да ты сама Филе такую красоту навела! Мне сегодня даже неловко было: вдруг подумают, что это я его расцарапал. Несолидно как-то, — снова обнял он ее. — Интересно, вступился бы за меня Евгений Иванович, если бы знал…

— Не надо, — покраснела Тамара и уткнулась ему лицом в грудь. — Давай забудем… Я сама виновата.

— Нет, ты точно ненормальная! — тихо рассмеялся Леша. — Когда я попытался извиниться за свои грехи, ты, можно сказать, выставила меня за дверь. Зато после того, как спасла меня от отчисления, извиняешься сама. У нормальных людей так не бывает!

— А если я снова обижусь?

— А я тебе не позволю. Кстати, предупреждаю на будущее: если ты снова станешь что-то говорить или делать, а только потом начнешь думать, так и знай — свяжу, заклею рот и буду ждать, пока не успокоишься.

— И ты надеешься, что у тебя хватит на это терпения? Я упрямая.

— Не столько упрямая, сколько гордая. — Он снова отстранил ее от себя и заглянул в глаза. — Последние две недели я только и думаю: почему мы с тобой постоянно ссоримся?.. Хочешь знать почему? Потому что я такой же, как ты. Нам никак не удается справиться с собственным «я», и, доказывая свою правоту, мы не оставляем другой стороне ни малейшего шанса объясниться. Так дальше не может продолжаться… Обещай, что если будешь с чем-то не согласна, сразу мне об этом скажешь. Я обещаю делать то же самое. Если объяснения откладывать в долгий ящик — они превращаются в бесполезные оправдания. Обещаешь?

— Обещаю… Пойдем? — поежилась она. — Поздновато уже, да и холодно.

— Ты уж извини, но мне не хочется тебя отпускать, — покачал он головой, расстегнул на своей груди мастерку, развернул Тамару спиной и, прикрыв ее плечи, крепко прижал к себе податливое тело. — Так теплее? — спросил он прямо над ее ухом. — Я до сих пор не могу поверить, что ты рядом. И потом… Я должен спросить у тебя об одной важной вещи. Вообще-то я должен был это сделать раньше, но так уж получилось…

— О чем ты? — повернула к нему голову Тамара. — Вроде обо всем поговорили, а ты снова какими-то загадками…

— Это не загадки, это жизнь, — очень серьезно ответил Алексей. — Мне нужно знать, когда у тебя были последние месячные и когда это должно произойти в следующий раз.

— Это так важно? — смущенно уточнила она после паузы.

— Очень.

— Хорошо… Завтра.

— А когда были в последний раз? — почувствовав в груди неприятный холодок, уточнил Алексей.

— Сейчас вспомню… Двадцать пятого ноября.

Неплохо зная женскую физиологию, он тут же принялся высчитывать в уме опасные дни. «На грани фола», — мелькнуло в голове. По поводу Тамариной неосведомленности в подобных делах он оказался абсолютно прав.

— А зачем тебе это нужно? — спросила она, одновременно начиная понимать причину его беспокойства.

— Затем, чтобы ты спала спокойно.

«А ты?» — продолжила она в уме диалог.

— И я тоже, — словно прочитав ее мысли, честно добавил Леша. — Отныне я хочу знать о тебе все: чем ты собираешься заняться, куда собираешься идти…

— А как же женские секреты? — перебила его Тамара.

— Ладно, — улыбнулся он. — Женскими секретами разрешаю делиться с Инкой.

— А не слишком ли много указаний за один день?

— Это просьба.

— Тогда ты не будешь возражать, если моя ответная просьба будет такого же рода?

— Нет. Более того, о своих ближайших планах могу отчитаться прямо сейчас: завтра — последний учебный день, послезавтра — последний звонок, вечером данное мероприятие будет отмечаться в ресторане. К сожалению, пригласить тебя туда я не могу.

— Неужели в следующем году вас уже не будет в институте? Не верится… И Инка собирается на заочное переводиться…

— А ты не грусти раньше времени: впереди еще целых полгода.

«И вся жизнь», — подумали они одновременно. Но всего лишь подумали. Уж слишком значимы были бы эти слова, произнеси они их вслух…

— … Кто мог представить, когда создавалась эта скульптура, какой ей уготован путь? Люди, к сожалению, не так долговечны. А ведь по молодости так хочется верить в слова «вся жизнь впереди» или «весь мир в кармане», — глядя на статую Венеры Милосской, задумчиво произнесла Инночка.

Тамара перевела на нее удивленный взгляд: «Между нами действительно существует невидимая магическая связь, если мы одновременно употребляем одни и те же фразы!»