Киллиан посмеивается.

- Могу себе представить.

- Ты никогда не встречал ни одного своего кумира? - спрашиваю я.

- Многих, - признается он. - Эдди Веддер был самым значимым. Думаю, я улыбался в течение часа, словно идиот. Он крутой чувак. Приземленный.

- Ну, так вот. Ты - мой Боуи, мой Эдди Веддер.

Начинаю отстраняться, но он несильно тянет меня за руку, так что я наконец вижу блеск в его глазах.

- Я нравлюсь тебе сильнее Эдди.

- Как скажешь, дружочек.

Но он прав. Я начинаю думать, что он мне нравится больше кого угодно.

Киллиан просит второй кусок пирога, пока мы сидим на полу, перебирая старые записи папы. Я решила больше не вести себя, как сумасшедшая.

Мы слушаем Джанго Рейнхардта, одного из любимых исполнителей папы.

- Ты знаешь, что он мог использовать только три пальца на левой руке? - говорю Киллиану, когда мы склоняем головы над "LimehouseBlues".

- Один из величайших гитаристов всех времен, - говорит Киллиан, а затем вытаскивает еще один альбом из упаковки и кладет на ковер между нами. "Фиолетовый дождь". Теперь мы говорим об офигенно выдающемся гитаристе. - Принц был монстром, таким... непринужденным, но с такой злобной душой.

Опуская голову на свою руку, я улыбаюсь Киллиану.

- Ты когда-то видел настоящий альбом?

Его темные брови изгибаются.

- Нет.

Моя улыбка становится шире, когда он вынимает пластинку из упаковки и его глаза округляются.

- Это же, на хрен, фиолетовый!

То, как его глубокий голос почти переходит на писк, вызывает у меня смех.

- Ага. У меня была такая же реакция, когда в восемь лет я нашла его. Папа так кричал на меня, когда поймал за тем, что я использовала пластинку как поднос под чай для моих кукол.

Киллиан осторожно засовывает фиолетовую пластинку в упаковку.

- Думаю, очень круто, что ты выросла в таком тесном контакте с музыкой. Моя семья оценила бы это, но не так восхищенно, как я сам.

Я угукаю в знак согласия, но печаль от потери держит мой язык за зубами. Жизнь превратилась в тишину с тех пор, как умерли родители. Слишком тихо. Я никогда на самом деле не думала о том, что повернулась спиной к обычной радости наслаждения музыкой, и о том, как сильно это повлияло на меня.

Я с головой погружаюсь в свои мысли и не замечаю, как Киллиан тянется к черной коробке, пока он не открывает ее.

- Нет, не... - мои слова увядают, когда он поднимает потрепанную стопку бумаг.

Его взгляд бросается к первой страничке.

- Что это?

Убейте меня сейчас же. Просто заберите меня отсюда и застрелите. Жар разливается по моей плоти, словно удар сильного огромного кулака.

- Ничего. Просто каракули.

Я пытаюсь выхватить у него стопку бумаг, но парень с легкостью уворачивается от меня, одной, до ужаса длинной рукой удерживая мое плечо, приложив при этом не дюжую гребаную силу.

- Постой, - улыбка начинает растягивать его губы, и Киллиан использует большой палец, чтобы пролистать несколько первых страниц. - Это песни, - темные глаза встречаются с моими. Вспышка удивления появляется в его выражении лица. - Твои песни.

- Откуда ты знаешь, что они мои...

- Ты вывела свое имя вверху каждой странички.

Я плюхаюсь на пол и закрываю глаза рукой.

- Они были личными.

Меня встречает тишина, но я не смею открыть глаза. Сейчас я так уязвима. Даже хуже, чем оказаться голой. Потому что окажись я голой с Киллианом, это, по крайней мере, было бы результатом удовольствия. А это? Пытка. Я напряжено сглатываю и сжимаю зубы.

Пол скрипит, и я ощущаю тепло его тела. Его прикосновение осторожно, когда парень убирает мою руку с лица и усмехается.

- Это охуенно здорово. Почему ты смущаешься?

- Ты только что прочитал эквивалент моего дневника. Так почему бы мне не смущаться?

- Ты права. Мне жаль.

- Забавно, но глядя на тебя, я не замечаю сожаления.

Он прикусывает нижнюю губу, очевидно, пытаясь скрыть свою радость.

- Ну, когда я еще наткнусь на подобный этому дневник? - он поднимает стопку бумаг немного выше. - Я просто не могу об этом сожалеть. Это словно отыскать единорога.

- Веришь в единорогов?

- Ха. Перестань менять тему, -Киллиан скрещивает ноги и продолжает листать мои песни, словно чудак, отыскавший давно потерянные главы "Властелина колец". - Почему ты не сказала мне, что пишешь песни?

Я приподнимаюсь и вырываю бумаги у него из рук.

- Это то, что я делала, когда была младше. Хобби, -то, что по словам моих родителей было глупым, никуда не ведущим занятием.

- Последняя песня написана несколько лет назад, -выражение его лица искажается, когда Киллиан наблюдает за тем, как я прячу стопку в коробку и закрываю ее крышкой.

- Здесь нечего стыдиться, Либс.

Вздыхая, я прижимаю руки к крышке коробки.

- Знаю. Честно говоря, я не думала о них уже очень долго. Ладно, после того, как ты сказал мне, кто ты на самом деле, я вспомнила об этом. Но не хотела, чтобы ты что-то этакое подумал.

- Что-то этакое?

Я не могу на него взглянуть.

- Ты справедливо сказал, что я вела себя странно. Так что я никак не могла произнести что-то типа "О, знаешь, я написала несколько песен!". Это бы прозвучало, словно конченная попытка продать тебе свой хлам. А я бы не стала вести себя так с тобой, Киллиан.

- Либс, - он касается моей руки, вынуждая встретиться с ним взглядом. - Я бы никогда не подумал о тебе ничего подобного.

Я киваю.

- В любом случае, не велико дело. Это было лишь забавы ради.

Хмурое выражение его лица не исчезает, словно парень всё еще жаждет задать ворох вопросов, на которые мне бы не хотелось отвечать.

Паника стягивает мою грудь.

- Я серьезно. Мы можем забыть об этом?

Киллиан глубоко вздыхает.

- Ладно, Либби.

Он осматривается, разглядывая остальные предметы в комнате. И я повторяю за ним. Но до того, как могу ощутить себя еще более неловко, он пожимает плечами и возвращается к копанию в пластинках, словно ничего не случилось.

И я благодарна за это, так как мое зрение уже затуманено слезами и приходится моргнуть, чтобы прояснить взор.

- О, боги, это же "Nevermind",- он поднимает альбом Нирваны и переворачивает его к себе задней стороной обложки. - Господи, я помню, как мы с Джаксом открыли для себя "SeattleSound". Словно смесь прекрасной ярости и совершенного высокомерия. Сила всего этого, будто чертовы волны звука, что разбиваются о тебя и вызывают дрожь, - он широко усмехается. - Мы слушали, учились, а затем делали нелепые попытки скопировать их музыку.

Ложась на живот, я опускаю подбородок на ладонь. Внутренне я всё еще потрясена, но разговаривать о легендах рока довольно легко. Почти комфортно.

- Ты не копировал их. Ты нашел свой собственный голос.

Нирвана выпустила альбом "SmellsLikeTeenSpirit". А "Килл-Джон"–альбом "Апатия", боевой клич нашего поколения. "Апатия" заводила так же сильно и быстро, как и "TeenSpirit", но с большей примесью боли и меньшей яростью. Ставя вопрос о том, зачем мы здесь. Песня одиночества и чувства бесполезности.

- Когда мои родители умерли, - произношу я тихо. - Я слушала "Апатию" на повторе в течение недели. И от этого чувствовала себя... Не знаю, немного лучше.

Губы Киллиана приоткрываются от удивления, его взгляд бросается к моему лицу.

- Да? - его голос тих. - Я рад, Либс.

Он протягивает ко мне руку так осторожно, словно боится, что я укушу. Но всё же он смел. Кончики его пальцев касаются моей щеки. И мои веки опускаются, когда я слышу его низкий хриплый голос.

- Если бы я был здесь, то хотел бы утешить тебя.

Тепло растекается по моему животу, просачиваясь наружу. Я бы хотела, чтобы он был со мной. Откашливаясь, открываю глаза.