Как потом выяснилось, Сотников целился волу в лоб, а попал в нижнюю губу. Тот, конечно, отреагировал соответствующим образом.

Не встречая серьезного сопротивления противника, наши войска продолжали наступление, с большим трудом преодолевая весеннее бездорожье. Грязь налипала пудовыми кусками на обувь, на колеса пушек и повозок. Лошади выбивались из сил, вытаскивая пушки из грязи, а ей не было конца. Люди, помогая лошадям, тоже буквально падали от усталости. Но наступать надо, иначе потом придется прорывать оборону противника.

Посовещавшись между собой, решили раздобыть волов и запрячь их в орудийные упряжки. Вскоре четыре пары волов были запряжены, по две пары в каждую упряжку. Волы медленно, но верно продвигались вперед. Правда, это в немалой степени зависело от погоды. Если дул холодный встречный ветер со снежной крупой, волы отказывались идти вперед, и никакая сила не в состоянии была заставить их двигаться. А так как мы двигались на запад и ветер нередко был встречный, то приходилось или ждать, когда утихнет ветер, или впрягать лошадей. Научились в прямом смысле крутить хвосты волам. Они очень упрямы, и если не найдешь с ними «общего языка» — то далеко не уедешь. Ездовые — все люди деревенские, и эта воловья наука ими довольно быстро была освоена.

Наша батарея на воловьей тяге отстала от батальона, который поддерживала. Где остальные батареи и штаб дивизиона, тоже не знаем, движемся в направлении на город Балта. Как-то после утомительного перехода под холодным весенним моросящим дождем по непролазной грязи вошли в небольшое украинское село.

Голодные, мокрые, смертельно уставшие, зашли в ближайшую хату обогреться и отдохнуть. Мой разведчик Коля Кущенко из Киева особой стеснительностью не страдал и немедленно попросил у хозяйки что-нибудь поесть. Та живо отвечает: «Ничего нэма, всэ нимци забралы». Кущенко: «Ну хоть воды дай попыть». Хозяйка опять скороговоркой: «Нэма, нимци всэ забралы». Кущенко недолго думая расставляет посреди хаты буссоль. Это артиллерийский прибор для ведения разведки и направления орудий на цель при стрельбе с закрытых позиций. Он представляет собой большой компас с магнитной стрелкой, лимбом с делениями угломера и оптический монокуляр сверху. Устанавливается прибор на треногу.

Хозяйка стоит рядом и наблюдает за Кущенко. Он освободил магнитную стрелку, и она, покачиваясь из стороны в сторону, одним концом случайно показывает на шкаф у стены. Кущенко говорит хозяйке: «Бачишь, стрелка показуе, что там у тэбэ есть хлиб та сало». Удивленная женщина отвечает: «Та трохы е», достает из шкафа шмат сала на килограмм и булку хлеба. Нас дважды просить не надо было — голодные как волки.

Кущенко опять подходит к буссоли, колыхнул стрелку и говорит хозяйке: «Сейчас побачим, шо у тэбэ ще е». Хозяйка поспешила с ответом: «Та е, е». Лезет в погреб, достает оттуда соленые помидоры, огурцы, из печки чугунок вареной картошки, из шкафа кувшин молока. Мы неплохо закусили. Хозяйка сидит с нами рядом за столом, подперла щеку рукой, с жалостью смотрит на нас. Мы же, по сути, почти все были еще пацанами: мне недавно исполнилось двадцать, Кущенко, наверное, не более восемнадцати. Его подобрали наши солдаты где-то возле Днепра, так он и остался в батарее. Остальным солдатам также по девятнадцать — двадцать лет.

Потом, когда мы уже расправились со всем, что было на столе, хозяйка сделала вывод: «Ось тэпэр я розумию, чому вы нимця пэрэборолы — у его такой техники нэма». Мы рассмеялись, поблагодарили женщину и двинулись дальше, на Балту.

Наступление наших войск продолжалось. В обороне противника образовались большие бреши, и наша дивизия устремилась в одну из них, уходя по вражеским тылам все дальше на запад. Погода стояла отвратительная: сильный холодный встречный ветер с дождем и снегом. Наши волы наотрез отказывались двигаться вперед. Еле добрались до какой-то деревушки. Решили здесь переждать непогоду. Зашли в одну из хат. Гостеприимные хозяева, дед со старухой, хорошо натопили печь, мы обсушились и немного отдохнули.

Дед оказался весельчаком, наверное, истосковался по слушателям, и бесперебойно веселил нас своими нехитрыми рассказами из времен гражданской войны, во время которой он в бою остался без ноги, и разными смешными историями о недавней оккупации. Мы слушали, смеялись, балагурили, в общем, отдыхали.

Вечером к нам в избу начала приходить местная молодежь, в основном девушки. Робко жались они в уголке, видно, соскучились по вечеринкам, какие обычно в мирное время проводились в селах. Мы тоже были все молоды и вскоре нашли общий язык. Стали петь украинские песни, появилась какая-то музыка, кажется балалайка, начались танцульки, в общем, получилась веселая вечеринка.

Вскоре народу набилась полная изба. Услышав песни, сюда пришли и многие взрослые. До поздней ночи продолжалось веселье. Мы впервые за долгие месяцы и годы войны отдохнули душой, повеселились, в том же признались и сельчане. Далеко за полночь молодежь расходилась по домам. А утром все село вышло провожать нас. Немало было слез, особенно у девушек и женщин, да и у нас сжимались сердца, приведется ли когда-нибудь еще вот так, от души повеселиться, отдохнуть и выспаться в теплой избе.

Медленно двигаемся вперед. Расстояние до города Балта, 35 километров, преодолели только на третьи сутки. Действуем не только в отрыве от своих войск, но и в отсутствии каких-либо сведений о противнике и своих войсках. Не слышно и обычных звуков близости фронта: артиллерийской стрельбы, действий авиации и т. п.

Командир батареи капитан Кулагин приказал мне со своими разведчиками выдвинуться вперед и разведать обстановку в районе города Балта: кто в городе, свои или противник. Верхом на лошадях уезжаем вперед, и вскоре впереди показались окраины города. Осторожно приближаемся, маскируясь кустами и лощинами. Недалеко от окраины останавливаемся и внимательно в бинокли наблюдаем за близлежащей улицей и дворами. Они типично деревенского типа. Ничего подозрительного не видно. Кое-где по улице проходят люди. Все спокойно.

Идем к ближайшей избе. Хозяин дома спокойно смотрит на нас, значит, опасности поблизости нет. Расспрашиваем и узнаем, что наши части вошли в город еще дней пять-шесть назад. Посылаю разведчика навстречу батарее. Вскоре наша колонна на волах показалась на дороге. Выбрали место в ближайших к окраине домах. Один из местных жителей рассказал, что на станции, до которой километра четыре, стоят немецкие эшелоны с продовольствием и имуществом, немцы не успели их увезти.

Сообщаю об этом командиру батареи, и он сразу же направляет с повозками на станцию одного из взводных командиров — лейтенанта Погуляева. У нас нет никакого продовольствия ни для людей, ни для лошадей. Изредка удается достать соломы, хотя для лошадей это не корм.

Батарея расположилась в окраинных домах, к городу идет широкая прямая улица, километра три длиной. В конце ее видны двухэтажные кирпичные дома, там, очевидно, центр города.

Часа через три приехали первые две повозки со станции, полные овса, это для нас крайне необходимо. Лошади наши уже чуют его и призывно ржут. Мне командир батареи дает задание ехать в город, найти кого-нибудь из военной администрации и выяснить обстановку: где наши войска и, в частности, наша 53-я армия. Попросил разведчиков, чтобы в первую очередь покормили овсом мою лошадь.

Вскоре я верхом поехал в сторону центра города. Он почти не разрушен, только некоторые здания обгорели. Вблизи центра возле моста через небольшую речку в воде лежит на боку тяжелый немецкий танк «тигр». Местные жители говорят, что он загораживал дорогу на мост и наши войска столкнули его в воду. Очевидно, у немецких танкистов кончилось горючее — танк без видимых повреждений.

Узнаю, где находится военный комендант. Надо по центральной улице, которая поднимается на пригорок, проехать метров двести. Поворачиваю по этой улице, и, как только начался подъем вверх, моя лошадь остановилась и идти не хочет, не помогают ни шпоры, ни плетка, встала — и ни с места. Слезаю с седла и пытаюсь тащить лошадь за уздечку, но ничего не получается, лошадь стоит как вкопанная. Устал, прислонился к столбу возле двухэтажного дома. Жителей не видно, очевидно, здесь на втором этаже находится что-то вроде столовой или ресторана, а на первом какие-то помещения, похожие на кладовые.