Приезжает Щипок: челноки из сундука вынул, маслом смазал и на фабрику несет.
— Всю неделю из-за тебя, Мирон, по торговым городам ездил, челноки искал. Насилу нашел. Был и в Юрьеве, был и в Переяславле, был и в Суздале, был и в Ярославле. Придется тебе с внучонком за эти челноки еще поработать, — прикинулся доброй лисой Щипок.
Охлопочек-Отонышек и открыл вдруг эту хитрость:
— Ты не в Юрьеве был и не в Переяславле, ты не в Суздале был и не в Ярославле…
— Где же я их купил? Ты, что ли, мне их добыл? — закричал, замахал длинными руками Щипок.
— Ты их из сундука взял… Эти челноки дедушкины…
Щипок как пустит железным челноком в Охлопочка-Отонышка! Хотел насмерть убить, да промахнулся.
Прошло лето, а за ним осень зашумела ветрами. Снова ткачи сели за станки.
Чуть что — Щипок нападает на ткачей, а Охлопочек-Отонышек за них заступается. Вот раз и разбушевался Щипок, раскричался:
— Да я из тебя уши с корнями выщиплю! Я тебя сейчас же спроважу к уряднику, к самому земскому начальнику в Юрьев!.. Эй, Полиешка, Хрисанфка, ко мне на подмогу! У нас забастовщик объявился.
Прибежали здоровяки Полиешка и Хрисанф, схватили Охлопочка-Отонышка:
— Куда его, папаня? Самим загубить или к уряднику свезти?
— Везите в Симу к уряднику!
— А в чем везти его? Еще убежит такой вьюн!
— Там стоят у нас три корзинки с крышками, в которых шпули лежат. Посади в корзинку и вези! — приказывает Щипок.
Хрисанф притащил Охлопочка-Отонышка, бросил в корзину, а шпули забыл вытряхнуть. Завязал корзину веревкой, запряг лошадь, погнал в Симу; сидит на корзине, угрожает Охлопочку-Отонышку:
— Мы тебя, забастовщик, в тюрьме сгноим!
А Охлопочек-Отонышек пряслицу на мизинец надел, в осколочек зеркальца поглядел и не тужит: готов на отпор.
Прикатил Хрисанф к волостной управе, вносит корзину, поставил ее в темном коридоре.
— Господин урядник, мы с папаней у себя на фабрике забастовщика поймали!
— Ввести сюда! В кандалы заковать!
— Я его в корзине привез!
Урядник глаза вытаращил:
— Ты за кого меня считаешь? Что я тебе, куль с трухой?
— Ей-богу, господин начальник, энтот бунтовщик в корзинке! Он хоть и маленький, а страшный, я и то его стал бояться, — объясняет Хрисанф.
— У нас и такому пощады нет! А ну, давай его сюда! — скомандовал урядник.
Хрисанфка открыл корзину, а в ней одни шпули. Будто и следа не осталось от Охлопочка-Отонышка. Гремел, гремел шпулями, глупец…
— Пожалуй, я ошибся, не ту корзину второпях схватил. Господин начальник, уж не прогневайтесь, я к вечеру другую корзину с тем забастовщиком привезу… Он, наверно, там сидит. Уж мы его споймаем, закуем в кандалы!
Зло взяло урядника; пнул он корзину — покатились по полу шпули в разные стороны. Одна шпуля под стол закатилась.
Взлютился царский слуга, начал дверьми хлопать из комнаты в комнату:
— Прочь пошел, дурак! Что ты свои шпульки по управам возишь! Нам теперь впору с народом справиться… Вон, в больших-то городах кричат: долой царя, долой фабрикантов и помещиков… И до нас доберутся…
Кое-как подобрал Хрисанфка с полу шпульки, погнал домой.
— Папаня, я, знать, не ту корзину взял… А в Москве-то революция началась… — с испугу заплетается язык у Хрисанфа.
Сунулся в другую корзинку — нет в ней Охлопочка-Отонышка. И в третьей нет…
Так и засверкали, как у волка ночью, глаза у Щипка:
— Эх ты, чурбан осиновый! Он у тебя из рук убежал. Ну-ка, я сам сгоняю к нашему заступнику, господину уряднику… Подарок кстати отвезу.
Запряг тройку и погнал, как на пожар.
Уж вечерело. Урядник посадил у телефона солдата, сам в другую комнату спать пошел. У всех дверей поставил стражу с ружьями, наказал строго:
— Если вдруг появится маленький или большой забастовщик, хватать его или на месте стрелять!
А тем временем Охлопочек-Отонышек лежит за старым диваном. Конечно, он все эти приказы слышит, сам думает с радостью: «Ага, вы революции испугались! Рабочих боитесь! Ну, подождите, мы скоро со всеми пауками и трутнями расправимся!»
Хочется Охлопочку-Отонышку скорее вернуться на фабричку, рассказать всем, чтобы выше голову держали, не падали духом. Но как выбраться отсюда?
Осторожно вылез он из укрытия. На его счастье, солдат подслеповатый во всю ивановскую храпит. Охлопочек-Отонышек притаился. Видит, на стене ящик и какая-то трубка висит. Любопытно ему, что это за штука такая: дай-де, посмотрю; снял трубку, посмотрел, к уху приложил, слушает. Все ему слышно. А это переговариваются между собой по телефону московский губернатор с владимирским. Владимирский губернатор докладывает, что иваново-вознесенские ткачи бастуют, прокламацию напечатали. Охлопочек-Отонышек слушает да запоминает.
Ни свет ни заря подкатил к управе Щипок. В корзине у него куры квохчут, поросенок хрюкает — подарок уряднику. Охлопочек-Отонышек снова спрятался. Вбежал в управу Щипок и столам и стульям кланяется. Тут зазвенел телефон; урядник встрепанный бежит, трубку прикладывает к уху:
— Слушаю, ваше благородие! У телефона урядник Свистунов.
Затряслись руки у Свистунова. А говорит с ним по телефону вовсе не благородие…
— Что прикажете? — мямлит Свистунов.
— А вот что прикажу: убирайтесь все отсюда, пока мы вас не выбросили за шиворот! Долой всех захребетников!
Как ужаленный отскочил от телефона Свистунов.
— Что с вами, господин урядник? — подбежал к нему Щипок.
— Что со мной, то сделают и с тобой… Хотят царя вверх тормашками, фабрикантов с помещиками тоже… И нас с тобой туда же… На-ка, послушай!
Щипок приложился ухом.
— Это я, степенный гражданин Аплей Щипок. Какие есть в больших городах новости?
— Новости самые хорошие. Революция начинается! Фабрики — рабочим! Земля — крестьянам! Буржуям — крышка!
— А кто это говорит, приказывает? — недоумевает Щипок.
Взял он шапку в охапку, да и вон оттуда — торопится домой, спасать свое богатство.
Суматоха поднялась. У Щипка куры из корзины вылетели, кудахчут по проулку; поросенок в огород убежал. Фабрикантишка гоняется за ними.
Тем временем Охлопочек-Отонышек не зевал; выскочил, сел в возок и покатил по прямой столбовой, по каменной. Едет он от посада до посада, от села до села, на каждом прогоне коротку сходку собирает, народ оповещает, радует:
— Долой царя! Фабрики — рабочим! Земля — крестьянам! Буржуям — крышка! Подымайтесь, мужики, рабочим помогать, революцию делать!
И дальше мчится…
А тут к фабричонке человек подходит, посланец к крестьянам, мыслями поделиться с мужиками хочет.
Идет он ближе; смолкли мужики… Мирон из-под ладони приглядывается: кто же бы это? Вроде который-то из Отонышковых братьев. Отонышковых-то три брата жило: Илья-старшак — этот в Питере на заводе в кузнецах работал; средний-то Иван — в Ярославле на Корзинкинской мануфактуре; младший, Митрей, в селе жил. Да за решетку его урядник упрятал за непокорство. Было это за год до прихода к Мирону паренька-малышка. Осталась изба с заколоченными окнами.
— Илья! Друг ты мой! Ты ли это?! — признал всех первее Мирон односельца. — Откуда?.. Из Питера? С завода или с фабрики?
— Из Сибири, дедушка Мирон… С каторги…
— Скажи нам, Илья, что всего дороже на свете и как нам дальше жить-быть? Доткали нас, добили… Сил больше нет…
— Дороже всего на свете правда трудовая. А без революции нам правды не добиться. Ради рабочего дела, ради революции ничего не щади… Вот после стачки меня к черту на рога угнали, жену чахотка доконала… Был сынок у меня, но и тот, знать, сгиб — наверно, о голоду умер… И след его пропал… Но все равно мы от своего не отступимся!
Глядь, гонит к фабрике Охлопочек-Отонышек;
— Дедка, дедка, радость-то у нас какая!
Илья увидел мальца-удальца, глазам своим не поверил; шатнуло его от радости нежданной…
— Сынок! Корешок!.. Ты ли это? Узнаешь ли меня? — закричал Илья.
