— В «Дэви Бернс»! — объявил Чарли.

Фингал зашагал рядом с ним. На углу взлохмаченный газетчик предлагал свой товар. Фингал бросил пару медяков в матерчатую сумку продавца.

— Газета мне не нужна, — объяснил он. Сегодня он был намерен праздновать сдачу экзамена.

— Тебя можно понять, — кивнул Чарли. — Известия удручают.

— Я за событиями не слежу, — пожал плечами Фингал.

Его товарищ объяснил:

— Войска Муссолини вторглись в Абиссинию. А месяц назад японская армия вошла в Пекин. Я до смерти рад, что мы не немцы. Гитлер объявил всеобщую мобилизацию мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет.

Фингал ускорил шаги.

— К черту немцев! — бросил он. — Мне не терпится заполучить свою пинту и поднять тост за тебя, дружище. Мы все придем посмотреть, как Ирландия вздует Англию, когда ты сыграешь первый матч на своем поле, в Дублине.

Стадион на Лансдаун-роуд совсем недалеко от дома. Интересно, как себя чувствует сегодня отец? Они с мамой все еще на континенте.

— Надо было тебе поехать со мной, — упрекнул Чарли.

Фингал пожал плечами.

— Видно, не судьба. По крайней мере, в этом году. Так что сыграй свою лучшую игру и принеси Ирландии победу.

Они зашли в знакомый паб.

— Фингал О’Рейли, мой давний друг! — воскликнул Диармед. — И Чарли Грир!

Фингалу польстило то, что Диармед назвал его давним другом.

— А у нас есть повод для праздника, — сообщил Боб. — Фингал сдал экзамены, а Чарли взяли в ирландскую сборную.

— Туши свет, поддай газу! Три пинты и «джемми» за счет заведения! — Диармед подал Бобу его «Джеймисон». — Как только принесут пиво, сразу пейте его. Я пойду за следующей порцией. Поздравляю, Фингал, и тебя тоже, Чарли.

— Спасибо, Диармед, — кивнул Фингал. — Пока не началось веселье, мне хочется побыть серьезным. И поблагодарить вас троих за… — Фингал смешался, — за всю вашу…

— Не за что, — перебил Кроми. — Мой отец говорит: если можешь пересчитать своих друзей по пальцам одной руки, значит, тебе крупно повезло.

К столу подошел Диармед с кружками.

— Вот ваша выпивка, — объявил он. — «Дэви Бернс» угощает!

Четыре руки были дружно подняты под стройный хор голосов:

«Slainte!»

— Твоя правда, Кроми, — сказал Фингал и подумал: Чарли, Кроми, Боб — всего трое. А еще Ларс. Надо будет позвонить ему попозже, сообщить об экзаменах. — А братьев можно считать друзьями?

— Почему нет? — откликнулся Кроми.

— А что? — заинтересовался Боб.

— У меня есть старший брат. На следующей неделе я встречаюсь с ним. Славный малый. Я бы причислил его к друзьям.

— Рождество в семейном кругу? — спросил Боб. — Значит, все в порядке?

Фингал отпил еще немного.

— В полном, но семейного праздника в этом году не получится. Родители на зиму остались на мысе Антиб, так что я еду к брату в Портаферри. А ты куда собрался, Боб?

Бересфорд покраснел.

— Поскольку это Рождество может стать последним, проведенным на деньги моей дорогой покойной тетушки, я думал покататься на лыжах дней пять в Санкт-Морице. Бетт тоже едет.

Чарли присвистнул.

— Ну ты даешь, Боб! Удачной тебе поездки.

— Значит, ты все-таки решил сдавать последний экзамен? — уточнил Фингал.

— Неловко в этом признаваться, но мне все приятнее смотреть, как поправляются пациенты. — Он усмехнулся и поднял стакан.

— Выпьем за это! — воскликнул Фингал.

Кружки вновь были подняты. Первая часть выпускного экзамена наконец осталась позади, и Фингал Флаэрти О’Рейли сегодня мог с чистой совестью порадовать себя пинтой-другой.

— Диармед, повтори! — во весь голос крикнул он.

Фингал заткнул за воротник льняную салфетку и оглядел блюда с подогревом на приставном столе в столовой Ларса. От ароматов бекона и кофе Фингал чуть не пускал слюну.

Он наполнил свою тарелку. Экономка Ларса приготовила еду; накрыла на стол и ушла праздновать к родным. По давней традиции слуги получали рождественские подарки — «коробки на Рождество», отсюда и «День коробок», — 26 декабря.

— По крайней мере, вчера мне не пришлось дважды съедать рождественский ужин, как в прошлом году, — сказал Фингал брату. — Пациентов обычно развлекают студенты четвертого курса, а пятикурсникам дают выходной, — он перенес тарелку на стол, за которым Ларс уже уплетал яичницу с беконом.

— Итак, Финн, осталось всего полгода, — произнес Ларс.

— Еще три предмета и один треклятый экзамен. С хирургией покончено, еще пять месяцев мы будем проходить акушерскую практику в Ротонде.

— Акушерскую?

— Да, имеющую отношение к родовспоможению. Эта практика последняя. — Он подлил себе кофе и подцепил на вилку кусок почки. — А потом июнь. Выпускной экзамен, вторая часть.

— Не сомневаюсь, что ты подготовишься как следует.

— Еще бы! Отец хочет присутствовать на церемонии вручения дипломов.

Ларс помолчал.

— Как думаешь, он приедет? Я имел в виду, сможет приехать? Фингал вздохнул.

— Ларс, я студент-медик последнего курса, а не ясновидящий. Я просто не знаю, но надеюсь. Очень надеюсь. — Он сунул руку в карман. — По крайней мере, — добавил он, вытаскивая смятую, бесчисленное множество раз перечитанную телеграмму, — это выглядит обнадеживающе. — Он протянул телеграмму Ларсу.

ПОЗДРАВЛЯЕМ тчк ОЧЕНЬ РАДА тчк У ОТЦА ВСЕ ХОРОШО зпт СТРАШНО ГОРДИТСЯ тчк С РОЖДЕСТВОМ тчк ЦЕЛУЮ ТЕБЯ И ЛАРСА.

— Я телеграфировал им в Антиб, сообщил, что выдержал экзамен, — шесть слов телеграммы «у отца все хорошо, страшно гордится» много значили для Фингала. Очень много. — Пожалуй, теперь можно уже с уверенностью утверждать, что его лейкемия по- прежнему в стадии ремиссии.

— Это лучший рождественский подарок, — ответил Ларс, возвращая телеграмму и отставляя свою пустую тарелку.

— Передо мной открывается целый мир, с родителями вроде бы все хорошо. А что у тебя, Ларс?

Его брат пожал плечами.

— «Цепь повседневная забот…»

— «..все то, что нужно нам, дает…» Помню, — Фингал доел бекон. Но дает ли? — Он уставился на брата в упор.

Ларс пожал плечами.

— В значительной мере. Я прижился здесь, вошел в местное сообщество. Мне это нравится. Полагаю, надо вырасти в Холивуде, чтобы научиться ценить прелести деревенской жизни.

— Верно. Я все еще разрываюсь между общей практикой и специализацией, но решил какое-то время не думать о предстоящем выборе. — Фингал отставил опустевшую тарелку и снова уставился на брата. — Ларс, если хочешь, прикажи мне заткнуться, но уже почти год…

— Все правильно, Финн. Год с тех пор, как Джин Нили сказала «нет». Я прекрасно помню. — Он засмотрелся в окно. — И до сих пор думаю о ней. Я слышал, что она помолвлена с каким-то брокером и очень счастлива. Ей всегда хотелось жить на широкую ногу.

А у меня из головы не идет Китти и этот чертов врачишка с Бэггот-стрит, мысленно откликнулся Фингал.

— Но боль уже утихает. Жизнь продолжается. Я ни с кем не встречаюсь, и знаешь, что я тебе скажу? Так гораздо проще.

Фингал О’Рейли смотрел на него и ощущал нараставшую тревогу. Неужели он просто отпустит Китти О’Хэллоран? Он сам оттолкнул ее и теперь, Бог свидетель, горько сожалел об этом. К чертям коллегу, с которым она якобы встречается. Фингал объяснял Чарли, что попросит Китти дать ему второй шанс, когда экзамен останется позади. И вот экзамены сданы. Он выдержал их. Что же мешает ему теперь?

— Идем, Боб. — Фингал вскочил, застигнутый врасплох сигналом электрического звонка в мужской столовой больницы Ротонда. Этот звонок призывал студентов-медиков бросать все и спешить в родильную палату. Он означал, что там должно произойти нечто достойное внимания.

Шла первая из восьми недель поэтапной практики по акушерству и гинекологии.

Фингалу нравилось акушерство. Эта часть практики выгодно отличалась от беспомощных наблюдений за тем, как умирают несчастные вроде Кевина Доэрти. Каждая женщина радовалась, родив ребенка. Фингал часто слышал: «Разве само по себе появление малыша — не счастье?» В сфере акушерства разрабатывались методики, помогающие справиться с трудностями и добиться превосходных результатов.