Ноябрь сменился декабрем, заканчивалась шестимесячная хирургическая практика. Как всегда, к девяти часам Фингал явился на обход под руководством старшего хирурга, мистера Киннира.

Фингал стоял в изножье кровати номер восемьдесят пять. Он заметил, что пациент, лысеющий мужчина средних лет с носом- картофелиной, лежит абсолютно неподвижно. Дыхание у него было поверхностное и затрудненное.

— Доброе утро, мистер Линч, — поздоровался мистер Киннир. — Как ваши дела сегодня?

Фингал видел, с каким трудом пациенту дается речь.

— Гигантская крыса грызет мои внутренности.

— Прискорбно слышать, — ответил мистер Киннир. — Сейчас мы некоторое время поговорим о вас и решим, как быть дальше.

Пациент сглотнул, громко рыгнул и покачал головой.

— Ни поесть, ни выпить. — Он скривил губы. — Прямо хоть в монахи уходи. Все врачи — шайка идиотов.

Фингал уже знал, что не от всех пациентов можно дождаться благодарности. Когда студенты впервые столкнулись с воинственно настроенным страдальцем, то спросили доктора Эллеркера, как им следует поступить. И услышали в ответ: «Не ждите, что все пациенты будут вас любить. Мы не боги. Наша работа — попытаться понять даже самых неисправимых грубиянов и простить их».

Консультант кивнул Фицпатрику, который принимал пациента. Фицпатрик поправил пенсне на носу и доложил о предыдущих эпизодах госпитализации больного, а также о приступах боли в верхней части живота, начинающихся через два часа после еды.

— Хорошо, — мистер Киннир повернулся к Кроми. — Диагноз?

— Прободение язвы двенадцатиперстной кишки, сэр.

— Верно, — и консультант обратился к пациенту: — У вас в кишечнике дыра.

В этот момент боль, видимо, скрутила больного. В ответ он смог лишь простонать «Матерь Божья».

— Лечение, мистер Бересфорд?

— Оперативное, сэр. Лапаротомия. Закрыть перфорацию швом. Промыть брюшную полость. Надлобковый дренаж…

Фингал вытаращил глаза: он впервые слышал такой всеобъемлющий ответ от Боба Бересфорда. Молодец, Боб.

Мистер Киннир улыбнулся.

— Отлично, Бересфорд.

Боб с благодарностью взглянул на Фингала.

Мистер Киннир повернулся к пациенту.

— Мы сделаем операцию и зашьем отверстие. Вам дадут большую дозу морфия, чтобы приглушить боль.

— Спасибо, сэр. — Пациент отвернулся.

— Так, кто у нас следующий, сестра? — Мистер Киннир повел свою свиту к другой койке.

Фингал последовал за остальными, когда в дверях палаты внезапно возник Чарли. Он раскраснелся и тяжело дышал.

— Прошу прощения, сэр, — выпалил он, — но дело очень важное. Можно поговорить минутку с Фингалом О’Рейли?

Консультант умолк, маленькая толпа вокруг него притихла.

— Если действительно важное, тогда конечно.

— Вот, держи. — Чарли сунул Фингалу конверт с гербом и надписью «Ирландский союз регби». — Открой его. Да открывай же.

Фингал вскрыл конверт. Письмо начиналось словами «Уважаемый мистер О’Рейли». Его приглашали на отборочные испытания в национальную сборную. Фингал опустил руку с письмом.

— Тебя тоже, Чарли?

Чарли схватил его за руку.

— Испытания проводят в субботу на стадионе «Рейвенхилл» в Белфасте, так что нам придется выехать поездом накануне ночью. Уверен, мистер Киннир отпустит нас — я прав, сэр?

— Разумеется, — подтвердил консультант. — Это большая честь.

Фингал перевел взгляд на недочитанное письмо.

— Чарли, — тихо произнес он, — какого числа испытания?

— Через двенадцать дней. Времени как раз хватит, чтобы твой нос зажил. В субботу, четырнадцатого декабря!

— Так я и думал. — Плечи Фингала поникли. — Четырнадцатого… — он вздохнул. — Чарли, мне придется отказаться.

— Господи, да почему? — вскричал его друг.

— Помнишь, я говорил тебе, что ничто не помешает мне участвовать в отборе? Так вот, одна причина все-таки нашлась. Девятого начинаются экзамены. Четырнадцатого числа у меня устный экзамен по бактериологии и патанатомии.

Фингал вышагивал туда-сюда по коридору. Наступила суббота, 14 декабря, и он явился на устный экзамен по микробиологии за пять минут до назначенного времени.

Дверь открылась, появился очередной смертельно бледный экзаменующийся. Фингал узнал Эйдана Хьюитта — «вечного студента», поступившего в школу медицины даже раньше Боба Бересфорда.

— Профессор Биггер в скверном настроении, — шепнул он.

Два письменных экзамена Фингал уже сдал. В прошлую среду он начал отвечать на билет по патанатомии с вопроса «опишите макроскопическую и микроскопическую картину, характерную для острого панкреатита». К счастью, особенностям панкреатита он посвятил немало времени в субботу после того, как Чарли сломал ему нос. Второй и третий вопросы вообще показались ему подарками судьбы. Даже устный экзамен по патанатомии дался ему довольно легко. Фингал поправил галстук и вытер о штанины мокрые ладони. Потом сделал глубокий вдох и шагнул в аудиторию.

— Закройте дверь и садитесь, — велел экзаменатор, сидевший за столом перед медным микроскопом. Фингал узнал доктора Уильяма Джессопа, ассистента кафедры бактериологии. Рядом с ним сидел профессор Джозеф Уорвик Биггер, которому предстояло на следующий год занять пост декана факультета.

— Больно, должно быть, — заметил он, указывая на лицо Фингала. — Регби?

Отечность уже почти прошла, сохранились только грязно-желтые синяки под обоими глазами Фингала.

— Бокс, сэр.

— Надеюсь, смотреть на препараты это не помешает. — Доктор Джессоп придвинул к нему микроскоп. — Взгляните и расскажите нам, что вы видите.

Фингал сел, склонился к окуляру и навел резкость. В голове у него зазвучало шутливое определение, данное Бобом Бересфордом: «Микроскоп — хитроумный оптический прибор, благодаря которому расплывчатые пестрые кляксы становятся крупнее». Скопления бордовых палочек стали видны отчетливее. Микроорганизм «грамположительный». Подвинув предметное стекло, Фингал заметил мелкие сферы. А вот и споры. Три спорообразующие грамположительные палочковидные бактерии. Две аэробные, то есть для развития им необходим кислород. Третья — из группы анаэробных, то есть способных обходиться без кислорода. Он поднял голову.

— Можно узнать, сэр, в каких условиях выращены эти культуры — в аэробных или анаэробных?

— В анаэробных, — ответил доктор Джессоп.

— В таком случае это клостридии.

Слабая улыбка скользнула по губам доктора Джессопа.

Фингала гоняли по материалу все экзаменаторы по очереди, пока профессор Биггер не объявил:

— Последний вопрос. Кто первым описал возбудитель туберкулеза?

— Роберт Кох, сэр, в 1887 году.

— И как же можно выявить его при микроскопическом исследовании?

— Организм Mycobacterium tuberculosis плохо окрашивается даже при обработке кислотой. Препараты готовят с применением карболового фуксина, солянокислого спирта и метиленового синего — это так называемый метод окраски по Цилю-Нильсену, сэр. Под микроскопом микобактерии видны как красные палочки.

— Не думаю, — отозвался профессор с улыбкой, — что нам доведется вновь встретиться на этом же экзамене в теплую погоду, О’Рейли. Отлично.

— Читаю результаты еще раз! — объявил Чарли. — Выпускной экзамен, первая часть. О’Рейли. Патологоанатомия — сдана. Микробиология — сдана. — Он отвесил Фингалу низкий галантный поклон. — Джентльмены, — обратился он к Бобу и Кроми, — нам следовало бы склонить головы в присутствии гения.

Фингал рассмеялся.

— Как же я рад, — признался он.

— А уж мы-то, приятель! — подхватил Кроми. — Может, хоть теперь ты почаще будешь составлять нам компанию.

— Сегодня — обязательно, — кивнул Фингал, хоть и собирался впредь заниматься так же усердно. Ему понравилось чувствовать себя триумфатором, тем не менее он выдержал не экзамен, а переэкзаменовку. С предметами, которые ему следовало сдать еще в июне, покончено. Фингалу казалось, что ему наконец-то удалили постоянно ноющий, измучавший его больной зуб.

Боб Бересфорд хлопнул его по плечу, Кроми пожал руку. В тот день в палате дежурили Хильда и Фицпатрик, поэтому в библиотеку колледжа за результатами экзаменов явилась вся четверка.