– Ты не сможешь ничего сделать.

– Ты сейчас только усугубляешь свое положение, – вкрадчиво сказал Егор. – Я запихну тебя в такие рамки, что ты у себя в комнате вздохнуть лишний раз не сможешь. Будешь у меня на домашнем обучении, и никаких дополнительных занятий.

– Баба Шура этого не допустит!

– Посмотрим.

Он видел, что Стася испугалась такой перспективы, как бы она ни пыталась казаться храброй.

Влага затянула зеленые глаза, и Аравин, стиснув зубы, приготовился к разрывной слезливой сцене.

– Егор, пожалуйста, – неожиданно попросила она. В ее голосе больше не было злости и раздражения. Только тихая мольба. И в сочетании с умоляющим взглядом эта просьба рвала душу изнутри, резко подрывая шаткое равновесие.

– Сначала нервы мне мотаешь, а теперь «Егор, пожалуйста», – раздраженно выдохнул он.

– Я не хочу с тобой спорить. Но ты вынуждаешь меня сопротивляться. Для меня правда очень важен бокс.

Девчонка подошла совсем близко к нему, и было видно, как она внутренне дрожит от волнения. Егор ощущал ее страх перед ним, но то, как Стася смело обняла его, в очередной раз выбило почву из-под ног.

Почему-то не мог оттолкнуть ее. Но и обнять в ответ не мог. Руки будто перестали сгибаться, повисли вдоль туловища и закостенели.

Он хотел быть отстраненным. Но не получалось. Невольно проникался ею. Ее тихим шепотом, ее теплом, ее нежным и непередаваемым запахом. И когда девичьи ладошки мягко коснулись голого участка кожи на шее, ощутил нестерпимый жар под холодными пальчиками.

Понял, насколько ждал этого момента с того самого первого раза.

Простыми объятиями она переворачивала внутри него все внутренности. И он не знал, как противостоять этому шквалу эмоций. Потому что раньше с ним такого не случалось.

Он просто стоял и наполнялся ее теплом.

Кто поверит, он и сам не верил, что как только она отстранится, он захочет притянуть ее обратно. Стиснуть до хруста в костях и дышать глубоко-глубоко в полный объем легких, поглощая ее доверчивую нежность и заряжаясь ее солнечным теплом.

– Пожалуйста, не лишай меня собственного выбора, – снова попросила Стася. – Ты как никто должен понимать меня.

– Я как никто понимаю, что это опасно для тебя, – услышал он свой хриплый голос. – Мне бы не хотелось, чтобы через десять лет ты убивалась из-за кривого носа или неправильно сросшегося запястья.

– Сейчас пластическая хирургия очень далеко ушла, а через десять лет и подавно! – с беззаботной улыбкой сказала Стаська.

– Зря ты это сказала, – мрачно отреагировал он.

– Это вообще-то была шутка. Пожалуйста. Я буду очень осторожной! Мы можем продлить подготовительный период… до лета, например.

– Нет.

– До середины лета!

– Нет.

– Пожалуйста. Очень прошу!

Аравин шумно выдохнул и пронзил ее долгим тяжелым взглядом.

– До конца лета, и то посмотрим, будешь ли ты готова, – настойчиво сказал он. – Иди домой, пока я не передумал. Лимит уступок на сегодня закончен.

Егор ощущал, как с каждым днем привязывается к малолетней занозе все больше. Каждая встреча сминала душу и выворачивала наизнанку. Потому что теперь не мог думать исключительно о себе и своей карьере.

Не было больше зияющей пустоты в душе. Теперь на самом дне там плескалось что-то невесомо-теплое. Оно грело изнутри и с каждым днем наполняло душу все больше.

Поразило то, что, сегодня, глядя на фото Алисы, практически не думал о ней. Вспыхнул фитилек страха новой потери. Одна мысль об этом заставляла внутренности леденеть. Вот это было похоже уже на настоящую агонию. Потому что Аравин не знал, как подавить в себе эту слабость. Или хотя бы притупить, успокоив собственные нервы.

Мужчина остановился и, запрокинув голову, взглянул в звездное небо. От едкого сигаретного дыма зажгло в глазах. Но в немом диалоге с самим собой он не обращал на это никакого внимания.

Даже самому плохому боксеру известно, что главное в боксе не нанести удар, а суметь от удара защититься. Аравин – мастер блоков и величайший тактик по части продуманных комбинаций. Психологически устойчив и вынослив. В боксе все решают доли секунды, и Егор умел принимать решения молниеносно. В противовес природному инстинкту самосохранения, подчиняясь только профессиональным рефлексам и опыту, четко отмеряя нужные мгновения. Так почему он не знал, как выстроить блок против этих чувств? Как запретить себе думать?

И только сегодня понял, что боится снова слететь с петель. Значит, есть еще желание жить…

С госпитализацией бабы Шуры пусто и тихо стало в их доме. Не было слышно родного грубоватого голоса, который доносился в каждый уголок большого особняка. Не было ворчаний, что легко оделась. Не было возмущений, что мало поела. Не было нареканий по поводу учебы…

Отчетливо только сейчас поняла, насколько ей нужна подобная забота. Раньше она много времени проводила на кухне. Но без бабы Шуры это место потеряло свой уют и тепло. Теперь отсиживалась либо в гостиной перед телевизором, либо у себя в комнате.

На кухне гремела кастрюлями служанка Ольга, и сердце Стаси каждый раз замирало, отзываясь на эти звуки. На доли секунды спрессованный мозг думал, что это баба Шура привычно шумит в своем царстве. Очень грустно было возвращаться в действительность и снова внутренне сжиматься от беспокойства.

– Боже… Боже, храни ее…

Врачи уверили, что повода для беспокойства нет. Госпитализацию провели вовремя, и в первый же день прописанного медикаментозного режима баба Шура почувствовала себя значительно лучше.

На улице вечерело, и, невзирая на отдернутые портьеры, в гостиной становилось темно. Но Стася не спешила включать стоящий на расстоянии вытянутой руки от нее напольный торшер. Сидела на оливковом пушистом ковре с распахнутой картонной коробкой и тоскливо перебирала старые фотографии.

Напрягая зрение, рассматривала давний снимок – Егор, Алиса, Гриша и коренастый палевый пес с длинными ушами. Больше всех уделила внимание Егору.

Долго его разглядывала. Высокий, худощавый и хмурый. Волосы такие же темные, как и сейчас. Только намного длиннее острижены, своеобразно взлохмачены и торчат в области висков.

На этой фотографии, кажется, даже собака улыбалась, только не Егор. Как всегда, взгляд исподлобья, а губы плотно сжаты. Вразрез ему хохотали Гришка и Алиса.

– Почему ты сидишь в темноте?

Резко обернулась на окликнувший ее голос. Хотя ей не нужно было видеть воочию его обладателя. Она и так знала, что это Аравин.

Не ждала, что он сегодня придет. И все же рада его видеть. Сердце в груди безотчетно затрепыхалось, нагоняя артериальное давление до допустимого максимума.

Невзирая на внутренний трепет, рассматривала Егора внимательным взглядом. Пыталась определить, в каком он расположении духа. Хотя вариантов у Аравина не так уж и много: нейтрален, скучающе безразличен и зловеще раздражен.

Сегодня он выглядел усталым.

– Что случилось? – спросил Егор, опускаясь на корточки рядом с ней.

Пьянящий терпкий аромат его парфюма ударил ей в ноздри. Едва удержалась от мимолетного желания податься вперед и, прикрывая веки, вздохнуть глубже.

– Мне грустно, – откровенно сказала Стася.

– Посмотри что-нибудь веселое.

– Сахаром соль не перебьешь, – ответила со вздохом.

Настойчивый взгляд из-под припухших от недосыпания век Аравина прицельно устремился прямо в Стаськины широко распахнутые глаза. А она невольно кайфовала от его близости и внимания. Беспечно хотелось удерживать его подольше, несмотря на сбивавшееся дыхание и дрожание рук.

– Из-за чего грустишь? – наконец поинтересовался он.

– Не знаю. Накатило, и все, – ее голос звучал сдавленно, как ни старалась говорить спокойно.