— А если сделать две баррикады? — подскочил Тик. — Под каждой стеной. Мы так делаем, когда играемся в снежки. Никогда не знаешь, с какой стороны ждать опасности. Ты хочешь нападать с одной стороны, а тебя бьют с другой, ей-богу, мы так всегда побеждали противников. Так мы держим их в напряжении, а тогда, когда они ждут меньше всего, — огонь!

Виктор хотелось рассмеяться над той серьезностью, с которой это твердил малыш. Это хорошо в битве снежками. А здесь одни должны были защищаться камнями, а вторые наступают с оружием. Но вспомнив отчаяние Марии. Такое бессилие — жестокое. Жизнь словно вытекала из них, словно вытекала кровь, капля по капле, а они смотрели, как она вытекает, и не делали ни единого движения, чтобы ее остановить.

— Браво, Тик! — Виктор пришел в себя от собственных слов. — Надо только найти материал для баррикад.

Они не боялись непредвиденного нападения. Так как и нападавшим тоже негде было спрятаться. И все принялись, с отчаянием обреченных, собирать камни и валуны из потока и от берега, приносить их и составлять вокруг рюкзаков и спальных мешков, чтобы сымпровизировать какой-либо вал. Сперва он был жалкий, но постепенно рос, вот уже с полметра каждый, далее достиг целого метра и казался довольно крепким против нападения… Вот если бы еще и они имели оружие или у нападавших не было оружия. В особенности Тик был горд двумя редутами, как он их называл, и малыш побеспокоился, чтобы иметь под рукой топорик и большие камешки — ими он мог бы воевать два дня подряд беспрерывно.

Пойдя за камнем вверх против течения. Виктор недалеко отсюда увидел длинную трещину, развернутую отверстием к водопаду, и невидимую от пещеры. Она была похожа на нишу, выдолбленную на левом берегу метров на шесть над поверхностью воды. В этой нише мог запрятаться один человек. От ниши к баррикаде было метров пятьдесят. Идея Тика сразу стала грозной. Трое людей могли бы прятаться за баррикадами, а четвертый, скрытый в нише, пропустил бы нападающих вперед и сам напал бы на них сзади с камнями. То есть… не напал бы, а уничтожил бы всего двумя молниевыми ударами. Иначе спасения не было бы ни для того, кто в нише, ни для тех, что за баррикадами.

Мария и Ионел решительно отвергли предложение Виктора. Они даже слышать не хотели об этом, но и Виктор не собирался отступать.

— Другого спасения у нас нет! — настаивал он. — Только такая комбинированная защита. И я не понимаю, почему вы не согласны! Тайник в стене не различим от пещеры, его чуть видно от водопада, да и то, если хорошенько присмотреться. Нападающие ее не увидят, их внимание притянут только баррикады возле водопада. И они будут подходить осмотрительно. Будут стрелять не раньше, чем подойдут метров на пятьдесят. Может, они остановятся как раз подо мной… А этого довольно, чтобы сбить первым ударом одного из них, а не может быть, чтобы я не попал. Я же просто скину ему камень на голову, не понимаете? А потом брошу и во второго. Невозможно, чтобы я его не сбил!

— Я сам их сбил бы! — сказал неистово Тик. — Но я же знаю, что ты мне не разрешишь быть там. А мне же нет равных в городе в меткости, ей-богу, Виктор!

Виктор говорил вдохновенно, страстно, с горячностью. Мария и Ионел были поражены его уверенностью, но все не соглашались, еще колебались. Знали, что в случае минимальной ошибки первой жертвой стал бы, без малейшей надежды на спасение, Виктор.

— Но вы же не понимаете, — закричал Виктор, — что мне совсем безразлично, застрелят меня там, или здесь! Там по меньшей мере есть один шанс спастись самому и спасти вас. А здесь мы будем защищаться снежками-камешками из-за снежной баррикады против пуль… Ты не сердись, Тик, но без редута на стене твои баррикады не стоят ломанного гроша…

Мария сжала веки от боли, когда спросила:

— А как же ты влезешь туда, в нишу?

— Я могу залезть! — вдохновенно сказал малыш. — И я попаду лучше, чем ты. Мы сделаем пирамиду, и я дотянусь к нише, вы не успеете и глазом мигнуть!

— Именно так хочу сделать и я… — разочаровал его Виктор. — Сперва я взберусь вам на плечи, а там увижу… Под нишей есть несколько выступов, какие-то трещины, они мне послужат стремянкой…

Черешары присмотрелись к отверстию пещеры. Там не было видно ни одного движения, ни одной фигуры, ни одной подвижной точки. Все тронулись к нише, их проводник был прав. Трещину видно было только при внимательном обзоре от водопада, от пещеры она была целиком невидима. Но раскрытая, она, отнюдь, не могла называться тайником.

Прежде чем подниматься, Виктор выбрал из потока несколько камней, величиной с голову Тика, и закинул их один за другим с первого броска в нишу. Уверенность, с которой он их закинул, немного облегчила горечь и боль малыша с топориком за поясом.

Подъем быстро превратился в мучение — сначала для плеч Ионела и Марии, которые, хоть и согнулись под весом, но выстояли, пока Виктор не слез с них, а потом началось мучение для Виктора. Сперва он распластался, словно барельеф на стене пропасти. Даже подбородок он использовал, как крюк. Затем барельеф сантиметр за сантиметром поднимался по стене, и вот одна рука схватилась за нижний край возле трещины, и сразу же за этим произошел такой прыжок, который очаровал Тика, дальше — короткое раскачивание на одной руке, и в конце концов, вторая рука уцепилась в ребро трещины. Медленное и мучительное подтягивание… И вот Виктор в нише.

Он питал абсурдную надежду: может, ниша — начало какого-либо грота, где они могли бы запрятаться все, по крайней мере, где можно было бы выдержать любую осаду, как бы долго она не продолжалась. Породила эту надежду великодушие, с которым трещина приняла его камни. И он был счастлив, что не высказал ее преждевременно и не сотворил из нее идола. Разочарование было бы ужасным. Ниша едва вместила его самого. Он даже не знал, как разместить камни, чтобы они удобнее лежали под рукой и не мешали, когда придется их бросать… Нет, не так! Когда надо будет прицельно ударить!

— Направляйтесь к баррикадам! — велел Виктор своим друзьям, которые никак не хотели отходить от ниши. — Укрепите их!

Они против желания вернулись к водопаду. Жизнь их зависела от той точности, с которой упадут несколько камней… на вооруженных и жестоких людей, на тех людей, которые знают, что они не могут спастись иначе, чем убить. Они забыли или, может, запрятали в глубочайший закоулок души другую надежду, надежду на голубое небо, в которое с такой страстью вглядывался малыш с позолоченными волосами.

И Виктор со своей слепой ниши, со своей ниши с единым выходом — к водопаду, смотрел и изучал голубое небо. Вместе с тем же Тиком он увидел, как там, вверху, между небом и горой, что-то шевельнулось, словно мелькнула чья-то голова… да, это-таки…

— Урсу! — закричал малыш, словно ужаленный.

Глаза четырех черешаров умоляющее уставились в небо. Урсу исчез. Неужели он их не увидел, неужели он их не услышал?

С одного взгляда Урсу понял, а еще больше ощутил всю трагедию черешаров на краю водопада. К спасению был единственный путь: бросить им веревку и перенести всех поочередно через водопад вниз, на берег озера. Опуститься по веревке к ним невозможно. Он снова лег на живот и выдвинул голову над пропастью.

— Привет вам! — крикнул он к своим друзьям уже после того, как придумал план спасения. — Одну минутку… Один миг…

Он был скуп на радости. Голова его снова спряталась. Сам испытывал удивление своей выдержке. Нет! Не надо волнений, не надо радости, не надо ничего. Одна-единственная мысль: как спасти их? Он спустит веревку, привяжет ее к чему-то, скажет им хвататься за нее и спускаться к озеру водопада.

Вдруг его охватил страх: а если веревки не хватит? Вниз к водопаду приблизительно… метров пятьдесят… нет!.. меньше… где-то… так! тридцать пять метров. А от водопада к берегу озера или даже к самому озеру еще метров десять. Итак, всего сорок пять… А будь все проклято! Не хватает веревки! Ему захотелось плакать. Не хватало каких-то пяти метров. Всего лишь… Веревка, которая была намотана у него на груди, маленькая, не больше сорока метров. Точно. Будь оно проклято!