— Не знаю, как я сдержался, — сказал он под конец. — Мне хотелось схватить пальцами его нос и сжать… пока он не стал бы таким, как папиросная бумага… Это большое его счастье, осла!

— А может, это у тебя большое счастье, — охладила его Лучия.

— Это ты хорошо придумал с Буридановым ослом! — похвалил его Дан. — Чудесно! В особенности, когда он начнет расспрашивать в городе. Но, чтобы ты знал, Урсу, осел — это только гипотеза, созданная доктором Буриданом в четырнадцатом веке для обоснования «свободы равнодушия». Он привел пример с ишаком, которого одинаково донимали и голод, и жажда. Перед ним на одинаковом расстоянии поставили и воду, и положили сено. С чего он начнет? Свобода равнодушия?..

— Я только хотел поднять на щит этого Буриданового осла, — удостоверил Урсу, — и думал лишь о том, что он воплощение тупости. И пусть! Буриданов он или нет, все одно ишак остается ишаком!.. А как у вас дела с аппаратом?

Лучии с помощью Дана, который сейчас очень доброжелательно и восторженно стоял рядом с нею, в особенности реагируя на похвалы, удалось заново собрать аппарат. Работала Лучия, по словам Дана, «как рой пчел». А пальцы ее суетились и жужжали, «словно осы». К сожалению, закончила она монтировать аппарат очень поздно. Они ни разу даже не посмотрели на часы, пока не привинтили последнюю детальку. А когда подняли антенну, чтобы запустить рацию в работу, с ужасом увидели, что определенное для первого обмена сообщениями время давно уже прошло.

— Опоздали почти на час, — сообщила она Урсу. — Не знаю ничего. Ни что там, в пещере, ни даже отремонтирован ли аппарат. Мне страшно, не вышла ли из строя какая-то лампа… У-ух!..

— У-х, а все я! — загрустил Дан. — Проклятая эта пропасть!.. Не могла она меня проглотить раньше, чем это увидел Урсу!..

Потом он подошел к аппарату и начал его гладить:

— Ну, родненький! Ведь ты новорожденный… Скажи что-нибудь…

И аппарат ответил! Даже очень энергично. От волнения Дан готов был спасать его вторично. И Лучия, и Урсу тоже бросились к рации. Четырнадцатилетняя учительница даже зарделась от радости и незаметно закрыла глаза, чтобы вытерпеть ощущение жгучей боли. Но за миг тетрадь раскрылась именно на нужной странице, заостренный карандаш угрожающе проткнул воздух, а голос с холодным металлом в нем, который не терпел возражений, распорядился:

— Записывайте! Каждый! Будем контролировать донесение!

Они все лихорадочно начали записывать звонкие четкие звуки. И вмиг приемник смолк. Передача черешаров из подземелье закончилась. Черешары на солнце воспользовались паузой и попробовали расшифровать послание. Но через несколько минут они только недоуменно смотрели один на одного. На их листах были какие-то странные цифры и буквы:

— Я не знаю второго шифра, — признался Урсу.

— К нему не подходит ни один шифр, — сказала Лучия. — Это донесение совсем не поддается расшифровке. Может, что-то произошло в пещере…

— А может, перепуталась какая-либо проволочка в аппарате? — отважился предположить Дан. — Какая-то лампа или…

— Если бы там что-то перепуталось, он не работал бы совсем, — ответила Лучия. — А поскольку аппарат функционирует…

— Попробуй еще раз, — попросил Урсу. — Кто знает!

Лучия попробовала. Она снова передала надлежащий позывной:

«Та-та-ти-ти-та-та-ти-ти-та-та-ти-ти».

Секунда… две… три… четыре… молчанки и вдруг — очень четко сигнал в ответ:

«Та-та-ти-ти-та-та-ти-ти-та-та-ти-ти».

Из их улыбок, из блеска в их глазах можно было представить, какой вид имели лица тех, в пещере. Черешары снова были вместе. С помощью двух аппаратов, благодаря радиоволнам, они объединили мысли и чувства, надежды, радость и проблемы. Лучия начала записывать. Дан и Урсу забыли, что и им следует копировать сообщение. Зато Лучия не забыла, но, затаив сердце, переступив через себя, разрешила им обоим просто утешаться словами, которые они читали в ее тетради:

Лучия в свою очередь сообщила, что и на склоне горы программа осуществляется вообще хорошо. Тремя словами, в самом деле по-телеграфному, Лучия сообщила в пещеру о встрече Урсу с Петрекеску. Несколько секунд пауза, потом снова прием, и Лучия свободной рукой пододвинула Урсу лист бумаги с очень коротким содержанием:

Урсу положительно кивнул головой, и Лучия передала. Аппарат зацокал снова:

Тетрадь снова оказалась в руках Урсу, но на этот раз силач не смог ответить одним жестом:

— Я не могу сказать с уверенностью где… Как я, к черту, могу определить для них место?.. Где-то в километрах четырех от нас. Возле подножия одной скалы, твоей скалы, Лучия, возле шахматного коня… Та скала возле горы, где вход в пещеру. Петрекеску был сам… хотя мне показалось странным его неожиданное появление и очень быстрое.

Лучия сразу передала:

Из пещеры передали новые вопросы:

Урсу дважды кивнул на оба вопроса. Один раз утвердительно, второй отрицательно. Лучия передала.

Последние слова, которыми обменялись «мрак» и «свет», были слова удачи:

Последние выстукивания, потом молчание, миг тихого вздоха, секунды волнения, грусти, потом взгляд Лучии стал проникновенный и острый.

Она перечитала сообщение и дополнения, но не сразу закрыла тетрадь. Вопросы из-под земли были не очень успокоительные. Почему их интересует, был ли сам Петрекеску? Курил ли он? И даже то, долго ли разговаривал? Какие подробности стали им известны?

Урсу смотрел на Дана, Дан на Лучию, а Лучия удовлетворилась только тем, что пожала плечами и выключила аппарат.

Они остановились на привал в тени, здесь было прохладно, трава шелковиста, а кроткий свет словно переносил в себе ароматные запахи.

Путешественники во тьме прошли второе озеро, так же, как и первое, пользуясь плотом, бечевками и отвагой Виктора. Плот поочередно перевез их на левый берег, на узенькую каменную полоску, которая поразила всех, в особенности Виктора. Карта, на которой Виктор все время делал поправки, указывала в этом месте озеро меньшее, чем первое, в большом зале, с широкими каменистыми берегами. Озеро расширилось, затопило каменистые берега, и лишь небольшая заплата, на которую высадились черешары, оказалась не затопленной. Это были наибольшие изменения, на которые они до сих пор наткнулись в пещере.

Подземный поток продолжал свой бег к неизвестному слиянию речек или, может, к конечному пункту пещеры, как это указывала карта. Черешары использовали его, как и раньше: он, умный, послушный, был для них настоящим другом в этом мраке с отголосками и угрожающей неизвестностью. Однако надо было переправляться на противоположный берег, на правый, так как он немного удобнее. Карта очень твердо указывала на это, и в самом деле, объединив свет фонарей, они увидели на довольно немалом расстоянии широкий берег, немного более высокий, берег ровный, под беспорядочными стенами.

Тику снова посчастливилось найти возле нового озера, в нескольких шагах от места их причала, третий окурок сигареты, похожий на два других.

Но вот в лучах фонарей правый берег стал уже недоступный, весь залитый водой. На карте ничего этого не было видно. Еще одно важное изменение рельефа. С помощью плота переправились на левый берег, по которому можно было двигаться вперед, хоть и намного тяжелее, чем раньше.