— В доме инженера Флореску! — ответил, улыбаясь, хозяин. — Это одно из Тиковых удовольствий: заворачивать апельсины, так говорит его мать… А я скорее думаю, что настоящее удовольствие для него — искать, где я прячу красную бумагу. Так как я каждый раз меняю тайник, а он каждый раз его находит…

— А я думаю, что ему по душе заворачивать их, — мягко запротестовал дед Тимофте.

— Если так говорите вы, то так оно и есть… Бесспорно, так и есть, дед Тимофте. На днях как-то я пошутил…

— Тогда я не хотел бы продолжать. Ты только что сказал, словно у меня есть хорошее душевное качество. Может, это и правда.

— Так, дед Тимофте: вы всегда знаете, когда и как надо что-то сделать…

— Так вот… я тебя очень просил бы, чтобы ты отпустил парня вместе с другими в пещеру.

Инженер ответил, не поднимая взгляда на старика, который, побледнев, ждал ответа:

— Я отпускаю, дед Тимофте…

На дворе дед Тимофте услышал, как его кто-то позвал шепотом от окна:

— Я иду, дед Тимофте?

— Идешь…

Курносый малыш припал головой к плечу деда Тимофте. И умилил его до слез.

Стояла непроглядная ночь, поэтому никто никогда не смог бы утверждать, что якобы видел, как плачет дед Тимофте.

Ночи накануне больших странствий… Белые огромные паруса, поднятые на корабле детства… Я вижу тебя на берегу неспокойного далекого океана; и кто бы ты ни был, ты несешь чистый флаг детства; я ощущаю все твои страхи, в особенности боязнь разлуки и боязнь противоположного берега, который плывет к тебе на всех волнах…

Ночи накануне больших странствий… Ты жил и мечтал о них столько раз, и если они тебе не припоминаются, значит, они перешли ко мне, и именно поэтому в это мгновение я возвращаю их тебе назад… Сперва ты грезил ими много дней, недель, может, месяцев, и в течении тех многих дней ты узнал цену времени, часов и минут. За эти дни ты отдал всего себя движению, подружился со всеми мечтами, тебе хотелось бы закрыть глаза и сказать большому времени: иди! иди быстрее! Я хочу, чтобы настала большая ночь…

Но это обыкновенная ночь, ночь, похожая на все другие, и тогда ты просишь сон, чтобы он подошел к глазам. И веки твои закрываются, но в голове у тебя полно молний, которые освещают странные громады большого странствия. Тебе хотелось бы спать, погрузиться в эфемерный сон, оставить свое время, полететь в другое время, которое мчит вперед без тебя, без твоих мыслей, без твоих желаний, без твоего огромного нетерпения. Но сон не приходит, молнии не гаснут, дрожь не оставляет твоего тела.

Мало-помалу твои мысли, посланные в далекое странствование, встречаются с другими мыслями, которые приходят из мира, которого ты не будешь знать никогда. Видения твоих мыслей стираются нереалистичными картинами, которые наваливаются из ничего, они увеличиваются и начинают заполнять все. Какой-то танец галлюцинаций, без смысла, размывает их контуры. Откуда столько черных, гибких гостей таких невероятных размеров? Как быстро они успокаивают тебя! Ты — их раб, а они существуют только в эти исключительные мгновения. Немного спустя от них не останется даже упоминания. Ничего-ничего, только лишь ощущения, что они были. Были… были… Кто?.. Ты не узнаешь никогда… А гости тем временем растут, мягко наваливаются на тебя, укрывают тебя черными покрывалами, поднимают по спирали, поднимают, поднимают, и ты ощущаешь, что веки твои давно закрылись, и ты знаешь, в конце концов, ощущаешь в один коротенький миг просветления, что пришел сон… Сон… Сон… Ты заснул. Мир вокруг тебя, который касается тебя, может, благодаря тебе, узнает счастье.

Руки сна теплые и кроткие, словно мамины руки еще с той поры, которой ты и припомнить не можешь. Ты спишь… И лишь снежинки в своем молчаливом полете похожи на тебя. Те большие снежинки… их покой., их полет, о котором я не знаю ничего… их имена… из кротких сочетаний, которые образовывают… сне-жин-ки… прошепчи же… сне-жин-ки…

А со временем приходит сон, этот удивительный мир, весь замкнутый в тебе, который заполняет все пространство и время. Новые гости фамильярнее, обстановка, может быть, из твоего повседневного мира, а они могут быть больше обычного, могут быть веселее, благодаря твоему воображению. Одни тебя ласкают, другие колют или ранят, третьи, злейшие враги, могут тебя убить… Но перед большими странствиями приходят другие гости. Они берут тебя за руку и ведут в неведомые пространства, которыми ты, может, когда-то и бродил, но забыл. А может, никогда и не был в этом мире, а нашел его в книжках или на старой нечеткой карте фантазии… или в том самом сне.

Фантастические миры! Отвесные склоны, островерхие скалы, на которых ты отдыхал в сказках детства и с которых взлетал на волшебном коне из тех же сказок. Ох, всесильные и благородные сказки детства!..

Но есть и трясины, которые только и ждут, чтобы ты ступил туда ногой, есть и лес, населенный существами-монстрами. И тогда сон путается, ты вгоняешь ногти в плоть, ощущаешь боль и начинаешь плакать… Но всегда в последний миг добрая рука погладит твои веки, кроткое дыхание успокоит твое разбуженное дыхание…

Визитеры из сна исчезают так же, как и появляются, в один миг! Исчезают навсегда и уже никогда не возвращаются. Сны не повторяются никогда…

И сон спокойно покатится к светлому дню, перейдет, словно ласковый свет, сквозь цвета рассвета, мягко победит восход солнца и исчезнет тихонько и бессознательно, как тает белая тучка в голубом плесе неба. Зори тебя погладят легчайшими пальцами, первое дыхание солнца, которое тебя разбудит, — это чистое, прохладное дыхание…

О величественные, изнурительные ночи накануне больших странствий…

Полночь настала тихо, засветив звезды на затопленном небе. Весь мир словно закутался саваном сна. Город спокойно спал под звездным сводом. Только изредка во сне перешептывалась листва, разбуженная дуновением ветра, изредка пугались спросонок птенцы в теплом гнезде, где-то слышался посвист невидимых крыльев, но все покорялось всесильности ночной тишины. Была ночь и тишина: ночь — тишина… Была ночь накануне больших странствий…

Ни один черешар не спал. Пальцы теплые и пальцы холодные перебирали тоненькие струны, скрытые в их душах. Волнение у всех у них было одинаковое, словно у капель воды, но как по-разному они его переживали!

Дан выбрал простейшее лекарство, чтобы успокоить волнение: заменить его другим волнением. То есть читать, до тех пор пока книжка выпадет из рук, голова ляжет на подушку, а веки тяжело закроются.

Книга увела его в средневековье, во времена дуэлей и кавалькад; он уже читал ее несколько раз, это была одна из его любимейший книжек, и он с наслаждением перечитывал любимые страницы, но все равно не замечал, когда и как оказывался в опасном гроте, который угрожал льдом и пропастью, и надо было до боли сжимать веки, чтобы отыскать замок со свечами.

Мать, которой мешал свет, попросила его ложиться спать, но отец стал на защиту сына:

— Думаешь, человеку можно вменить в обязанность лечь спать так же, как брить бороду?

— Я знаю одно — когда темно, то ребенок спит. Вот и все!

— Здесь ты ошибаешься. Дан — уже не ребенок…

— Ваше дело… Если вы оба сговорились испортить мне ночь…

Дан погасил свет и сразу же, когда его окутала тьма, подумал о дневнике, дневнике путешествия. Он будет вести его в полной тайне, станет записывать в нем смешные приключения, та-ак!.. приключения, ссоры, недоразумения, которые могут появиться, это будет оригинальный дневник… А под конец экспедиции или, может, позднее, даже намного позднее, он соберет товарищей и прочитает им… глаза Дана вспыхнули, и перед ним встал дневник и карандаш в руке, который быстро бегал по бумаге, нанизывая строки о страхах и радости, об успехах и неудачах, много строк, которые тьма грота стремилась стереть…