— Родничок в норме, — сказал доктор. — Его можно трогать, и он должен исчезнуть к восемнадцати месяцам.

Затем он измерил рост Райана, проверил показатели и попросил Джилл снять с него подгузник, чтобы взвесить. Доктор Лернер проводил дополнительные тесты, пока Джилл подлизывалась к нему и Райану в равной степени. С восхищением во взгляде она наблюдала, как доктор Лернер заглянул в ушки Райана с помощью инструмента.

Насмотревшись на эту идиллию, Деррек сел в углу кабинета. Его мышцы были напряжены, и ему не доставляло радости то, что вёл он себя как ревнивый дурак. Он не испытывал таких эмоций раньше. Это вообще было не в его характере. У него не было причин ревновать, потому что он ничего такого по отношению к Джилл не чувствовал. Как она и сказала доктору, они были просто друзьями. Да, она нравится Дерреку, и да, она потрясно выглядит сегодня, но она выглядит так каждый день, и не важно, что на ней надето: будь то спортивный костюм со следами отрыжки или мешковатые штаны и пушистые розовые тапочки.

Проанализировав ситуацию, Деррек пришёл к выводу, что эти чувства вполне нормальны и приемлемы. Он хотел защитить Джилл. Она — мать его сына. Любой мужчина, который ей понравится, может стать отцом его ребёнку. В связи с обстоятельствами, чувствовать беспокойство — нормально.

Осмотр не занял много времени, и Джилл вытолкала Деррека за дверь.

— Я догоню, — сказала ему Джилл, оставляя Деррека и Райана предоставленными самим себе. Деррек взял люльку и вышел из смотровой в фойе.

Лора встала на ноги, когда он появился.

— Где Джилл? — спросила она.

— У неё какие—то дела с доктором. Почему бы нам не выйти на улицу и не подышать свежим воздухом, пока мы ждём?

Когда Джилл всё же догнала их, Деррек и Лора уже были на улице и в самом сердце фестиваля искусств. Торговые палатки, в которых продавались цветные мелки, были по обе стороны улицы.

— Простите, что я так долго, — сказала Джилл, заправляя за уши локоны волос. — Что ты думаешь?

— О чём? — спросил Деррек.

— О Нэйте.

— Думаю, он восхитителен, — предположил он.

Джилл рассмеялась.

— Я имею в виду, как о педиатре. Ты разве не думаешь, что он начитанный профессионал? Доктор, которому мы можем доверить заботу о Райане?

— Я не могу сказать, что встречал много педиатров за свою жизнь. Мне не с кем его сравнивать, прости.

— Похоже, я пропустила всё веселье, — сказала Лора.

— Вы двое хорошо поладили, — произнёс Деррек. — Думаю, у вас с Нэйтом будет свидание? — спросил он, хотя только дразнился.

Глаза Джилл засияли, как неоновые вывески Вегаса.

— Собственно говоря, да, будет. Мы идём в кино в пятницу вечером.

Деррека начало подташнивать, и он не был уверен, почему. Джилл была с одной стороны, а Лора с другой, пока он катил коляску по главной части города. В голове у него не было пункта назначения. Машина Джилл была в другой стороне. Он просто продолжал идти, стараясь сохранять спокойствие, так как знал, что это не его дело, чтобы выходить из себя.

— Как думаешь, ты сможешь понянчиться в этот вечер? — спросила Джилл.

— Он мой сын. Конечно, я могу присмотреть за своим сыном. Во сколько?

— Как насчёт четырёх?

По какой—то нелепой причине он чувствовал себя лучше, зная, что это будет рано, а не поздно.

— Это даст мне время принять душ и подготовиться. Нэйт ведёт меня в "Краш", новый ресторан на улице Жасмин. Я хотела туда ходить с тех пор, как они открылись полгода назад.

Они остановились, чтобы подождать Лору, которую немного потеряли. Она смотрела на кошельки ручной работы и торговалась с продавцом.

— Я думал, вы идёте на ранний сеанс.

— Я этого не говорила. Я сказала, что мы идём в кино, куда и идём, после ужина.

— Как долго вы планируете гулять?

— А что? У меня комендантский час?

— Нет, конечно, просто я думал, что ты сказала, что у вас с Сэнди много работы над журналом.

— Благодаря тебе, мы всё нагнали. Сэнди помогла мне написать мою колонку, а Челси вчера вечером привезла фотографии. Ты знаешь, фотографии, которые она сделала в тот день в парке. У нас много отличных фотографий для выбора. По словам Сэнди, чили получил восторженные отзывы, так что это тоже шаг, — улыбнулась Джилл. — Я начинаю снова чувствовать себя прежней, — она закружилась, подняв руки в воздух и подставив лицо солнцу. — Какой прекрасный день.

Да... прекрасный день.

— Вау, посмотри на это. — Джилл пошла поперёк улицы к одной из выставочных кабинок.

Деррек наблюдал за тем, как она охает и ахает над самыми уродливыми бронзовыми статуэтками, которые он только видел. Она принесла одну из статуэток ему и подняла её, чтобы продемонстрировать ему детали.

— Вот это я называю произведением искусства.

В его голове зазвенели слова его матери: "если ты не можешь сказать ничего приятного, лучше не говорить вообще ничего".

— В чём дело?

— Ни в чём, а что?

— Не знаю, — сказала Джилл. — С тех пор, как мы встретились с доктором Лернером, ты ведёшь себя как большая, мрачная дождевая туча в солнечный день.

— Может быть, это потому, что мне интересно, почему в одну минуту ты целовала меня, а в другую пускала слюни на хорошего доктора.

— Я не пускала слюни. Кроме того, ты ясно дал понять, что наш поцелуй был отличной, но большой глупой ошибкой. Так почему тебя волнуют мои отношения с доктором Лернером?

— Я не знаю, — сказал он. — Забудь о том, что я что—то говорил.

— Ты ревнуешь?

С его губ сорвался нервный смешок.

— Конечно, нет. Просто я не думаю, что доктор Лернер тебе подходит.

Это заставило её улыбнуться.

— Что?

— Доктор Лернер был на одном из пакетов "Эберкромби и Фитч".

— Где?

Её глаза сияли, пока она говорила:

— Все горячие парни попадают на пакеты "Э и Ф".

— Какое отношение это имеет к тому, что он тебе не подходит?

Она подала плечами.

— Просто подумала, что об этом следует упомянуть.

— Так ты считаешь его горячим?

Она фыркнула.

— Ага.

— Поэтому он тебе нравится? Потому что он горячий?

— Никогда не помешает быть горячим, но нет, это не единственная причина, по которой он мне нравится.

У него было такое чувство, будто он вырывает зубы.

— Так что ещё тебе в нём нравится?

Деррек последовал за ней обратно, где женщина терпеливо ждала, когда Джилл вернёт её произведение искусства.

— Прекрасная работа, — сказала она художнице.

Художница была пожилой женщиной с длинными седыми кудрями, которые свисали ниже её плеч.

— Я использовала глину и бронзу и провела часы над каждым кусочком, стараясь ухватить невинность и грацию женской формы.

— Ваша страсть отражается в вашей работе, — сказала Джилл. — Сколько стоит эта?

Деррек терпеливо ждал, пока Джилл осматривалась.

— Та, на которую вы положили глаз, стоит пять тысяч долларов. А вот эта триста пять сотен.

Деррек чуть не рухнул.

— Я должна подумать над этим, — сказала Джилл, — но если у вас есть визитка, я бы хотела следить за тем, где ещё вы будете показывать свою работу.

Женщина вытащила визитную карточку из переднего кармана своего фартука и отдала её Джилл.

Деррек взглянул на Райана в коляске, и тогда снова начал идти.

— Почему бы нам не перекусить чего—нибудь в кафе через дорогу, пока Райан спит? — сказал он.

— Это потрясающая идея. Я хочу есть. Посмотри на это, — произнесла Джилл, держа в руках визитку. — Эта женщина из Нью—Йорка. Она проделала долгий путь, чтобы продать свои статуэтки.

Они остановились на углу улицы, и Джилл нажала на кнопку на столбе. Пока они ждали, когда светофор загорится зелёным, она отправила сообщение своей сестре, чтобы дать ей знать, что они будут в кафе.

— Ты ответишь на мой вопрос? — спросил он.

Загорелся зелёный свет, и она пошла по переходу.

— Нет.

— Почему нет?