Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Да. Это была часть ее жизни. Но это была лишь половина ее души, которая ровно наполовину, и, ни больше, ни меньше, принадлежала и добру, и злу. Так было испокон веков. И так будет всегда. Даже если она пойдет выше, станет совсем на путь Света. Пятьдесят процентов Тьмы не уйдут никуда. Такова структура души. От этого уж никуда не денешься.

Как за такое короткое время ей удалось добыть такую славу, которая перестала быть тайной, этого не знал уже никто. Самое страшное, что саму Мартину это никак не смущало. Нельзя сказать, что она просто таки упивалась своей плохой славой, что ей нравилось выглядеть в глазах людей именно так, как это было, что когда ее видели на улицах в лучшем случае, сторонились ее или качали головой туда-сюда.

Но знаете, нельзя спорить с тем, что она была продуктом общества, который он из глины, из Мартины в младенчестве, выливал из неё всю жизнь, придумывая и накручивая иллюзию ее магических способностей изначально просто из каких-то догадок или ее минимальных задатков. Или просто какого-то странного, по меркам того общества поведения. А когда тебя в чем-то подозревают или обвиняют незаслуженно, какое это желание вызывает? Исконно только заслужить это. Ведь и так обвиняют. И вот подсознательно Мартина все более в реальности шла к тому иллюзорному образу, который народ рисовал о ней. А каких там картин только не было. Какое же все−таки бывает извращённое воображение у вроде бы верующих добропорядочных людей. Ну, не скроем, на первый взгляд, порядочных.

Мартина с детства стала изгоем. Изгоем, которому общество само дало такую силу, которую она сама лично, при всех ее стараниях, даже если бы вся Святая Инквизиция стала на ее сторону, не заработала бы. Народ сделал из нее монстра. Сначала в своем сознании. Затем они лишь убедили ее в том, что она им и является. Причем, убедили еще не достаточно. Она так и не понимала такого к ней отношения. Гиперболического преувеличения ее способностей.

Ее образ стал настолько гротескным в Саргемине, что они даже бы и не хотели, наверное, с ней распрощаться, - на костре, допустим. Потому что так легче - жить с прямым врагом. Со злой силой. Когда ты знаешь зло в лицо, вернее, предполагаешь, что знаешь, и живется спокойно. Вот только может быть зло - это не то? А, может быть, зло в тебе самом, если ты так уверяешь, что ты видишь его в другом? Ведь как тебе знать, что такое зло, если ты сам не являешься его носителем? Может быть, все то насилие, которые ты вымышляешь и вешаешь на это абсолютное зло, поселившееся у вас? Может быть, это и есть зло, которое произрастает в тебе, но прячется за маску твоей добродетели? А ты просто перебрасываешь даже тень такого подозрения вроде как на того, виноватого, на то исчадье зла. А, может быть, это исчадье зла и не хочет быть этим источником всех бедствий? Не хочет более запугивать? Может быть не того вы подобрали на эту роль?

Да, при всей смелости, отчаянности и некоей доли жесткости в Мартине, у нее не было жестокости, ей не хотелось нести зло. Она просто невольно стала носителем этого самого зла. Ей навесили ярлык. И она не понимала за что. Она и не пыталась соответствовать этим рамкам зла. Ей причисляли все новые и новые "заслуги", большинство из этого она даже не совершала. Народ уже может создавать мифы, легенды и баллады об этой ведьме и ее свите или "друзьях- коллегах". С этим народ еще не определился. Как не определился и с тем, кто же должен будет в последней битве репрезентовать силы абсолютного добра? Кто должен будет защитить их от псевдо тирана в виде Мартины?

А может, им и не нужна была защита? Может быть, им и нужно было это зло, как то, что могло управлять ими, как то, что они могли поставить на пьедестал и все свои пороки скидывать на это зло, подчиняться ему. Ведь именно это зло и было не маской, которую носило общество каждый день, а именно той их властью, которая показывала истинное лицо того общества.

А что чувствовала Мартина кроме обиды и сожаления за приписанную ей роль? Иногда она смаковала своим положением. Это было тогда, когда просыпались ее пятьдесят процентов.

Потом же эти же самые пятьдесят процентов были другими. В ней просыпалось ужасное отчаяние и депрессия, она хотела изменить свое положение. Ну не могла она тянуть на себе все это. За что она всегда не такая, как все? За что ее так ненавидят? Нет, не хочет она быть публичной. Все бы она отдала либо чтобы вообще стать такой, как все, но сама понимала, что это невозможно. Либо жить, существовать в тайне. Чтобы никто и не понял, что она - это она, и чтобы она смогла вздохнуть спокойно.

Но наибольшим чувством, которое внушило ей общество, была вина. Она чувствовала себя виновной в том, в чем ее обвиняли. Хотя вины ее в этом не было. Да, плохого палача они себе подобрали. Она явно не была той злой силой, против которой все так хотели бороться и что хотели видеть, но, увы, ее уже выбрали в роль олицетворения зла, и сейчас уже невозможно было что-либо изменить.

И зря она не хотела покидать город. Ей это предлагали как Аделард, так и Жак. С любым из этих мужчин могла она покинуть эти просторы. Денег у неё самой уже даже было достаточно. Это - в случае побега с Жаком, если бы она выбрала его. Аделарда же выбирать было бесполезно. Он бы сам не смог без всей своей жизни. А вот Жак, его жизнью была лишь Мартина. Он, как и Аделард, видел, что ситуация накаляется. Но так как его душа уже давно атрофировалась, он даже не делал вид, ему было просто плевать. Он все больше ушел в разврат, какие-то извращения, и увидеть его трезвым было практически невозможно.

Тот день, когда Аделард пришел к нему и попросил о помощи, о том, чтобы он стал Хранителем Мартины, зная, как она относится к Жаку, был самым сложным в его жизни. Аделард даже пошел на этот шаг, который убивал все его достоинство, при котором, он должен был бы переступить через себя, так как Жака хоть и не воспринимал своим ярым конкурентом и противником, потому что думал, что это очередная прихоть Мартины, как он всегда себе говорил: "Да они просто где-то в детстве вместе шли. Просто друг детства".

Не верил он, что Жак может стать тем человеком, который отнимет у него его любовь, если можно осмелиться, так выразиться. До последнего полагал он, что его решение отдать минимальное покровительство над ней своему врагу, вернее недоброжелателю, пустому месту, и ее другу - это лучший вариант присмотра. Ведь Жак ей верен. Пусть он и ничтожество. Но кто бы знал, как все может закрутиться.

В душе Жака пылали различные чувства. Он не верил, что Мартина ему не изменяет, хоть сам и недели не проходило, как изменял ей с другими женщинами. Да, ему было на них наплевать, но все равно, если бы остановить его и спросить: а зачем ты это делаешь, он не смог бы ответить. Может быть, так он замещал недостаток внимания Мартины к нему, так он минимально мстил ей, хотя получается, что мстил он самому себе, так как она почти не знала о его контактах. Она просто думала, что у него появились со временем какие-то маниакальные пристрастия, и даже к этому благосклонно, без опаски относилась.

Ее мировоззрение было перевернуто. Перевернуто не ею самой, а миром. С детства. Учитывая, что первый ее сексуальный опыт был насильственным, она и не думала, что существует простой секс без извращений. Это было неприемлемым для нее. Модели этого она не знала. А потому, если вот, допустим, в мире не существует солнца, как ты можешь его представить, если ты никогда этого не видел, даже если тебе это опишут. Да, ты возможно, даже представишь, но потом махнешь рукой и скажешь: да о чем вы! Это невозможно, потому что ты этого не видел и не имеешь веры в это. Это кажется тебе вымышленным. Пусть даже и есть те, кто видел это, пробовал. Но ты думаешь, что вы не понимаете друг друга. Или что тебе врут. Причем, самым наглым образом. Ведь ты знаешь, "как это бывает".

Это был один из самых прекрасных вечеров в жизни Мартины. Тучи сходились на дождь. Она просто шла по улочке вечернего Саргемина и очень жадно вдыхала свежий, немного пыльный холодный воздух, который, попадая в ее легкие, дарил надежду и придавал ощущение сказки.

76
{"b":"584706","o":1}