— Боже, я тоже скучаю по тебе. Я ненавижу то, что я застряла в своей квартире, и что единственным человеком, с которым я контактирую, стал Алекс. Он развлекается, только считая таблетки и подтягиваясь на моей дверной раме.

— Ты можешь позвонить Монике. Вы могли бы устроить девичник или что-то типа этого.

— Я произвожу впечатление человека, который может наслаждаться девичниками? Я хочу вернуться в Сипорт Виллидж вместе с тобой. Мы бы могли снова покататься на карусели, и в этот раз я бы позволила тебе купить мне шляпу.

Её разочарование было осязаемым. Инстинктивно Тристан хотел удовлетворить её желание. Он никогда не хотел отказывать ей в чём-либо, но ради безопасности она должна находиться там, где она сейчас.

— Мне очень жаль. Когда я вернусь, мы сможем это сделать.

— Ты поклянёшься своей привлекательной задницей, что так и будет.

Тристан рассмеялся и почувствовал облегчение в её дразнящем тоне.

— Считаешь мою задницу привлекательной? — спросил он.

— В тебе всё привлекательно, — произнесла она прозаично.

— Но в каком соотношении тебе нравится моя задница по сравнению со всем остальным моим телом, принимая во внимание, что она представляет приблизительно 9 процентов из 575 дюймов всей поверхности моего тела, — дразнил он. — Моя задница — твоя любимая часть моего тела?

— Нет. Твой член — моя любимая часть твоего тела. Он настолько идеален, что я хочу сконструировать двадцатифутовую статую в честь него, чтобы я могла преклонять колени перед ним и почитать его каждый день.

Тристан был ошеломлён её словами, почувствовав возбуждение в паху. Он понял, что не дышит и мямлит что-то невнятное в телефон.

— Чёрт, Джосси, — выдохнул он.

— Спокойной ночи, Тристан.

— Подожди! Что? Ты хочешь повесить трубку?

— Ага. Мне надо пойти помыть волосы или что-то вроде этого. Целую, — она дразнила его, едва сдерживая смех.

— Ох, пока.

Связь прервалась как раз перед тем, как он собрался произнести что-то очень жалостливое.

Ветерок с реки был теплым и влажным, но в целом ощущался, как будто разгорячённой плоти Тристана дали передышку. Он курил сигарету, нуждаясь в токсинах больше, чем в воздухе. Он взял почитать одну из старых книг в своей комнате, но не выносил раздражающего света от фонаря на крыльце. Здесь ему нравилось находиться в темноте. Это место не озарялось городскими огнями. Сверчки пели серенады друг другу, и эти песни отзывались в его душе спокойствием.

Битси очень тихо пересекла крыльцо и села рядом с сыном. Так как её присутствие причиняло ему боль, Тристан не подавал вида, что заметил её.

— Я знаю, что огорчила тебя, Тристан. Я знаю, поступила неправильно. Сейчас я это вижу, — мягко сказала Битси. — Тогда я просто хотела защитить тебя. Твое состояние было таким хрупким, я просто не могла добавить ещё больше боли. Я хотела забрать твою печаль и не видела, как твоя дальнейшая связь с МакКензи сможет помочь в этом.

Тристан выдохнул, наблюдая за дымком, который парил между их лицами, создавая занавес между ними. Но этот занавес всегда существовал. В действительности его мать никогда не видела, какой он на самом деле. И как все остальные, она никогда не заглядывала за привлекательный фасад и за проявления его ума. Большую часть своей жизни у Тристана было ощущение, что Битси в большей степени его восхищенная фанатка, нежели мать. Она всегда говорила, насколько он умён, как красив и вежлив, но на самом деле она никогда не старалась узнать его. И кажется, не знает его сейчас.

— Я не понимала, как много она значит для тебя, Тристан. Я бы хотела вернуться назад и сделать всё правильно. Ты знаешь, как говорят. Если бы желания были лошадьми, мы бы все ездили верхом.

Бисти вглядывалась в темноту сада, верхушки деревьев создавали четкий силуэт на фоне серого облачного неба. Она шмыгала носом и прикасалась к своим глазам, перед тем как к ним подступали слёзы.

— Мне жаль, малыш. Мне так жаль.

— Я знаю, мам.

Битси расслабилась, пригладила волосы и вытерла то, что осталось от макияжа под глазами. Она всегда говорила, что женщина с Юга должна выглядеть хорошо, даже когда у неё всё плохо.

— Это ничего не меняет. Я не готов простить тебя.

Битси оглянулась на дом в поисках Даниэля.

— Сделай мне одолжение, не говори никому, что я сейчас здесь.

Тристан встал и направился в сторону задней двери.

— Ошибаться свойственно людям, прощать — богам, — произнесла Битси ему в спину.

Тристан удерживал свой взгляд на двери.

— Каждый из нас — свой собственный дьявол, и мы превращаем этот мир в свой собственный ад, — ответил он.

Тристан оставил маму на крыльце наедине с её слезами и словами Оскара Уальда.

На улице было тихо, пока Морт прокладывал свой путь вокруг дома. Он проверил каждую дверь и каждое окно, в конце концов найдя одно незакрытое. Оказавшись внутри, он позволил глазам привыкнуть к приглушенному освещению и начал исследование.

Дом был типичным жилищем холостяка. Немного элементов декора, мало еды в холодильнике и ненадёжная система безопасности. Он обошёл все комнаты, не найдя нигде ничего особенного. Толчком открыв дверь в небольшой кабинет, Морт сжал губы, чтобы сдержать готовые сорваться с них слова. У одной из стен стоял небольшой стол с ноутбуком. На соседней стене сотни фотографий Моники Темплтон были приклеены и пришпилены к стене, формируя коллаж. Фото, как она покидает работу, как выходит из своей квартиры, машины, ест ланч и пьет. Среди фотографий к стене было также прикреплено несколько предметов. Обертки от жевательной резинки, пара кружевных трусиков и её потерянный рабочий бэйдж.

Медленными рассчитанными движениями Морт сорвал со стены каждую фотографию, каждый предмет и сложил всё это в небольшую сумку, которую он взял с собой. Он пришёл сюда в поисках информации, но сейчас его планы изменились. Он должен избавиться от этого надоедливого человека.

Удовлетворенный тем, что на стене ничего не осталось, он достал пушку из-за пояса и направился в сторону спальни.

— Просыпайся, сучонок, — голос Морта прозвучал громко в пустой комнате.

Мужчина проснулся, но, кажется, так и не мог осознать, что в комнате он не один.

— Я сказал, просыпайся!

Эван вскочил с кровати, испугавшись громкого голоса. Когда его глаза приспособились к темноте, он обнаружил, что на него направлен ствол очень крупного оружия.

— Что за…? — закричал он, стараясь увернуться, прижавшись к изголовью кровати. Паникующий голос Эвана надломился, как у подростка только достигшего половой зрелости

— Вперёд, давай и постарайся бежать, это только сделает процесс веселее.

Голос был холодным и до боли злым. Мурашки пробежались вдоль его позвоночника, когда глаза в конце концов рассмотрели обладателя этого голоса. Он не мог ясно видеть мужчину, стоящего над ним тени, но безошибочно идентифицировал его.

— Роб? Как ты попал сюда?

Ужас поселился в его желудке, вызывая тошноту. Страх покалыванием прошёлся по коже, и он знал, что у него осталось мало времени.

— Я нашёл твой алтарь, посвященный Монике, — сказал Роб, направив оружие в сторону стены. — Я всё это забрал. Не желаю, чтобы подобный кусок дерьма каким-либо образом был связан с моей девушкой. Ты чертов преследователь.

— Нет. Это не то что ты думаешь! Клянусь!

— Что тогда? Ты работаешь на Молони?

— На кого? — спросил Эван.

— Так я и думал. Как долго?

— Как долго что? — глаза Эвана сканировали комнату в поисках возможности побега.

— Как долго ты следишь за ней?

— Я не следил …

Морт приставил пистолет к его лбу.

— Я даю тебе возможность закончить это предложение.

— Д-девять месяцев, — заикаясь, сказал Эван.

— Ах, так по справедливости ты нашёл её первым. Очень плохо. Она просто была нужна мне для работы. Она привела меня к кое-кому другому. Но она зацепила меня. Ничего не могу поделать с тем, что хочу её.