Диаграмма с человеческим мозгом появилась на экране. Флеминг начал с теории, которая интересовала нас с моим отцом. По той причине, что рука Айдена лежала на моей талии, манчесторовский диалект не разъедал мои внутренности. Я склонила голову ему на плечо, украдкой поглядывая на его всеведущие глаза. Он впитывал информацию, но каждые несколько минут наши взгляды встречались. Раз или два он целовал мои волосы.

— Как ты узнал о протеинах, снижающих чувство голода? — прошептала я.

— Прочитал.

— Когда?

— Пока ты наряжалась в своих апартаментах. Тише, — он указал на экран своим подбородком.

Я слушала Флеминга, но часть моего сознания бесповоротно зациклило на Айдене. Как он мог освоить так много информации всего лишь в течение десяти минут, чтобы оперировать ею? Невозможно, на протяжении двадцати четырёх часов, всё остальное в нём превзошло, даже его красоту. Я схватила его руку, восхищаясь тем, как он заставлял всё ощущаться по-новому. В каждом слайде я видела своего папу, правда, но ничего из этого не ощущалось как дань уважения. Только как блистательное свидание с особенным мужчиной.

Когда презентация закончилась, Флеминг настоял на получении информации о моей работе. Айден купил мне подписанную Флемингом книгу, но когда он поймал меня за попыткой купить вторую для Дентона, то купил всю имеющуюся в наличии стопу. Он также предложил свести Флеминга с владельцем международной сети книжных магазинов.

— Ах, очень хорошо, очень хорошо, мистер Хейл. Какая удача всё-таки, что вы захотели частную аудиенцию. Элиза, дорогая, задумайтесь об аспирантуре. Мне доставит огромное удовольствие представить вас всему Эдинбургу.

Он пожал мне руку, широко улыбаясь. Я улыбнулась в ответ, сохранив выражение своего лица сдержанным. Профессор Флеминг даже представить себе не мог, как скоро я с ним свяжусь.

Когда мы вышли из Пурпурной комнаты, я бросилась на Айдена.

— Спасибо тебе за это. Это так много для меня значит, — я поцеловала его, понимая, что мне не получиться всецело выразить свою признательность всевозможными словами на английском языке.

— Не за что. Вообще-то это было довольно интересно. Итак, насколько я помню, у тебя был план по нападению для освоения "Пауэлса".

— Сначала, кое-что другое.

Я взяла его за руку и повела в Розовую комнату, которая была размером с его собственную библиотеку.

Он довольно усмехнулся.

— Больше роз?

— Не на этот раз. Просто совпадение.

— Хорошо, потому как Бенсон может уволиться, если ему придется изучать искусство оригами для создания бумажных роз.

Я рассмеялась, перемещаясь через проходы между стеллажами. Он всегда следовал за мной или шёл рядом — но никогда не шёл впереди. Не желая упускать ни единую частичку его присутствия, я начала идти задом наперёд.

— Вот здесь, — сказала я, когда мы подошли к ряду 738. Я начала подкатывать лестницу, но Айден остановил меня.

— Ты хочешь что-то достать?

— Да. Там наверху, на седьмой полке.

Он схватил меня за бёдра, будто я было сродни пульту управления Флеминга, и посадил меня на своё плечо.

— Мне так больше нравится, — сказал он.

— В таком месте моя попа ещё никогда не была.

— Немного удачи, и твоя попка скоро найдёт другое место, чтобы посидеть, Элиза.

Он сымитировал мой акцент настолько идеально, что я прекратила тянуться к полке и стала внимательно его рассматривать. Он не прилагал никаких усилий, чтобы скрыть тот факт, что заглядывает под моё платье.

— Твой оксфордский акцент безупречен! — выпалила я — почти как обвинение. Теперь я всерьёз была поглощена его умом: — Ты жил в Англии? — что ещё имеет смысл?

— Посещал.

— Но как ты смог произнести так чисто? Я пыталась говорить с американским акцентом все последние четыре года!

Он рассмеялся.

— Это определенно не сработало, даже, несмотря на то, что ты освоила жаргон. Теперь я могу провести здесь весь день, глядя на твои восхитительные ноги и эти довольно-таки соблазнительные хлопковые трусики, но я бы предпочел разорвать их на части в частном порядке. Итак, покажи, чем ты хотела со мной поделиться, поскольку только так мужчина может устоять, — он скользнул рукой под моё платье, прокладывая пальцами дорожку вверх.

— Ладно, ладно, вот она, — я потянулась за хорошо знакомым мне томом. Он опустил аккуратно меня вниз, моё тело льнуло к нему.

— Теория Ликвидации Нищеты? — прочитал он, его брови изогнулись.

— Знаю, знаю, техническое название, но смотри, — я открыла книгу на 485 странице и указала: — Это то, что ты помог мне пережить сегодня.

Он взял книгу, его зрачки сузились, изучая текст. Его рот раскрылся в форме прекрасного "О".

— "Геном Голода", авторы Питер Эндрю Сноу и Элиза Сесилия Сноу, — медленно прочитал он. — Это то, что ты написала в возрасте шестнадцати лет!

Я кивнула, потеряв дар речи. Он выглядел до смерти увлеченным, в отличие от зевающей Реаган и закатывающего глаза Хавьера, что было более чем понятной реакцией, нежели эта концентрация внимания. Он начал перелистывать страницы, но я вырвала книгу из его рук.

— О, тебе нет необходимости читать это. Я лишь хотела показать тебе, как много для меня значила сегодняшняя встреча с Флемингом. Давай, пойдём, почитаем что-нибудь более интересное.

— Более интересное, чем "если когда-либо и существовала ответственность для людей — та, мимо которой мы не должны проходить, а наоборот должны довести её до конца — так это устранить то, что уничтожит наше потомство. Благодаря производству синтетического нейропептида NPY / белка ожирения AGRP и пептидома РОМС, мы можем встроить в нашей ДНК искусственные последовательности, которые смогут не только насытить чувство голода, но и вовсе погасить его", — он процитировал статью, ни разу не опустив взгляд на страницы.

Я пристально смотрела на него, ошарашено, до тех пор, пока перед моим лицом не махнула рука, приводя меня в чувства.

— Как ты это сделал? — всхлипнула я. — Ты просто-напросто процитировал абзац со страницы 879, но ни при каких обстоятельствах ты не мог прочитать так много. Ты читал это раньше?

— Нет.

Я задумалась о моём жизненном опыте с ним, и неожиданно всё сошлось.

— У тебя фотографическая память, не так ли?

Он склонил голову на бок.

— Не совсем.

На мгновение всё выглядело так, словно он не собирался вдаваться в подробности, но затем он нахмурился, будто принимал решение. Он провёл рукой по опоре полки, глядя на меня.

— Я обладаю одним из типов эйдетической памяти, Элиза.

Что?

— Ты серьёзно? Я думала, что эйдетическая память это миф, — справилась я, вспоминая, как моего профессора по психологии познания досаждало, что люди злоупотребляют термином "тотальная память".

— Истинная эйдетическая память вполне может быть и мифом. Память не изучена в полной мере. Именно поэтому я и сказал, что у меня один из её типов.

Он дружелюбно улыбнулся. Очевидно, раньше он часто сталкивался со скептицизмом.

— Ты мне объяснишь? Как это работает? — изумлялась я, задаваясь вопросом "а мог ли он позволить мне провести сканирование его черепа на установке МТР Рида, чтобы я смогла заглянуть внутрь".

— Ну, это шире, чем фотографическая память. Я помню не только то, что читаю и вижу, но и то, что слышу, вкушаю, испытываю, чувствую — полный спектр восприятия. После того, как я почувствую что-то, каждый раз, когда я думаю об этом, я вновь испытываю совершенно ясно ту же гамму чувств и реакций. Это относится не только к эмоциональным переживаниям, но и к мирским, — он усмехнулся, нет никаких сомнений, что моя челюсть выпала и убежала в отдел нейробиологии.

— Именно так ты узнал, что я женщина с картины, и что картину нарисовал Хавьер! Ты абсолютно точно помнил изгиб моей шеи, да ещё и пятна краски на нём, верно?

Он улыбнулся.

— Да. Таковы очевидные детали. Взгляд. Звук. Аромат столистной розы. Поэтому я могу играть на фортепьяно, даже не глядя. Поэтому могу произнести слова точно так же как ты или даже Флеминг, — он перешёл на прекрасный манчестеровский акцент. — Поэтому я не делаю фотографий или записей.