Я надела трусики, игнорируя то, как они ощущались на моей чувствительной коже. Мой шаткий, но быстрый пульс отбивал ритм между моими бёдрами прямо по изысканному шёлку. Я взяла его рубашку и испытала порыв понюхать её. Запах сандала и самого Айдена. Как только я вдохнула его аромат, я осознала, что он уже надевал эту рубашку, возможно даже сегодня, вероятно, для того, чтобы пометить то, что принадлежит ему. Эта мысль без малого заставила меня забиться в конвульсиях, но также как, ни странно, придала мне немного мужества. Может быть, он понимал, что я буду нервничать, но буду не в силах устоять от того, чтобы не надеть её, зная, что она была на нём. Я надела рубашку, и его аромат заклеймил мою кожу.

Я выглядела вовсе не как те длинноногие блондинки в мужских рубашках, которые, как создавалось впечатление, были созданы на заказ для них. Нет, я выглядела как неотёсанный подросток, одетый в чересчур большую рубашку. Её край достигал середины моих бёдер, а рукава опускались ниже кончиков пальцев, практически доходя до коленей. Остальная часть висела мешком, но, по крайней мере, этого было вполне достаточно для того, чтобы прикрыть грудь. Ткань немного просвечивалась, привлекая внимание к моим соскам, но у меня не было представления, что с этим можно было сделать. Может быть, наложить на них пластырь? Проклятье, и почему я с собой не прихватила пластырь? Я начала искать его под двумя раковинами, отметив, что одна из них выглядит так, будто ей никогда не пользовались. Никакого пластыря. Нет даже ленты. Ох, чёрт побери! Я услышала стук в дверь и практически опустилась на пол.

— Элиза, я могу войти?

— Умм… ах… минутку, — мой голос в очередной раз прозвучал на частоте, которую могут слышать только летучие мыши.

Я сложила свою одежду, пригладив руками, расправила перед его рубашки, сделала глубокий вдох и открыла дверь.

Он осмотрел меня с макушки до кончиков пальцев на ногах, которые подогнулись от его взгляда. Ох, ладно, может быть ему не понравится мой вид и он положит конец этому безумию. Но его глаза горели огнём. Он взял меня за руку и повёл назад в спальню, ни на секунду не отводя от меня взгляда. Я, наверное, преодолела стадию бабочки и теперь находилась на территории "змея-и-заклинатель-змей". Он остановился в футе от кровати, его тело находилось в нескольких дюймах от моего тела.

Его пронзительный взгляд заставил меня испытать неловкость, поэтому я нарушила воцарившуюся тишину:

— Умм, хочешь ли ты, чтобы я нанесла макияж? Но должна предупредить тебя, я крайне плохо умею это делать, — мой голос прозвучал с придыханием.

Он наклонился ко мне, приблизив рот к моему уху.

— Никакого макияжа, — прошептал он, и его губы порхнули от мочки моего уха, вдоль моей челюсти, подбородка и вернулись назад.

Он повторил этот маршрут три раза. Я и не подумала успокоить своё шумное дыхание. Он отпрянул назад, и хотя его отстранённость была более знакомым ощущением, нежели его близость, я почувствовала себя потерянной.

— Не потому, что не хочу, — сказал он, словно почувствовал мои сомнения. — Если это не очевидно, Элиза, я весь горю.

Он обхватил рукой мою шею и притянул меня ближе к себе. Его эрекция властно прижалась ко мне. Ох! Насколько наглядная демонстрация.

— А ведь, в свете того факта, что в любую минуту здесь появится твой друг, я должен ограничиться лишь поцелуями.

Он улыбнулся и начал закатывать рукава моей рубашки. Каждый раз, когда кончики его пальцев слегка касались моей кожи, моё сердце начинало стучать так громко, что я боялась, как бы он не услышал.

Закатав рукава рубашки, он отступил назад и пристально посмотрел на меня. Я была уверена, что выглядела нелепо.

— Почему ты выбрал рубашку для картины? — задала вопрос я, дабы отвлечь себя.

— Серия называется "La Virgen". Я не знаю, соответствует ли название действительности, но мне кажется, что завершение серии должно нести посыл как об освобождении, так и о принадлежности. Ты так не считаешь?

— Ты имеешь в виду принадлежности тебе?

Его глаза стали неистово-синими и тектонические плиты, которые я впервые разглядела в "Парадоксе", скрылись с поля зрения – равно как и отрешённый взгляд.

— Как минимум на картинах, — сказал он мгновение спустя

Он взял меня за руку и, выйдя из его спальни, мы направились по ещё более просторным коридорам. Наконец, мы достигли арочного дверного проёма, из которого струился яркий свет.

— После тебя, — сказал он, но прозвучало это так, будто подразумевал "для тебя".

Я в трансе шагнула внутрь.

Моя первая мысль была о том, что освещение здесь не потускнело.

Моя вторая мысль... умиротворение.

Две необъятные стеклянные стены, задрапированные абсолютно белыми портьерами, собранными по сторонам, обрамляли комнату. По ту сторону стекла девственный луг откосно опускался до непроходимого леса. Небесный свет лился внутрь, окутывая комнату едва ли не сакральной атмосферой. Пол был выложен выбеленным деревом, а в самом центре, где все лучи света соединялись в земную северную звезду, стояли шезлонг и кресло, идентичные тем, что были в спальне Айдена. Остальная часть комнаты была окрашена в тёплые белые тона, подобно сказочной версии чистого листа.

— Мебель такая же, как и в твоей спальне? — приглушённым голосом спросила я, боясь осквернить непорочность комнаты.

— Да, — голос Айдена был таким же тихим.

— Почему не в настоящей спальне?

— Потому что она не для присутствия в ней мистера Солиса. И я не был уверен, захочешь ли ты этого.

В его взгляде читалось сражение, словно если бы что-то тёмное душило слабый проблеск света, который освещал сапфировые глубины его глаз в определённый момент. Я взяла его руку обеими руками.

— Ты этого хочешь?

Глава 17

Хейл и Солнце

— Я не должен, — ответил он.

— Почему нет?

Он покачал головой. У меня не было представления о том, что означали его таинственные слова, но я понимала, что тоже не должна была хотеть этого. Я погладила его скульптурную щёку, затрепетав от контрастного сочетания острых граней, мягкой щетины и восхитительной кожи.

— Может быть, на сегодня мы оба сможем притвориться, что должны, — сказала я.

Он грубо притянул меня к себе. Его губы впились в мои с новой гранью противоречия. Словно одна сила побуждала его, а другая сдерживала. Через наружную дверь послышался голос Бенсона:

— Мистер Солис прибыл, сэр.

Эффект от вмешательства Бенсона был мгновенным. Осанка Айдена стала прямой и напряжённой. Он стал выше, также как и вчера на улице у моих апартаментов. Сражение в его глазах испарилось, а его место заняла сосредоточенность снайпера. Поначалу я считала, что этот взгляд означает, будто он взбешён, но сегодня я видела сумасшествие в его глазах, и сумасшествием был Дракон. Этот взгляд нёс в себе нечто иное. Настороженность. Или защита. Прежде чем я смогла придумать, что можно было сказать, он вылетел из комнаты.

Пока я была в одиночестве, я постаралась успокоиться. Будучи одетой в телесные трусики и расстёгнутую рубашку, мне будет довольно неловко находиться здесь с ними двумя. Вскоре послышалась их поступь снаружи комнаты. Я села на точную копию кресла из спальни, скрестила руки на груди и подогнула под себя ноги. Я не смогу справиться с присутствием Хавьера.

Первыми вошли в комнату Хавьер и Бенсон, неся с собой мольберт и картонные коробки, за ними следовал Айден. Хавьер не выглядел Хавьером. На нём была надета светло-голубая рубашка с воротником, тёмные джинсы, которые я никогда ранее у него не видела. Его единственные туфли были начищены лучше, чем качественно-новый паркетный пол.

Он направился прямиком ко мне и расположил коробку с вещами у моих ног. Не промолвив ни слова, он что-то вытащил из коробки. Моя белая простыня. Я едва не потеряла сознание, испытав облегчение. Он накинул её на мои плечи, так и не подняв глаз выше моего подбородка. Я натянула её на грудь, вцепившись в неё изо всех сил. Если бы я не была en déshabillé (перевод с франц. — раздета), я бы его обняла. Должно быть, он понимал, что я разваливаюсь на части. Он кивнул мне и слегка пожал плечами. Я кивнула ему в ответ, но затем заметила Айдена.